Монах Евдоким заблудился в вестибюле центра международной торговли. Позвонил мне на мобильный, и я попросил Агриппину, которая теперь стала встречать гостей у меня в приёмной, спуститься вниз и привести его к нам. Она побелела, почти прошептала:
- Я до смерти боюсь монахов...
- Ну, ты даёшь, Груша. А потом африканцев будешь бояться, эскимосов и кочевников... Ладно, встречу сам: готовь чай с тортом, он, наверное, с поезда, ещё и не завтракал, не то, чтобы обедал.
Коридор, ковровые дорожки сглаживают шаги, иду и вспоминаю Наташу: "Вот, поразительно, чем так зацепила меня девчонка? Ведь девчонка, на третий курс перешла, лет двадцать, если не меньше... У нас одинаковое воспитание дедами и бабушками, старорежимными, советскими. А у меня - ещё и баба Таня, стойкий солдатик - педагог: "Жила бы страна родная и нету других забот". Но, боже мой, как мне не хватает их... Дед Николай уже как-то отдалился, столько лет прошло после его смерти, но раз за разом мне обязательно кто-то встречается, кто непременно напомнит о его жизни, службе или дружбе с ним. Не слышал плохих слов в его адрес. Знаю точно теперь: он был советником и даже близким человеком премьеру, они, похоже, дружили, называя друг друга по именам, правда, в неофициальной обстановке. Дед помогал ему "вписаться в новую жизнь" после выхода из тюрьмы за августовские события, по амнистии, когда рядом никого не осталось, кроме бывшего лечащего врача-афганца да нескольких человек, закончивших с ним институт. Уже совсем недавно узнал от Бобо Константиновича, что последнего премьер-министра СССР похоронили на городском кладбище: новое либеральное правительство запретило его похороны на Новодевичьем, где стоят богатейшие памятники и.о. премьера - Гайдару, депутатам, бизнесменам и другим основателям новой России..." - в общем, грустные мысли терзали меня пока добирался до монаха.
Служебный лифт спустился, наконец, вниз, я вышел в просторный вестибюль, увидел сидящего на лавке отца Евдокима. В воздухе стоял заметный гул, за столиками на открытых площадках баров и кафе кучковались люди, разговаривали, пили кофе, пиво, кто-то налегал на горячие блюда: второй ланч с мясом или рыбой здесь - обычное дело. Пошёл к монаху, думая, что тот не узнает меня, но увидел улыбающееся лицо, он поднялся, поправил подол рясы, притронулся к густой седой бороде, сказал с крутым "о":
- Вам привет, Александр Юрич, от всех воспитанников нашего приюта, от архиепископа Тихона, Марфа просила кланяться и непременно хотела узнать о вашем здоровье. Как будет она готова к лечению, тут же позвонит вам, а пока просила не беспокоиться, ей надо дочку пристроить на этот период. Заходила тётя Галя, жена Василия Степаныча, нашего старосты, передала слова благодарности: с мужем дело пошло на поправку.
Честно говоря, я засмущался, вон, сколько народа помнили меня, сказал, чтобы остановить неторопливую речь монаха:
- Отец Евдоким, не хотите поесть? Прямо здесь и расположимся, закажем, что пожелаете, можно пивка или чего покрепче выпить за встречу...
- Я хоть и монах, но прошу в нашем личном общении перейти на простые имена: можно буду называть вас Сашей? А вы меня - Евдокимом или Кимом, как звали мальчишки во дворе и в школе... И можно на "ты"? А с обедом чуть повременим: я документы привёз, хотел бы их сдать с уведомлением о доставке, а потом и трапезу устроим.
- Нет проблем, Ким. Пойдём на служебный лифт, он свободнее, поднимемся в офис.
Снова ковровые дорожки, бесшумно дошли, и я толкнул дверь - в приёмной застыла Агриппина. Пришлось выводить её из лёгкого ступора:
- Груша, познакомься: это отец Евдоким, руководитель монастырского приюта, он прибыл с документами, их надо принять, оформить по всем правилам, выдать уведомление о получении и... напои нас крепким чаем.
- Да... Непременно, одну минуту: достану журнал приёма документации и всё быстро оформлю... А может, у вас флешка есть или дискета? Я бы ещё быстрее всё оформила...
Она поперхнулась, увидев, как смотрел на неё этот высоченный человек с седой бородой, большим прямым носом, густыми бровями, почти закрывающими тёмно-коричневые глаза, в которых читались и недоумение, и интерес, и озорство. Видимо, монаха сильно позабавила хрупкая китаянка с таким простым русским именем - Груша.
Я пришёл на выручку референту, сказал:
- Отец Евдоким, заходите в кабинет, располагаётесь, предварительно посмотрим документы...
Он прикрыл за собой входную дверь, уселся с краю стола, достал из старого, но крепкого кожаного портфеля папку с бумагами, посмотрел на меня. Я почувствовал всю важность момента, а он сказал:
- Александр Юрьевич, лучше сейчас так вас назову. Здесь договор и смета на капитальный ремонт, бытовые и культурные расходы для детишек, боюсь сказать, на тридцать один миллион сто семьдесят три тысячи рублей... Немножко перебрали, не уложились в тридцать, не ругайтесь...
- Ким, дорогой, я вообще не буду решать ни первым, ни вторым голосом. Решение примет правление. А мы с тобой доложим на заседании, главбух подтвердит обоснованность цифр, и тогда проголосуют все одиннадцать членов правления. Но как мы доложим, большой вопрос... Шучу, не паникуй, всё будет нормально. Я уже согласовал порядок цифр с хозяином фонда, у него нет возражений. Но есть просьба: давай в ваши цифры заложим ещё и расходы на лечение Марфы, пребывание их с дочкой в столице. И на лечение вашего старосты Василия Степаныча. По подсчётам специалиста, нужно около четырёх миллионов рублей. А сколько получится в итоге, пусть вычислит Агриппина, которую я называю Груша, хотя она и стопроцентная китаянка, ха-ха-ха-хии, - засмеялся я, так радостно и открыто, как давно не смеялся. Монах тоже громко и заразительно захохотал, достал папку с бумагами, и я передал её в приёмную. Через минуту после моего возвращения в кабинет, Агриппина и девочка-помощница принесли нам поднос с чаем в двух литровых чайниках, порезанный торт "Наполеон" и аж четыре вазочки с вареньем и конфетами.
- А как же обед? - спросил у Евдокима, - придётся позже... Но по рюмке коньяку прямо сейчас, думаю, бог нам простит, - референт снова зашла, в руках бутылка с французским коньяком и два пузатых фужера.
***
Агриппина согласовала мой приезд к Бобо Константиновичу только на шесть часов вечера, сказала, что он занят, как проклятый. С отцом Евдокимом мы изучили все привезённые документы, девочки вручили ему уведомление с печатями о сдаче бумаг, потом около часа обедали в кафе на первом этаже, после этого я уложил его в гостевом номере на широкий диван и заставил поспать, сколько получится. Вечером я хотел захватить его с собой, может, у Бобо появятся вопросы, и тогда тот пообщается с живым человеком из глубинки. Подошёл к окну, хотел постоять, разглядывая большую часть площади с машинами, снующими людьми, детьми, играющими в сквере, подумать, но в последний момент вдруг подвинул кресло, уселся удобнее и позвонил на мобильный Наталье.
- Я знала, что ты сегодня позвонишь, после обеда, - сказала она таким родным для меня голосом, - хотя я ждала звонка всегда. Как ты, чем занят? Мы в сельский клуб уже не пойдём?
- На шесть - встреча с председателем совета директоров, поведу к нему монаха Евдокима, чей детский приют мы принял на содержание в этом году...
- Это из провинции, из города, в котором ты учился? Я помню твой рассказ, грустный, про одноклассницу, очень жаль её... Пожелаю тебе и монаху удачи. А мы с дедом несколько раз вспоминали тебя. То есть он начинал рассказывать о твоём дедушке и волей-неволей упоминался и ты...
- Я хочу сегодня спросить своего родственника, того самого председателя совета, о некоторых малоизвестных страницах жизни Караванова - старшего. Может, работая с ним вместе много лет, он знает то, о чём я даже не догадываюсь. В общем, белых пятен пока много, мне на них особенно чётко указал твой дед, Константин Георгиевич... Но это всё дела-дела, а я безумно хочу тебя увидеть, прижать к себе, поцеловать в ушко, разглядеть твои глаза, найти губы... Я скучаю.
- И я тоже... Так скучаю по твоему голосу, рукам, по твоей улыбке. Ты буквально покорил меня своей добротой, участием к людям, умом...
- Вот-вот, об уме - в последнюю очередь, ха-ха-ха, - опять засмеялся я легко, свободно, расправив грудную клетку, почувствовав, как счастье переполняет меня всего, - давай поедем за границу, только вдвоём, в Барселону или Марсель? Я могу открыть адвокатскую или нотариальную контору для русских и не только, а ты будешь участвовать в археологических экспедициях, но по своему желанию...
- Глупенький, я специализируюсь, как эксперт, на иконах. И вообще, у меня, скорее, искусствоведческое направление в археологии. Это Русь, вся она - моя, помнишь: "Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная..."
- Понял. Что тут не понять... Поедем тогда в Псков: ты будешь открывать новые иконы, я - в монастырь уйду, архимандритом стану, любить тебя буду тайно и платонически...
- Какой ты ребёнок, Саша. А монашество, действительно, не предполагает супружеских отношений...
- Минуту, прости... - прервал я на полуслове Наташу, - что случилось? - спросил заглянувшую в дверь Агриппину.
- Перезвонили из приёмной Бобо Константиновича: если вы сейчас свободны, - сказал их референт, - то у него образовалось окно, он приглашает пообедать вместе с ним.
- Сейчас узнаю, как монах себя чувствует. Я уложил его с дороги спать, - и в телефон, - Ната, извини, срочно понадобился я, перезвоню ближе к вечеру. Не скучай, скоро увидимся...
- Отец Евдоким спит, храп в коридоре слышен, - сказала, улыбаясь Агриппина.
- Ну и пусть себе спит. Передай в приёмную: я буду к назначенному часу, сейчас - занят с гостем.
Перезванивать Наталье уже не стал: грусть не проходила, наверное, сильно тосковал по ней. Открыл интернет, начал искать материалы о дедушке. Ничего нет, как будто и не было живого человека, а прошло-то меньше десяти лет. А вот отец, на замену деда, то и дело выскакивал в поисковике: и детский писатель, и лауреат, и семинары ведёт в литинституте, и в читательских конференциях участвует, кучу его фотографий вывалил мне инет. "Неужели он стал известен? - недоумение постепенно сменялось тихой радостью, - ай да Пушкин, ай да... Нет, наверное, всё это увеличено единственной страницей поиска, сконцентрировалось в одном месте..." Но, честно сказать, открытие я сделал для себя приятное. Подумал: надо позвонить бате, сказать об интернете, о том, как я рад за него, попрошу подписать все вышедшие книжки, сообщу, что приеду вместе с Натальей, чтобы познакомить её с роднёй, а заодно и книжки забрать.
До пяти вечера оставалось меньше часа времени, вышел в приёмную, шепнул Агриппине, что приглашаю её попить кофе в баре, настоящего, бразильского захотелось. Она даже зарумянилась на щеках, видимо, от предчувствия удовольствия, а её помощнице сказал:
- Монаха разбудите без четверти пять, напоите чаем, ровно в пять - мы уедем к Бобо Константиновичу. Бумаги соберите в одну папку: и наш вариант, и монастырский.
Я знал, что Груша спросит о концовке разговора с Натальей, свидетелем которой она стала. Так и случилось:
- Можно полюбопытствовать, Саша? - спросила она, но уверенно, не смущаясь.
- Я знаю, что ты хочешь знать, Груша. Тебе скажу: встретил девушку ещё в поезде, студентку-археолога, лет двадцати, наверное, уже познакомился с её дедом и бабушкой, а родители - в Штатах, но скоро должны приехать, будем знакомиться дальше... Да, может, на недельку все вместе слетаем в Сочи, как в старые добрые советские времена. Тогда я буду просить тебя о помощи с бронированием номеров в лучшем отеле...
- Саша, грустно маленько... Опять холостой мальчик уходит от меня. А мы, китаянки, необычайно хороши для супружеской миссии. Но ничего, выдюжим и здесь: ты такой высокий и мощный, ты бы просто раздавил меня, хи-хи-хии, - смех у Груши - невесёлый. Я взял её руку, поднёс к губам, поцеловал, сказал:
- Агриппина, вот так случилось: я, кажется, влюбился... Не будешь же ты ненавидеть меня за это, правда?
- Я всё сделаю, что от меня зависит, чтобы тебе было хорошо и счастливо. Я буду по-прежнему любить и преданно служить тебе. Во ай ни, друг мой, зря ты не выучил китайский...
Роман вышел отдельной книгой - "Холодное пламя Арктики", (Издательство РСП, М., декабрь 2022г.) Книга имеется в "магазине "Проза.ру" (есть возможность заказать почтой с доставкой на дом).
http://shop.proza.ru/abooks