"В ЧЁМ ИСТИНА?"
По залам Третьяковской галереи
В воскресный день с сестрой моей
Мы вышли со двора
"Я поведу тебя в музей",
сказала мне сестра.
Вот через площадь мы идем
И входим наконец
В большой красивый красный дом
Похожий на дворец.
- Это написано от лица сына Сталина Якова, в музей его ведёт сестра Светлана Аллилуева, - рассказывал император Николай II. - Они вышли из Кремлевских ворот, жили ж в Кремле, пересекли Красную площадь, потом мимо бывших Торговых рядов, ныне Государственный универсальный магазин - куда бы вы думали, - вот сюда, в Музей Ленина!
- Сами вы "Ленина"! Это музей 1812 года! - перебил его Сталин.
- Спасибо, Иосиф Виссарионович, за подсказку! Вот в этом прекрасном здании когда-то заседала Московская городская дума.
- Упраздненная, слава Богу, за ненадобностью, - бросил Сталин.
- То-то вы зажили счастливо, прикрыв думу, - сплюнул на булыжник царь.
- Уж получше, чем при царях-мироедах!
- От мироеда и слышу!
- Так вы точно, приезжие? - спросил Сталин двоих, разыскивающих на Красной площади Третьяковскую галерею.
Эти двое вызвались спонсировать в Третьяковском музее выставку художника Мессерера, "короля московской богемы". Знать его они не знали, слышать про него не слышали, но это не их вина. Они были детьми горбачевского времени, оба открыли при нем кооперативы, потом были на баррикадах у Белого дома, при Ельцине бились за денежные знаки, не жалея ни себя, ни других. Кроме бизнеса не знали ничего, да особо и не интересовались. Бизнес и спорт. Ну, поездки с семьей на отдых за кордон, больше ничего. Спонсировать выставку легендарного Мессерера им присоветовали их пиарщики - это, мол, легендарная фигура, 80 лет, родственник Плесецкой. О Плесецкой оба слышали, балерина. Масса театральных работ для Большого театра, МХАТа, "Современник". Жена - Белла Ахмадулина (кто такая? ну, как же, она написала стихотворение "По улице моей который год звучат шаги” из «Иронии судьбы», известная мадам в годы СССР, у них в мастерской собирались сливки советской и международной интеллектуальной элиты - писатели Аксенов (слышали, но не читали), Виктор Ерофеев (слышали), Попов (дальше!), Поженян (дальше!), Жванецкий (с ним ясно!), поэты Окуджава и Высоцкий (о, это серьёзно!), жена Высоцкого Марина Влади, Андрей Вознесенский (слышали, но не читали), Леснянская (не слышали; эта та, кто выходила на Красную площадь в знак протеста против советских танков в Праге. Это ладно), артисты Бортник ("Промокашка" в сериале "Место встречи изменить нельзя", знаем, знаем, видели), кинорежиссеры Тодоровский (слышали) и Тарковский ("Сталкер", "Андрей Рублёв"), театральный режиссёр Любимов с Таганки, художники Параджанов и Церетели, сатирик Арканов, ученые - Капица, Понтекорво, Мигдал...
Всё, всё, нам всё понятно, воскликнули оба, устав от непрофильной для них информации! Что будет на выставке в Третьяковке? Преподнесли им фотографии. Того, кто занимался производством стекла в промышленных объёмах, завела тема инсталляции - "Обыск", его деда так обыскивали в 1937, выворачивая всю квартиру наизнанку, выкидывая из шкафов и буфетов вещи, а с полок сбрасывая книги, предварительно проверив название и пролистав на предмет, нет ли закладок с компроматами. Инсталляция Мессерера - это предметы мебели тридцатых, где все вывалено и перемешено - детский велосипед и швейная машинка, подушки и книги, посуда и бельё.
Под оранжевым матерчатым абажуром - старый стол с древней пишущей машинкой, и детская лошадка, оставленная за ненадобностью... Тесный домашний мир, сдвинутый и всполошенный, исчезнувший, старорежимный... Над ним в вышине - металлические кресты, одетые в полосатые тюремные робы. На них - фотографии из "дела", анфас-профиль. Кого-то узнаешь сразу - Шаламова и Мейерхольда, Вавилова и Бабеля, кого-то не... Образ русской Голгофы. Метафоры? Какие уж тут метафоры, когда перед нами почти натуралистическое воспроизведение обыска, одного из тех, что пережила семья спонсора выставки.
Второго, который занимался фермерством и водкой, притянула другая инсталляция - "Реквием по Венедикту Ерофееву" из бутылок и грубых водочных ящиков. В центре этой странной стены, чуть в глубине - черно-белый портрет Венечки Ерофеева. На ящиках рядами - бутылки, маленькие и большие, запыленные и не очень, из которых выглядывают высокие свечи. Не алтарь, не мавзолей, скорее - поминовение вольной Венечкиной души. Кто сейчас о неподцензурном вольном Венечкином слове вспомнит? Мессерер вот вспомнил.
Спонсоры были как Пат и Паташон - один высоченный, под метр девяносто, огромные руки, широкие плечи, мастер спорта по штанге. Второй - низенький, толстенький, чемпион своего города по шахматам, гений оптимизации налогов и удачливый в самых рисковых финансовых операциях. Мессерер пригласил их в свою мастерскую на чердаке дома по Воровского, ныне Поварская. По телефону объяснил локацию: недалеко от памятника Бунину, напротив посольства Швеции. Про Бунина оба только слышали, посольство было более понятно. Договорились, что художник подарит за спонсорство каждому по картине, они сами выберут, какая им больше понравится. Картины стоят дорого, сказали им, и они не возражали - дорого так дорого, спасибо и за это. Они еще не знали, что муж поэтессы Бэллы Ахмадуллиной картины легко и спокойно зажмёт и никогда они их не получат, но сейчас это их не волновало совершенно. Оба, к своему стыду никогда не были в Третьяковке, кроме бизнеса ничем не интересовались. Отпустив водителей своих служебных лимузинов, решили посвятить часок-другой искусству, посетить Третьяковку и увидеть воочию и музей, и выставку Мессерера, с содержанием которой были знакомы по изданному на их спонсорские деньги огромному каталогу. И оказались почему-то у дверей Музея Ленина, как им сообщил человек, изображавший Сталина, он крутился у новодельных ворот, которые назывались Воскресенскими, восстановлены были при Лужкове, через ворота народ валил и валил на Красную площадь.
- Вот, чёрт, а я всю жизнь думал, что Третьяковка тут!
Подскочил Владимир Ильич Ленин - лысина, тройка, большие пальцы рук спрятаны за манишкой, поинтересовался.
- Сталина не слушайте! Я писал, что он ггуб, невыдегжан и всех подозгевает в измене! Паганоик!
- Сами вы параноик, Владимир Ильич!
Ленин
- Вы, как я вижу, пгиезжие? Ищите Тгетьяковскую галегею?
Низкий незаметно ткнул в бок высокого - приезжие мы, приезжие, но денег нет, сами побираемся, последний хрен без соли доедаем.
Второй был повежливее, в 90-е был в банде рэкэтиров, крышевал ларьки на вокзале и при аэропорте родного города, вежливость в банде приветствовалась.
- Ищем, да. Кажется, заблудились.
Подтянулись, заслышав диалог, Иосиф Сталин и император Николай Кровавый, ел мороженое.
- Ви хотыте, ми вас проводым до Трэтьяковской галэрэи? - спросил Сталин.
- Да вы не волнуйтесь, покажите, куда идти, мы сами найдём.
- Зиря ти отказиваишься, кацо, - сказал Сталин. - Ми б вам устроили ха-арошую и увлекатэлную экскурсию по городу. Всего по тысяче с носа!
- Плюс совместное живописное фото! - подпрыгнул Николай II.
Двое одновременно глянули на время - один в свой "Вашерон" последней модели, второй посмотрел в золотую трубку "Верту".
- Нет, если для вас дёшево, можем и по пять тыщ, - предложил император Николай Александрович, улыбаясь ласково, нервно теребя то золотой аксельбант своего чистенького полковничьего мундира, то бороду.
- Боюсь, ещё пять минут и экскурсия нам встанет в червонец каждому! - подмигнул бизнесмен бизнесмену. - Да ещё на "счётчик" поставят!
И вот, ударив по рукам, - по трешке! - пока цена не выросла, наши герои стали участниками разборки. Сцепились Ленин со Сталиным, к ним присоседился и царь, обсуждая маршрут. Сталин желал двинуться маршрутом своих детей - "вот через площадь мы идём", от бывшего музея Ленина (ныне 1812 года) по Красной площади, мимо Лобного места и сладкой парочки Минин и Пожарский, как её называют москвичи, мимо храма Василия Блаженного с завитыми куполами, на Москворецкий мост, где застрелили Бориса Немцова, а с него - налево в Лаврушинский переулок, где Третьяковка.
Но неожиданно восстал Владимир Ильич Ленин! Страшно картавя, багровея, он из принципа требовал изменить маршрут. ему было все равно, из-за чего цаапаться со Сталиным, он ненавидел этого выскочку и завидовал ему - многие Ленина не узнавали, принимали за уволенного за пьянку учителяа, завто к Сталину кидались на грудь и совали в карманы купюры.
- Ведите их, Иосиф Виссагионович, по Моховой, - картавил он громко, - там есть, что посмотгеть гостям нашей похогошевшей за годы пгавления Сеггея Семеновича Собянина, Москвы, пгошу вас как большевик большевика! Пгойдёте мимо "Националя", мимо библиотеки моего имени и дальше через Большой Каменный мост, там очень кгасивый вид на Кгемль!
Сталин из принципа не желал идти по Моховой, чтобы досадить картавому, но Ленина поддержал царь - тут быстрее будет, что сопли жевать и кругаля давать?
От бывшего Музея Ленина пошли в сторону Манежа. Проходя под яйцами коня маршала Жукова, Сталин принялся критиковать автора лошадки, - то ли дело конь под Юрием Долгоруким напротив мэрии, он в отличие от маршальского выглядит величественнее...
- Всё патаму что Иосиф Виссарионович лично назначал скульптора! Пад маю атвэтствэнность! Раньше этот скульптор лепил маленькие лошадки-свистульки, но я ему доверил большую, ха-ха-ха, свистульку! Вот только эти дураки отрэзали коню Долгорукового яйца и теперь князь скачет на лошадке!
Далее компания преодолела странный ландшафт из диковатых азиатских куполов-не куполов, что-то стеклянное, похожее на банки для лечения простуды или юрты кочевников, но из стекла и бетона, потом пошли вздыбленные чугунные звери, обсуждать их не стали, но под стенами грустного новодельного Манежа, спалённого лужковским пожаром, взвился уже император:
- Портачи лужковские! Двести лет стоял Экзерциргауз, никому не мешал! Его строили чёрт те когда - ещё мой прапрадед Александр Освободитель, победитель Наполеона - в честь нашей героиченской победы над супостатом-антихристом! Спалили и думают, что кругом одни дураки. Онг же горел, когда в 2014 году подсчитывали голоса на президентских выборах, отвлекали внимание от фальсификаций! А потом на пластиковом новоделе набивали карманы. Бедный Бове, несчастный Бетанкур!
- Николай Александрович, вы не очэнь-то разоряйтэсь, ваша власть закончилась в 1917 году. Как хотым, так и живём, что хотым, то и поджигаем!
- Тьфу, - сказал император и под стенами новодельного Манежа шли молча. Стоял по Моховой с видом на университетское здание и храм Святой Татьяны, мимо бывшей гостиницы "Петергоф"; писатель Гиляровский очень нахваливал местный ресторан: "...сегодня, в понедельник - рыбная селянка с расстегаем. Во вторник - фряки... По средам и субботам - сибирские пельмени... Ежедневно шашлык из карачаевского барашка..."; после революции "Петергоф" как рабыню господину отдали пролетариям под адские коммуналки на 10-15 комнат с никому не нужным тогда видом на серый. грязноватый вида не пафосный Кремль, а в двух подъездах, до которых не добралась революционная ломка помещалась приёмная Верховного Совета СССР и внутри угнездился сам "всесоюзный староста" подслеповатый, но любвеобильный Михаил Калинин, давший своё имя совершенно не русскому названию улицы Арбат.
Герои шли мимо Библиотеки Ленина и Дома Пашкова, получившего известность после публикации романа "Мастер и Маргарита", отсюда Воланд и его свита отправились вон из Москвы куда-то в мировую дыру, захватив с собой двух москвичей, потом через Боровицкую площадь, оставляя справа Знаменку с её, опять же, бывшим Александровским юнкерским училищем, его юнкера отбивали Кремль у народных масс в октябре 1917 года и пушки большевиков щедро осыпали снарядами тут всё, паля с Воробьевых гор; певец Вертинский посвятил погибшей молодёжи такие трагические строки "...я не знаю, зачем и кому это нужно, кто послал их на смерть недрожавшей рукой"... наши герои спускаются к диковатого вида человеку в чем-то, похожем на халат с огромным крестом, пробегая поскорее мимо и, оставив по левую руку Кремль и Боровицкую башню, взошли на Большой Каменный, бывший Всехсвятский, мост, любуясь видами Кремля и острова Балчуг, его почему называют то Болотный, то Золотой и никак не решат, какое название предпочтительно, но по ценам на недвижимость, скорее, "золотой".
По Малому Каменному мосту через Водотводный канал герои шагали на Ордынку, разглядывая издалека мощную крепость Дома на набережной, где, как говорят, не было квартиры, из которой бы в 1937 году кого-то не забрали куда следует; под мостом перешли магистральную Ордынку и вдоль Софийской набережной пошагали в сторону улицы Пятницкой, мимо новых роскошных апартаментов с видами на Москву-реку, мимо особняка английского посла, который до 1917 года принадлежал сахарозаводчику Харитоненко и заказан был легендарному архитектору Ф. Шехтелю, тут проживал фантаст Герберт Уэлсс, явно в московской запарке он не заметил Москвы-реки, так как написал, что это здание расположено "напротив высокой кремлёвской стены", потом оказались у ворот бывшего завода бывшего Густава Листа, где над их головами возвышались две чудом сохранившиеся скульптуры красавцев-кузнецов, огромные стальные царские орлы над воротами давно ушли в переплавку, как и сам завод, выпускавший самое разнообразное оборудование - от весов и гирь до насосов и противопожарного оборудования; впрочем, первоначальный капитал Лист заработал на распиле, нет, не бюджета, а огромных сахарных голов, в таком виде производил сахар его сосед по Софийской набережной. Пройдя мимо Листа, компания свернула на Лаврушинский переулок, к некогда частному музею Третьякова.
- Вот вы где! Почему опаздываете, семеро одного не ждут! В следующий раз без вас пойдём! - накинулась на них какая-то полная тётка и куда-то над головами длиннющей очереди на Сомова, прокричала, - четверо нашлись! Где-где, пиво дули за углом, скорее всего!
Толкая их в спину и показывая охранникам какие-то талоны на питание, мол, "наши, с экскурсии, затерялись"! - пропихнула их сквозь турникеты и буквально вмяла в толпу тёток явно из малых городов страны, судя по их несчастному и разноцветному виду.
- Слушайте сюда! - завопила тётка. - Это Государственная Третьякоовская галерея, её основал в 1856 году очень богатый купец Павел Третьяков. После революции 1917 года галерею национализировали, а коллекция стала пополняться предметами из частных собраний и музеев.
- Крали у "бывших", а теперь говорят, что пополняли, - возмутился император.
- Послэ драки кулаками не машут, - осадил его Сталин. - Никто вам нэ мэшал нас подавить и повесить картавого за яйца!
- Тиш-ше там! - прикрикнула тётка. - По состоянию на 2018 год экспозиция насчитывала более 180 000 предметов и включала в себя предметы живописи, скульптуры и изделия из драгоценных металлов, созданные с XI по XX век. Так как время у нас ограничено, мы с вами посетим те залы, где хранятся шедевры великих русских художников - "Богатыри" и "Алёнушка" Васнецова...
- Алёнушка есть! Ой, да она ж на шоколадках!
- "Утро в сосновом бору" Шишкина.
- А разве не "Мишки на севере"?
- "Грачи прилетели" Саврасова...
- Ой, мамочка, и грачи тут! Я так хочу увидеть грачей, - опять простонала дамочка, которая только что ахала, услышав об "Алёнушке" и "Мишках". - Всю жизнь мечтала! Они ж были на обложке учебника "Родная речь", я как сейчас помню - храм стоит и грачи вжик-вжик между деревьями! Всю жизнь мечтала в натуральный размер увидеть!
- Без комментариев прошу!.. "Боярыня Морозова" Сурикова...
- Ой, она же своих крестьян истязала и мучила! Кипятком их обливала, садистка, на мороз выставляла голышом, бороды рвала! Очень страшная картина, её в тюрьму увозят, а она всем кулаком гроизит - вернусь и всех вас поубиваю!
- Женщина, что вы несёте! Морозова была старообрядка, она прокляла ересь никонианскую, её в острог везут, а та, про которую вы говорите - это Салтычиха!
- Ой, верно! Ошиблась я, точно - Салтычиха, какая ж я дура! А в принципе они все хороши, все крестьян своих мучили...
- Слушайтэ, женщина, - Сталин повернулся к той, которая всё комментировала, - вы меня уже утомили!
- Мама, - вскричала женщина, - живой Сталин!
- Тиш-ше там! Перечисляю шедевры, которые мы увидим... "Охотники на привале" Перова, "Неравный брак" Пукирева и многое другое не менее ценное.
- А есть там Айвазовский?
- Айвазовский есть! "Радуга".
- А "Чёрный квадрат" Малевича ещё есть?
- А почему ему "ещё" не быть?
- Писали, что из музеев в девностые картины выносили и вешали очень похожие копии, даже не отличишь!
- Слушайте, дамочка, просила бы вас помолчать! Вы всем мешаете постигать искусство! Ещё есть зал Николая Ге, картина "В чём истина", Понтий Пилат допрашивает Христа". Она может быть интересна тем, кто недавно смотрел киносериал "Мастер и Маргарита" - для сравнения. Как вы помните, Пилата, подписавшего приговор Христу играет Кирилл Лавров, а Христа играет...
Она сделала паузу:
- Христа играет...
И все хором проорали: Безру-уков! И глаза у женщин зажглись как у кошек в ночи и была в них глубоко спрятанная любовь и обожание.
Два бизнесмена переглянулись между собой - надо бы искать коммерческого директора, подписывать спонсорский договор на выставку Мессерера. Но оба смотрели сериал и было им очень занятно сравнить фильм с картиной совершенно нехнакомого им художника, чья фамилия состояла только из одного слога - Ге.
А толпа экскурсантов уже хлынула вверх по лестнице и промчавшись табуном мимо шедевров, сгруппировались у полотна, на котором Пилат вопрошал у человека со спутанными волосами и в длинном хитоне, очевидно, Христа, что-то. Все вглядывались в его облик, пытаясь найти хоть какое-то сходство с популярнейшим Безруковым и не находили, увы, никакого сходства.
К толпе экскурсантов из провинции присоседилась группа студентов, слушали рассказ гида:
- Создавая свой образ Спасителя, художник Ге отступил от канонов академизма и сложившейся в эпоху Ренессанса традиции изображения Богочеловека. Картина носит название «Что есть истина? Христос и Пилат», но облик Христа не совпадает с привычными чертами европейской иконографии. Вы прекрасно знаете, как изображали Христа мастера Возрождения - идеально красивым, физически совершенным. Ге, как он говорил, "сломал тициановского и давинчевского Христа» - Иисус на холсте предстаёт в виде человека худого, изможденного, с пронзительным взглядом. Зато Понтий Пилат как бы олицетворяет и силу Рима, и силу материального мира, земного могущества. Николай Ге писал: «Пилат считал себя властью, Христос же говорил: Я - Царь без солдат… Пилат боготворил физическую силу, Христос же есть существо убеждений. Важно было показать столкновение этих двух начал». Работа художника вызвала ожесточённые споры. Обер-прокурор Синода Победоносцев картину запретил. Тот самый Победоносцев, который призывал власти в отношении народа "держать и не пущать", считал, что "жиды одолели Москву", а либеральную интеллигенцию называл "пятой колонной", за что был высмеян неоднократно в эпиграммах:
Победоносцев для Синода.
Обедоносцев при дворе,
Он Бедоносцев для народа,
Доносцев просто при дворе.
Блок о нём писал с презрением, что тот "над Россией простёр совиные крыла", а Лев Толстой просто изобразил его в образе Каренина.
Но многие деятели культуры встали на защиту Ге. Например, писатель Николай Лесков сказал так: «Это первый Христос, которого я понимаю».
- Есть вопросы по этой картине? Если нет, переходим в следующий зал.
Четверо задержались у полотна.
- Ну? - спросил один и второй согласно кивнул - я "за".
- А мы? - напомнили о себе Сталин и царь. Их тоже взяли.
Они вылетели в окно Третьяковки и вскоре их можно было обнаружить в Елисеевском магазине, где они купил 7 бутылок разных алкогольных напитков - текилы, коньяка, водки и виски (по предпочтениям), нарезки, кока-колы, сыру рокфор и бри, чипсов. А еще позже их можно было видеть во дворике в Колобовском переулке, где качели и турники.
Там они начали, а где закончили, придумайте сами.