Сергей с досадой стукнул ладонями по рулю – заглохла всё-таки! Он с тоской посмотрел, будто только что заметил, как в свете фар плотно, даже весело, косил дождь. Хоть и летний, а всё равно вылезать из машины не хотелось. Чёрт его дёрнул торчать в этой деревне дотемна! И толку-то – я не ожидала, что ты приедешь…
Он вытащил руки из рукавов куртки и накинул её на голову, взял из бардачка фонарик, отвёртку и пару гаечных ключей, вытянул защёлку капота, открыл дверь и, процедив вполголоса известное каждому междометие, ступил на мокрый асфальт. Ни в одну из сторон по дороге не было ни огонька. Да и кто поедет в эту глушь. Тем более, бензина на заправках нет.
Сергей включил фонарик и открыл крышку капота. Дождь застучал по нагретому двигателю, капли шипели и испарялись, подкапотное пространство тут же окуталось туманом. Не, так не пойдёт – и ругнулся парой междометий. Надо было чем-то накрыть движок. Ничего кроме чехлов с сидений не было. Да и фиг с ним, теперь-то уж чего! Даже не поцеловала на прощанье.
Пристроив чехол с заднего сиденья одним концом на крышку капота, а другой, накинув себе же на голову – другой опоры всё равно не было, – он повесил фонарик на крюк, склонился над мотором и торопливо начал откручивать гайки воздушного фильтра, чтобы добраться до карбюратора. Причина отказа движка была в общем понятна: грязный бензин. Нужно продуть жиклёры. А ведь хотел сюрприз сделать, взял у мужика на трассе втридорога канистру бензина и помчался к ней. Всего-то две недели, как её группу послали из института на урожай – не вытерпел, поехал.
Горячие гайки обжигали пальцы, накидка на голове начала промокать, капли текли по щекам, одуряюще пахло травленным бензином, междометия крепчали. Наконец, крышка карбюратора снята. Так и есть, на дне заполненной топливом поплавковой камеры у самых жиклёров расположились ржавые от грязи капли воды!
После серии совсем уж отвязных междометий в адрес мужика, продавшего бензин с водой, Сергей понял, что эту операцию – продувку жиклёров – придётся делать не раз, пока доберёшься домой. Разве что повезёт. Нет, даром ездил!
Он достал из кармана носовой платок и стал вымачивать бензин из камеры, отжимать платок и снова вымачивать. Дождь совсем намочил накидку, капли стекали по носу, губам, подбородку. Чтобы не падали в карбюратор, он отклонил голову и по-дурацки кокетливо заглядывал в него со стороны.
Наконец, очередь дошла до воды. Осторожно, почти нежно он промокнул эти капли платком. И вдруг подумал, что она, наверное, уже в постели, ей тепло и сухо. И она в одних трусах. А его трусы уже были насквозь мокрыми. Он непроизвольно ругнулся, и тут же спохватился – никогда он не связывал с ней бранных слов. Это – первый раз.
Камера была осушена. Он приставил к жиклёру конец мягкой трубочки от капельницы, второй конец взял в рот и сильно дунул. Ему хотелось сдуть ненароком сказанное хоть и не в её адрес, но очень близко к ней. И он с силой дул и дул в трубочку, прикладывая её конец к разным жиклёрам карбюратора.
Затем прокачал бензонасосом немного топлива через отсоединённый шланг и начал собирать карбюратор. Конечно, это устройство имело право не работать, – чего было ругаться – там жиклёры с отверстиями в доли миллиметра. И всё-таки странно, что маленькая соринка у жиклёра обездвижила машину весом в тонну. Не то, не так я ей говорил, потому и получилось… что получилось.
Сергей захлопнул крышку капота, стянул с головы чехол, куртку и постоял на дороге, смывая дождём с лица что-то лишнее. Смотрел в ночь, в сторону деревни, где она в тепле и сухости. И в одних трусах.
Затем сел в машину, на сиденье тут же натекла с него лужица воды, включил стартёр – двигатель завёлся легко и как-то благодарно – и тронулся с места.
Всю дорогу он умолял машинку не глохнуть, называл её нежными словами, клялся больше никогда не бранить и ни в коем случае не позволять маленькой соринке застопорить ход.
Уже подъезжая к дому, подумал, что ведь она всё равно была рада, просто он, скорей всего, не заметил. Не туда и не в нужный момент смотрел.