Глава ХХХХХХ. Разговор
Ну, Павлик и рассказал. Теперь-то что молчать? Не во всех, конечно, подробностях рассказал, а только то, что можно: про Ваську, про несправедливость, ну и про Дэна, конечно. Хорошо рассказал, правильно, так, чтобы ребят не подвести. Ребята что – он сам дурак, чего уж тут...
Прабабушка слушала внимательно, не перебивала, только вставляла иногда охи и ахи, прямо как нормальная бабушка. Он даже фотографии в смартфоне ей показал, раз уж она такая грамотная и знает про стрит-арт.
– Понимаешь, это как-то само получилось, что они решили, что я тоже художник. Ну, то есть, я сказал, что учусь… что могу что-нибудь крутое нарисовать, чтобы гада этого проучить… случайно сказал, а они и подумали…
– Ну, ясное дело, подумали.
– А отказаться я уже не мог.
– Ну, ясное дело, не мог. Один, значит, всё это провернул? Большая работа, масштабная.
– Один, – твёрдо сказал Павлик и почувствовал, как где-то вдали одобрительно кивнул ему Костя. – Один. Я всю ночь тренировался. На листочках. Ты извини, конечно, что я твою картинку взял…
Прабабушка только махнула рукой и снова вгляделась в фотографию.
– А высота-то здесь немаленькая.
– Я им сказал, что стремянка нужна будет, ну, они и принесли. Но рисовал я один. Они тут ни при чём.
Пра всё смотрела на монстра, который оказался совсем не монстром, всё качала головой. Молчала. А Павлик думал, как же хорошо, как замечательно легко жить в Москве, где ты из дома – в школу, из школы – домой, и всё с мамой или с папой, и как распрекрасно в лагере, где есть вожатые и расписание, а на море так вообще чудесно – можно никуда не выходить с территории отеля…
Тут прабабушка подняла голову.
– Ну, один так один. Молодец. Обещал друзьям – и сделал. А несправедливость, конечно, прощать нельзя. Но теперь, Паша, надо из этого выбираться. Заявление в полицию дело нешуточное.
Она спортивным шагом прошлась по комнате.
– Магазинишко этот, конечно, дрянь, и хозяин его человек не из лучших. Но это не наше дело. Наше дело – всё это безобразие превратить во что-то стоящее. Эх, все планы ты мне, Паша, ломаешь! Ладно. Иди, ищи своих приятелей, и все вместе сюда.
– Сюда? В смысле к нам домой?
– Ну да. Именно в этом смысле.
– Но они ни при чём, я ж тебе сказал, что я один…
– Помню, помню. Но, как ни крути, дело это общее, и без их помощи мы не обойдёмся.
– А если они не пойдут? – Павлик представил холодный взгляд Кости.
– Сделай так, чтобы пошли. Ты же пошёл для них рисовать на стене ротовые органы гусеницы. Но Юра-то, Юрий-то Борисович хорош! Личинка малярийного комара, ты подумай, а? И это член энтомологического кружка, победитель олимпиады школьников! А ведь кружок у нас был на весь район знаменит, о нём в газете писали. Вот что должность с человеком делает… Ну, что стоишь? Иди, иди! В два обед, а нам ещё социально значимый проект надо распланировать!
– Ну ба… то есть Паша… Я даже не знаю, что им сказать!
– А ничего говорить не надо. Просто пригласи чаю попить, познакомиться. Они, небось, тоже изнервничались, с шести-то утра.
– Почему это с шести? – подозрительно взглянул на прабабушку Павлик.
– Да вот…
Она с улыбкой протянула ему листок, где довольно криво было написано: «Буду в 6. Не волнуйся».
Угадала Пра – никого уговаривать не пришлось. Ребят он нашёл в стороне от космодрома, где по случаю субботы толпились мамки с детсадовцами. Пока проходил мимо припаркованных колясок, слышал обрывки разговоров: «…прямо во всю стену, представляешь?» «…да хулиганьё какое-нибудь!» и так далее. По напряжённым лицам мальчишек было понятно, что они всё это тоже слышали, поэтому начал Павлик без предисловий.
– Есть человек, который нам поможет…
А больше ничего говорить и не пришлось. Они так на него посмотрели, что он снова на минуту почувствовал себя главным – как утром у магазина, когда объяснял про клетки. А Пра, точно, поможет.
– Пошли!
И вот они стояли на кухне перед щуплой старушкой в спортивном костюме с надписью «СССР» и хмурились – не таким, видно, представляли себе человека, который может помочь. Какая-то старушка…
Но Пра не подкачала. И как это у неё получается сразу правильно себя поставить, думал Павлик с некоторой завистью. Хотя, если она была директором школы…
– …И теперь, парни, художника нашего спасать надо. Уж не знаю, как он один с такой серьёзной стеной справился, но с полицией, если что, ему будет справиться непросто.
Прабабушка обвела мальчишек взглядом главнокомандующего, задержалась на Косте. Тот уже не хмурился, а с недоумением смотрел то на неё, то на Павлика.
– Как это – он один?
– Да так – говорит, один. А разве нет?
Костя ещё раз взглянул на Павлика, потом на своих друзей.
– Он там не один был. Он только верхний ряд нарисовал, а я…
– Я – средний, – подал голос Слава.
– А я нижний. Так что это наша общая стена.
– Да? – не очень удивилась прабабушка.
– Да. Вы его не ругайте. Я сам его попросил нам рисунок сделать, он же художник. Он просто помог.
Павлик смотрел на Костю во все глаза. Потом на Славу. Потом опять на Костю. Потом на Ваську, который, наконец, заулыбался. И стало так хорошо, так легко, что подпрыгнул бы – точно достал бы до потолка, а они здесь повыше, чем в их московской квартире.
– Вы не думайте, мы не просто так рисовали, мы…
– Всё знаю, – остановила Костю прабабушка. – Благородный поступок, конечно. Борьба с несправедливостью. Робин Гуды и всё такое. Но товарищ капитан Пётр Иванович может этого не понять, а полицейский он хороший, я его сочинение по роману «Преступление и наказание» до сих пор помню. Так что выход один – вырастить из этого гадкого утёнка, то есть из вашего монстра, какого-никакого, но лебедя!
– Операция «Гадкий монстрёнок», – решился пошутить Павлик.
– Вот именно. Тут без вашей помощи не обойтись. Но раз вы команда, всё получится. Так будет справедливо, да? – Она посмотрела Косте прямо в глаза, и тот кивнул. – Сейчас в городе начнётся конкурс на лучший настенный рисунок, но пока дело раскачается, пока участники найдутся, Пётр Иванович будет к гусенице… к монстру, то есть, приглядываться с подозрением. Начать надо как можно скорее! Поэтому участниками будете вы. И рисунки должны быть такими, чтобы каждый дом захотел свои стены под кисти подставить, ясно? У нас не город будет, а мечта! А там, глядишь, и работа магазина улучшится, и вы что-нибудь получше на нём нарисуете…
– Кость, ты чего? Это ж фигня какая-то – про конкурс, – заговорил Васька, шмыгнув носом. – Зачем вообще рисовать-то? Нас, может, и не найдут! Этот, который на велике ехал, он далеко был, лиц не видел, узнать никого не сможет. Мало ли кто утром у магазина трётся!
Но Костя внимательно слушал прабабушку и, кажется, всё понял.
– Рисовать надо… потому что надо. Мы согласны. Да?
Он посмотрел на друзей.
Слава молча кивнул. Васька закатил глаза и покрутил у виска пальцем.
– Да я…
– Не знаю, сколько соберётся конкурсантов, и кто что будет рисовать, – перебила его прабабушка, – но вы уж постарайтесь себя проявить. Через неделю рисунки должны быть в мэрии.
– Через неделю? – закричал Васька. – Да я вообще рисовать не умею! Как я научусь за неделю?
– Спорим, научишься?
Прабабушка протянула Ваське руку. Рука была маленькая, сухая, морщинистая. Васька сконфуженно засмеялся и убрал руки за спину.
– А вы тоже что ли умеете рисовать, как Павлик?
– Нет, – вздохнула прабабушка, – как Павлик я не умею. Зато я умею решать неразрешимые задачи. А что вы умеете, мы сегодня поглядим. Давайте, по чашке чая – и в канцелярский магазин. Вот тебе деньги, Костя. Список того, что нужно, я сейчас набросаю. Айвазовским за неделю, конечно, не станешь, но это и не обязательно. Выше нос, муралисты!