Глава 142
Итак, мы снова встретились вместе. Могли ли мы расстаться, как ни в чём не бывало? Разумеется, нет. Мы уговорились на следующий день встретиться за обеденным столом, и на этой встречи не было уже ни тени подозрений, мы вновь были такими же неразлучными друзьями, какими были двадцать лет назад.
Я даже с позволения д’Артаньяна позволил себе рассказать пару анекдотов про Мазарини, но и гасконец не остался в долгу, рассказав не менее смешные истории про герцога де Бофора. Последний анекдот казался любовных приключений герцога.
— Если уж говорить о любовных приключениях, то самый смешной анекдот за последние десять лет, я услышал совсем недавно! — сказал д’Артаньян, но вдруг, взглянув на меня, осёкся.
— Что же вы замолчали? — спросил Портос, который уже приготовился услышать что-то особенно весёленькое.
— Я вдруг осознал, что забыл последние пару слов этого анекдота, а именно в них была вся соль, — сказал д’Артаньян.
— Как неудачно, — проворчал Портос.
— Если вы запамятовали эту пару слов, не старайтесь вспомнить, — мягко ответил Атос. — Ваша память сама подскажет вам забытое, если это будет для вас важно, а если что-то забыто, следовательно, так тому и быть.
По растерянному взгляду д’Артаньяна я понял, что анекдот, который он хотел рассказать, касался герцогини де Лонгвиль, и я даже догадался, какой именно, поскольку указание на два последних слова не оставляли сомнений на эту тему. Я оценил деликатность моего друга и был рад, что он вовремя спохватился. Кажется, причину «слабой памяти» д’Артаньяна прекрасно понял и Атос, и лишь Портос принял это объяснение за чистую монету. После этого разговор пошёл на более серьёзные темы, поскольку сам Атос решил разрядить некоторую напряжённость от заминки д’Артаньяна.
— Бывают темы, которые лучше не затрагивать, но мне кажется нелишним вспомнить одну из таких тем, хотя мне это совершенно неприятно, — сказал он. — Я много думал с тех самых пор, когда мы самовольно взяли на себя миссию провидения.
— Вы говорите о Миледи, — сказал я, и это не было вопросом.
— К счастью, она в Аду, и оттуда не вернётся, — сказал Портос с ухмылкой и залпом осушил очередной кубок вина.
— Мне порой чудится, что и оттуда иной раз возвращаются, — сказал Атос серьёзно. — Если не она сама, то её дух. Меня одолевают странные сны, тяжёлое предчувствие беды.
— Если от Сатаны зависит, чтобы она осталась в Аду навсегда, — продолжал Портос, — тогда я готов поставить ему пару ящиков бургундского, чтобы она пребывала там до страшного суда.
Я невольно перекрестился.
— Не шутите, Портос, — отозвался Атос. — Бывают такие предметы, шутить с которыми опасно.
— Атос, вы стали суеверным? — удивился д’Артаньян. — Вот уж никогда не подумал бы, что вы на такое способны!
— Я и сам от себя не ожидал ничего подобного, — ответил Атос. — Вероятно, это какое-то чувство вины разъедает мою душу.
— Нет никаких причин вспоминать о Миледи! — воскликнул д’Артаньян. — Если мы сами не будем вспоминать о ней, ничто не напомнит нам об этом исчадии Ада, будьте уверены!
В этот момент в трактир зашёл Базен.
— Вам письмо, Ваше Святейшество, — сказал он и с почтением положил запечатанное письмо на стол рядом со мной.
— Святейшество? — переспросил д’Артаньян.
— Не обращайте внимания, — ответил я. — Базен совершенно не разбирается в регалиях и постоянно преувеличивает.
— С такими связями на небесах, нам не страшны никакие выходцы из Ада, — воскликнул д’Артаньян и расхохотался, но строгий взгляд Атоса пресёк его весёлость.
— Это, полагаю, от одного из моих прихожан, — сказал я, накрывая письмо платком. — После прочитаю.
— Прихожане или прихожанки подождут, конечно, — согласился д’Артаньян и подмигнул мне.
Я взял письмо вместе с платком и убрал в нагрудный карман.
В этот момент двери трактира распахнулись и в них вошёл Гримо, весь в пыли, в поту, что свидетельствовало о том, что он гнал, не жалея коня.
— Господа, он пришёл, и он охотится за вами, — сказал Гримо.
— Кто? — спросил Атос, и я заметил, каким бледным стало его лицо.
— Сын Миледи, — ответил Гримо. — Переодет августинским монахом. Убил лильского палача. Кинжалом в сердце.
Гримо был чрезвычайно многословен в сравнении с его обычной манерой выражаться, которую ему привил Атос. Это указывало на серьёзность положения.
Мы все четверо как по команде вскочили.
— Рауль? — спросил Атос.
— Видел его, но никто из них не знает другого, — ответил Гримо.
Мы снова сели за стол, но никто из нас уже не хотел ни есть, ни пить.
— Господа, мы слишком много внимания уделяем какому-то мальчишке, — сказал я. — Бросьте думать об этом! Хотите, я прочитаю вам, что пишет мне прихожанин или прихожанка?
— Что ж, быть может, это интересно, — ответил д’Артаньян. — Но сначала прочтите сами, если там содержится какая-то тайна, например, тайна исповеди, не читайте нам вслух этого письма.
— У меня нет секретов от друзей, но вы правы, д’Артаньян, тайну исповеди следует уважать, хотя прихожане, конечно же, не исповедуются в письмах, — сказал я. — Конечно же я собирался сначала сам ознакомиться с этим письмом.
Я достал конверт, вскрыл его и прочёл, после чего около минуты я не мог говорить.
— Это письмо от герцогини де Шеврёз, — сказал я. — Она пишет, что её посещал сын Миледи. Во время первого своего посещения он попытался убить её камеристку Кэтти, которую вы, вероятно, помните, бывшую служанку Миледи. Рана была тяжёлой, но она поправилась. На днях Кэтти прогуливалась во дворе в одном из платьев, которое ей подарила герцогиня. Вероятно, сын Миледи принял её за герцогиню и выстрелил из двух пистолетов через ограду. На этот раз врач ничего не смог сделать. Кэтти умерла. Убийца скрылся.
— Что ж, мне кажется, что Сатана выпустил дух Миледи в теле её сына, — проговорил Атос.
Наше застолье закончилось, мы вышли на улицу, чтобы обсудить создавшееся положение.
(Продолжение следует)