Косынка сдвинулась влево, и кровавое пятно на белой блузе сделало ку-ку. Аля улыбнулась. Тошнота почти прошла. Появились силы жить и даже творить. Например, сотворить что-нибудь эдакое - пирожки с яблоками, или торт сметанник!
Эту белую блузку Алевтина купила на распродаже, вместе с нею прикупила брюки, праздничную юбку и зимнюю куртку. То, что в марте распродают зимние вещи, это ясно, но вот почему блузка так мало стоила было непонятно. Всезнающая подруга объяснила, что эта вещь из прошлогодней коллекции, как и претенциозная юбка, которая уже выходит из моды. Але всегда было совершенно безразлично, какого года коллекция, она руководствовалась одним: либо нравится ей, либо нет.
Апрельская суета не предвещала никаких сумерек бытия. Хлопоты были приятные, немного тягостные, все-таки уже за пятьдесят. Аля готовилась к юбилею мужа в меру своих сил и семейных материальных возможностей. Следовало накрывать столы в двух местах: на кафедре, которую он возглавлял уже 20 лет и в институте Северцова, где он трудился на полставки. В предъюбилейных хлопотах и затем в праздничной суете с тостами, стихами и музыкой, Аля забыла забежать в поликлинику за результатами маммографии. По дороге туда, уже после юбилейных торжеств, забежала в магазин, а там распродажа! Ну, обычное дело, женщина из магазина не может уйти без покупки.
Прошло всего три месяца, а как всё изменилось: и восприятие жизни, природы, людей; и собственная душа; и мысли; и окружающий мир.
Как хорошо, что еще такой теплый август. Еще можно носить летние вещи. Вот и сейчас она стояла перед зеркалом в туалете Пушкинского музея, в этой прелестной белой блузе и парадной юбке, и старательно завешивала шелковой косынкой кровавое пятно на правой стороне около груди. Косынка большая. Никто не заметит. Покойная бабушка часто говорила: «Надевай, что есть и иди. Никто не снимет и другого не даст».
Еще три месяца назад мир был иным. Весной, в преддверии летних планов, никто и подумать не мог, как трансформируется её жизнь.
Подруга подруги пригласила на выставку братьев Щукиных, на которую толстая очередь уже второй месяц топталась на Волхонке. Художник реставратор Женечка могла провести на выставку без очереди и Аля согласилась.
Маммография оказалась с последствиями. Печальный диагноз как удар молнии, мгновенный и ошеломляющий, не выбил из русла жизни растерянную Алевтину. Столько ужасных событий за эти три месяца несмотря ни на что, мобилизовали Алю. Операция позади, лучевая терапия в процессе. Каждый день Аля ходит на перевязку, затем на лучевую, потом, в зависимости от состояния тела, гуляет, читает. Сегодня она решила впервые выйти за пределы больничного двора и посетить эту знаменитую выставку, о которой столько говорят и пишут. Женечка была не в курсе Алиных проблем и не подозревала о её ночных мыслях, метаниях и мужестве нынешнего подвига выхода в жизнь.
Каждый день на перевязке врач, что оперировал Алю или операционная медсестра аккуратно откачивали лимфу и плотно заклеивали рану, затем Аля шла на процедуру. Лучевая терапия преобразила лимфу. Из прозрачной бежевой жидкости, она превратилась в вишнёво-кроваво-красную. И надо же, именно в этот день, когда Аля решила «совершить подвиг» и отправиться на выставку, рука медсестры дрогнула и вместо поддона, куда сливали лимфу шприц за шприцем, кровавый фонтан оросил белую блузку, специально привезённую дочкой для похода в музей. Ой, какие пустяки! На самом деле, чем больше город по количеству жителей, тем меньше внимания они уделяют друг другу и как говорил внук Алины: «Всем глубоко по барабану, какие у кого проблемы!». Аля родом из Советского Союза и её мир теплится надеждой на любовь, доброту и мир во всей Вселенной. Она достала белую шифоновую косынку и налепила на правую грудь, прицепив шпилькой к блузе. Такой пустяк, как кровавое пятно на груди не должен разрушить планы человека.
Превозмогая тошноту, вышла из метро, попила водички и отправилась встречаться с Женей.
Аля опасалась вопросов и ответов. Вчера на лучевой терапии в очереди привезли на инвалидном кресле молоденькую девочку, лет двадцати. Истеричная, рыдающая, причитающая, она казалась безумной. Вокруг суетилась её мать с отчаянием в глазах, погасших и скорбных. Все всё понимали, и никто ничем не мог им помочь. В полном молчании грустная очередь таких же больных наблюдала происходящее. Превозмогая себя, Аля незаметно для всех воткнула в уши наушники и включила 17 сонату Бетховена. Эта музыка спасала её от разрушительной действительности, и она снова и снова слушала Бурю, написанную 200 лет назад, которая ныне бушевала в её теле и в её мозге. Рано или поздно разбушевавшаяся стихия умолкает, на удивление эта восторженная мелодия преклонения перед стихией успокаивала её, как Similia similibus curantur, подобное излечивается подобным.
Женя оказалась в этот чудесный летний день переполненная своей эмоциональной личной жизнью, и не заметила ничего такого, что бы могло вызвать её вопросы. Она говорила обо всём на свете, что касалось её жизни и жизни близких, а Аля чувствовала и понимала как она далека от этого всего и как дрожит и трепещет больная рука, как набухают подмышечные раны, наливаясь кровавой лимфой и как дёргается грудь после секторальной резекции.
– Я рано вышла в люди, – думала она, – мне не хватит сил вернуться и улечься на койку в изнеможении, – Господи, неужели я не доживу до обеда, сейчас еще только 10 часов утра!
Жене позвонили с работы, и она с сожалением ушла, а Аля присела на лавку, отдышалась и, вдохнув побольше воздуха, как перед прыжком в море вошла в зал.
Выставка в Москве представляла историю купеческой семьи Щукиных, ее небывалую мощь и угасание после революции 1917 года, с демонстрацией всех шедевров, собранных братьями Щукиными и разлетевшимися по музеям Петербурга и Москвы.
История семьи Щукиных рассказана с помощью величайших шедевров искусства: полотен импрессионистов и модернистов, уникальных произведений восточного искусства, картин старых мастеров и предметов французской мебели XVIII века. Старые фотографии, где по стенам густо и тесно прижимались полотна сейчас великих мастеров, а когда-то совсем не признанных художников, показывали, как жили Щукины среди этих шедевров, окруженные модерном и импресьёном в живописи.
Начав с довольно традиционных пейзажей, менее чем за 20 лет Сергей Щукин сформировал одну из лучших в мире коллекций новой французской живописи. Каждому большому увлечению коллекционера — Клод Моне и импрессионисты. Пабло Пикассо, Анри Матисс, Поль Гоген, Анри Руссо и Андре Дерен — на выставке был посвящен отдельный зал. Аля шла по залам, она не знала, что их 11. Откуда-то из недр израненного тела вынырнули силы, исчезла немощь, тошнота и никто не замечал за отлетевшим в бок лёгким шифоновым шарфом, алое кровавое пятно на четверть белой блузы. Около «Танца» Анри Матисса Аля вспомнила первую поездку в Питер, а тогда еще Ленинград. Они с мужем были молоды. Ей 20 лет, а ему 24 и он стоял перед этой огромнейшей картиной, подражая танцующим, и шептал: «Я не могу сорвать одежды, а в костюме разве можно так отдаться танцу?!!!» А ночью в гостях на узком диване они любили друг друга и, сдерживая смех, изображали квинтэссенцию танца Матисса.
На улице, при ярком солнечном свете, шумящей зелёной листве, переполненная живописью и её историей, Аля поняла, что надежда есть, она выздоравливает. Всё будет хорошо.