Песок накатывает волной на бархан, но, испугавшись открывшегося простора, замирает. Оседланный собственным страхом, он покрывается со временем щетиной дикой поросли, и вот уже не он, песок, движется, а движутся по нему.
Однако ничто не способно глубоко его тронуть: всякий след на нём сперва теряет чёткость своего очертания, затем становится размыт и неясен. И вновь песочное полотно, одинаково ко всему равнодушное, простирается в бесконечность. Лишь зов ветра заставляет его очнуться ненадолго, мелкой дрожью пробежаться по скулам бархана. Но порыв этот сменяется осознанием безнадёжности погони за недосягаемым. Сиюминутная восторженность смиряется, затихает и гаснет, как уходящее за горизонт утомлённое солнце.
А песок, устроившись окончательно на ночлег, до рассвета будет глядеть на такую же безмолвную россыпь звёзд, всматриваясь в каждую из этих песчинок Вселенной.