- Кто там, Ариадна?
Вопрос вылетевший от крыльца к железным воротам, сорвал и бросил в траву порыв мокрого ветра. Дождь ливанул сразу, без интеллигентных накрапываний, будто там, на небе, кто-то играя сполохами неловко задел и опрокинул гигантскую бадью. Восклицание «Кузьмич», ещё извивалось под хлёсткими струями, а исторгнувшая его, уже неслась прикрыв голову руками от распахнутой настежь калитки к спасительному крылечку. Кузьмич, стоящий по ту сторону ворот, открыл было рот, но увлёкшись зрелищем работы опорно-двигательного узла переходившего на форсаж, так и не смог выдавить ни звука. Сочтя открытую дверцу приглашением, шагнул внутрь. Подойдя к ступеням поприветсвовал: «Здоров Леверьяныч!»
- Да не стой ты под дождём, чудак-человек, заходи.
Посреди крыльца размером с добротную веранду располагался стол, за которым сидел мужичонка со старомодной седеющей бородкой клинышком, рука его грела налитую рюмку, а взгляд грустно ощупывал вошедшего.
- Кузьмич, заметил я одну странность, всякий раз с твоим появлением, когда твой мир соприкасается с моим, он вносит в него дискомфорт, метафизика какая-то… Нарушается привычное течение событий.
- Ты про дождик что ль? Так он и мне не шибко в радость, а с другой стороны, кабы не он, так и не стоял бы я тут. Ведь сколь знаемся, сколь на фазенде твоей дел переделал, а на крылечко взобраться не сподабливался. А события… они не только ход свой нарушают, но и в мозгу нарушения вносят. Вот и у тебя какая-то нарушения произошла.
Сидящий удивлённо приподнял бровь и показал свободной рукой на стул. Кузьмич послушно сел.
- И про дождик, и не только… Вот прямо перед твоим приходом узнал, что энкэо моё закрыли… Беда у меня. Коньяк вот откупорил, что с Нового Года остался.
Кузьмич покачал головой и удивлённо переспросил: «Никого закрыли?! Никого закрыть не могут, всегда кого-то закрывают! Я-то знаю».
- Энко, это не кто-то, а организация такая, созданная для помощи людям, для продвижения прогрессивных идей в различных сферах. Чтоб такие как я, таким как ты, путь к свету указывали.
- Лев, прекрати. – Женщина отряхнула мокрые волосы и присела рядом.- Кузмичу это – фиолетово. Ты Кузьмич, лучше проясни отчего ты меня «хозяйкой» величаешь, а Льва Валериановича Леверьянычем?
- Дык отчества твого хозяйка, прости Господи, не выговорю, а по имени вроде не удобно. Валерьяныча же - из удобства сложил, два в одном, по современному. Да и чудно такое имя с отчеством вязать, Лев ведь вроде из котовых, а Валерьн, как бы от валерьянки, так? Ну, а коты от валерьянки этой самой известно - в дурь прут. Леверьяныч же наш, смирный, никак в него имя это с отчеством не вживаются.
Супруги переглянусь и через мгновенье мужчина продолжавший баюкать рюмку, вдруг махнул свободной рукой.
- А знаешь дорогая, принеси-ка ещё один прибор, хочу с Кузьмичом выпить! Может больше и случая не представится.
Та, несколько секунд сидела неподвижно, осознавая произнесённое, потом молча выдвинулась из-за стола и гордо подняв голову вышла. Кузьмич кивнув в след спросил: «Хозяйка-то нынче какая важнючая».
- Нет Кузьмич, это лишь иллюзорность важности от ошейника, платочек его на шее прикрывает.
Кузьмич восхищённо сложив губы подковой покачал головой.
- Ну, ты зверь Леверьяныч! А свиду и не подумаешь…
Тот поперхнулся.
- Медицинский ошейник, от хандроза!
- Ааа… Хвораете?
- Годы Кузьмич, годы… Да и работа сидячая, умственная.
- Поумничать, оно конечно и на заднице можно, ежели учёный какой, а ежели нет, то зад в работе не подмога, иначе всё через него и выйдет. Неужто своими руками ничего смастерить не хотелось, себе на радость, хоть полку приколотить? Всё кого-то, вызываешь, нанимаешь по любой ерундовине. Я вот по старше буду, а на хвори всякие – плюю. С утра, как встал, так и пошёл себе занятия находить, когда для себя, когда для людей, оно ж приятственно добро-то сделать, вернётся оно потом, да и жить радостней.
- Каждому своё, кто на что учился.
Кузьмич хмыкнул.
- Странная она у тебя, учения.
Хозяйка вернулась с гранёным стаканом и громко опустила его перед гостем.
- Потребляй Кузьмич из привычной ёмкости, будь как дома, сам себе подливай и за … - тут, она глянула на мужа и ехидно добавила, - за Леверьянычем поухаживай, он у нас беспомощный стал в своём неутешном. Пришёл-то за чем, не мимо же прогуливался?
- Да, уж точно не в гости, но для размягчения обстановки принять надобно.
Он по-свойски подхватил со стола бутылку плеснул себе и звонко стукнул стаканом по рюмке в руке Леверьяныча.
- Дай Бог не последняя!
Рюмка ещё не успела расстаться с содержимым, а Кузьмич уже заново наполнил стакан и замер в ожидании держа бутылку наготове.
- Мы куда-то торопимся?
Кузьмич обернулся на женский голос.
- А чего тянуть-то, коли душа не противится?
Наполнив едва опорожнённую рюмку, он опрокинул свой стакан крякнув от удовольствия.
- Хорош у тебя коньячок Леверьяныч. Ты пей не томи, одной дозе скучно в кишочках, уважь её, деревьям и тем перекрёстное опыление надобно, чахнут в одиночестве.
- Не расходись Кузьмич, лучше говори за чем пожаловал.
Тот заново плеснул в стакан, но пить воздержался, отстранившись от стола глубоко и с удовольствием вдохнул и выдохнул.
- Теперь можно и в растяжечку, с чувством, с толком… Вот по какому делу потревожил тебя Леверьяныч, ураганом третьего дня в лесу берёзы наваляло видимо-не видимо, бери-не хочу! На две зимы дров!
- Так и бери, я не лесник, штраф не выпишу.
- Неее, поваленную тащить не возбраняется, заковыка в другом антураже, в ресурсе, коим я не обладаю, матерьяльно-техническом.
Лев Валерьяныч весело подмигнул супруге.
- Какого излагает! Моя школа, народно-просветительская! Продолжай Кузьмич.
- А у тебя этого ресурса, материального, как у собаки блох, и технический вон, под навесом стоит – прицеп, ты ж его как приволок так и не цеплял ни разу, зачем деньгу выкинул? Вот я и скумекал, одолжить на его пару деньков, по назначению использовать. В одиночку только не совладать, помощник нужен, да задарма нынче охотников малова-то, а точнее, так вовсе нету.
Лев Валерьянович посерьёзнел, глаза сузились. Рука подняла рюмку. Сделав глоток он покатал его во рту, пропустил внутрь и наконец прервал молчание.
- Прими мои соболезнования Кузьмич.
- Чего?
- По поводу похорон.
- Каких?
Кузьмич напрягся и начал было привставать.
- Твоих смелых надежд. Ни один из декларируемых пунктов, удовлетворить не могу.
Кузьмич разом осел.
- Почему?!
- Ты пей Кузьмич, пей, алкоголь создаёт материальную амортизацию перед психологическим давлением, подушку безопасности. Вот и я только что расстался со своими надеждами и тоже пытаюсь амортизировать последствия. Поясняя отрицательное свойство моего решения, резюмирую: Первое – прицеп не для того приобретён, чтоб по лесам дрова возить, а второе – желаю своим отказом урок тебе преподать, во благо бережного отношения к тому, что имеешь, держа его, как в народе говорится, «на чёрный день». Ты со своей пенсии по наивности или глупости, понятиям в принципе тождественным, переводы на фонды сомнительные отчисляешь, печёшься неизвестно о ком, а о тебе самом, мне предлагаешь заботиться?
Кузьмич захлопал глазами.
- Дык переводы от того делаю, что когда в ящике вижу горемык болезных, али от ран страдающих, изнутри такая волна океанская поднимается, дышать не могу, аж глаза выщипывает. А пуще всего, ежели про детей кажут. Вот так насмотришься и отслюнявишь со своей почётной. Они ведь копейки наши, как кровушка донорская, может, как раз моей капелюшечки и не хватает. А у тебя - в долг прошу, не насовсем же.
- Не важно. У тебя было то, что ты кому-то отдал, а теперь, это, просишь у меня. Нет Кузьмич, раз мои увещевания для тебя были просто сотрясением воздуха, то может отказ мозги на будущее вправит.
Высказавшись, он обтёр бородку горстью, будто снимая застрявшие в ней слова и многозначительно посмотрел на жену. Та, одобрительно прикрыла глаза и еле заметно кивнула. Кузьмич какое-то время молча смотрел на пустой стакан, потом поднял руку и махнул ей вниз.
- Ааа! Не жили богато и неча начинать. Пойду. Это видать меня жадность захлестнула.
Последние слова слились с раскатами грома.
- Куда ж ты Кузьмич под дождь? Сиди уж.
- Не жалься хозяйка, мне ни дождь, ни мороз не помеха. Хотя… разве что найдётся у вас ещё какая початая?
Лев Валерьяныч ухмыльнулся.
- Отчего же не найдётся? Виски не желаешь?
- Желаю. Очень даже желаю отец родной!
- Принеси Ариаднушка.
Жена вновь поднялась и через минуту вернулась с обещанным. Лицо Кузьмича растянула блаженная улыбка.
- Вот это другой коленкор!
Он облапил бутылку и вопросительно заглянул в глаза напротив.
- Ты как Леверьяныч?
Тот, поднял правую руку и весело крутанул пальцами.
- Ааа, наливай! Сегодня я с народом.
- Кузьмич, - голос Ариадны прозвучал почти ласково, - хочу дать вам совет, как бывший врач, не ходите вы согнутым вперёд, будто рюкзак неподъёмный несёте, это вредно для позвоночника.
Кузьмич на мгновение задержал руку со стаканом двигающуюся ко рту, но та, почти сразу продолжила движение и стакан перевернувшись вверх дном вернулся на стол.
- Эт верно хозяйка, что рюкзак тащу неподъёмный – годы в ём. Шевелятся шельмы, то в ребро ткнут, то в хребтину. Вот так бы выхватить какой, да потрясти за шкирку, да спросить: «Что ж тебе спокойно не лежится сукин ты сын?»
Сказав перевёл взгляд на Льва Валерьяновича.
- А что за организация такая которую закрыли, чтоб так кручиниться? Нэкаво, эт как по русски будет?
- Не коммерческая значит, свободная от нашего государственного контроля, не на его деньги существующая.
Кузмич наморщил лоб.
- А на чьи же? Другого государства? Шпиёны вы что ли?
Собеседник замахал руками.
- И ты туда же, вроде взрослый человек, а как ребёнок мыслишь. Организация просветительская, чтоб свет нести туда, где сумрак. Я вот тебе сколько всякого разного рассказывал, это и есть просвещение. У большинства наших соотечественников, преобладают чувства стадные, потребительские, а чтоб жили они не одними инстинктами, необходимы лидеры, стадам к примеру без пастухов, ни как не возможно.
- Эк куда хватил! Не зная броду полез в воду. Да не стаду пастух нужен, оно и само где пожрать место найдёт, а пастуху без стада – никуда! Он ведь, там, кого подоит, кого обстрижёт, а кого и на живодёрню пустит.
- Хорошо, может пример действительно не самый удачный, но представь, что ты на острове и вроде всего у тебя хватает, только свобода ограничена клочком суши. А ведь где-то есть целые континенты, страны, другой мир, неужели не захотелось бы тебе бросить к чертям своё существование и отправиться навстречу познания нового? Выбраться из скорлупы привычного?
Кузьмич очертил указательным пальцем воображаемые круги над столом.
- Повторим, Леверьяныч?
- Не вижу препятствий Кузьмич.
После принятого, ещё морщась и не закусывая, Кузьмич навалился на стол, чтоб оказаться ближе, чтоб суть ответа вошла бы прямиком в уши слушающего по самому кратчайшему пути.
- Ты, Леверьяныч со своей дачи наружу носа не кажешь, и тут поди весь день на крылечке посиживаешь, так?
- Так Кузьмич, так.
Жена Льва Валерьяновича одобрительно закивала. Кузьмич продолжил.
- И в городе-то петрю, поди только магазин, да свою организацию шпионскую навещаешь, а остальное время в квартирке родимой, верно? Так вот ты и есть на острове, за забором своим или за стенами бетонными.
Лев Валерьяныч нахмурил лоб, погладил клинышек под подбородком и неуверенно произнёс: «Есть существенная разница, я ведь знаю, что стоит захотеть, могу в любое место переместиться, в любую страну, просто не испытываю такой необходимости».
- Вот тот-то и оно, что знаешь! Вся эта бодяга с островами и свободами – в башке живёт! Если вбил в неё, что ты на острове, так на нём до погоста и будешь торчать. А чем тебя Леверьяныч тут-то на Родине спокойно не живётся, всё на запад оглядываешься, будто часы сверяешь?
- Ты Кузьмич пропаганды всякой насмотрелся, вот и воротишь нос, а на западе культура с античных времён. Когда вот тут, где мы с тобой сидим, ещё в шкурах бегали, да у костров грелись, в Греции творили величайшие умы науки и искусства! Да что тебе объяснять, лучше приборы освежи.
Кузьмич не прерывая монолога налили и выпил в паузах между словами.
- О какой-такой культуре талдычешь Леверьяныч? Ты ж меня сам просвещал сказками их греческими, культур-мультурой охватывал.
- Мифами.
- … Ну, мифы, сказки, какая разница? Главное – суть! А суть в чём? В том, что нутро у них вредное, что в этих сказках-мифах-то? На чём детишек воспитывают? Блуд один, да извращения! Боги-то их на горе своей…
- Олимпе.
- Вот-вот на нём, друг друга все передрали, прости Господи! Так мало им, давай людей совращать! Вот и пошли рождаться всякие циклопы да гендеры. Главный их Хренос-то…
-Кронос.
-Ну Кронос, чего удумал? – Сынка собственного сожрать! Живьём, как котлету! А тот, не будь дурак, взял серп, да и отхватил Хреносу этому все причиндалы, напрочь! Папане-то рОдному! Эт как?! Да и потом по всему миру, сколь кровищи пролили?! То друга давили, то негров бедолаг, то индейцев с азиятами… Карла Маркса с Гитлером от них ведь пошла, самое вредное для русского человека. А сейчас, что творят? – Баб из мужиков лепят! Бог задницу на выход настраивал, а они и на вход переделали... Глисты одним словом, сидят там возле выхода-входа и пьют соки, а организьм сколь не жрёт, весу не набирает, потому, как в них всё уходит, в глястов. Только аглицкой солью вывести можно. Знаешь почему аглицкой?
- Просвети.
- Потому, как глисты эти агличани и есть! Всех под себя подмяли.
- Сейчас Америка главенствует и в экономике и в политике.
Кузьмич махнул рукой.
- Мериканцы… агличане… Одна система – глисты!
Солнечный зайчик оттолкнувшись от бутылочного стекла прыгнул Кузьмичу под ресницы, тот моргнул и словно очнулся.
- О, и солнышко вышло за разговорами, пора и честь знать, пойду пожалуй.
Кузьмич поднялся, но к выходу не спешил.
- Может на посошок?
- Давай на посошок.
Лев Валерьянович послушно подставил рюмку и сделал несколько глотков. Кузьмич утёрся, двинулся к выходу но вдруг остановился.
- Вот чего ещё, недавно из ящика узнал, что изобрели наши учёные изделие номер 305, ракета, воздух – поверхность по научному.
- И что же из этого следует?
Лев Валерьянович прищурился от любопытства.
- А вот чего, изделие номер два, с молодости знаю это кольце…сцепив… контра… целив… кнтр… Тьфу ты, язык сломаешь, не выговорить, короче гондон по нашему, по-русски, не к столу будь сказано.
Ариадна прыснула в горсть, Лев Валерьянович расплылся в улыбке.
- Да, что-то такое припоминаю, «резиновое изделие номер два». Но чем тебя Кузьмич сей факт в изумление поверг?
- Как чем, сам не сечёшь? Какая мощь мыслищи у учёных нашенских, чтоб всего за три сотни изобретений от простого гондона до ракеты дотянуться?! Это брат Россия-Матушка, а ты всё запад-запад…
- Ловко повернул, я в восхищении. А первый номер, это что?
- Эх, под самый вздых ты мне саданул Леверьяныч! Об этом всю жизнь думал, вызнать пытался, да где там… Так и не смог постичь. Иногда даже кусок в горло не лез. Может ты разузнаешь?
Лев Валерьянович хохотнул.
- Попробую, но результат думаю не превзойдёт твоих познаний.
Кузьмич поклонился на прощание и сойдя с крыльца засеменил к воротам. Лев Валерьянович посмотрел на жену.
- Каков персонаж, а? Колорит! Так и брызжет харизмой.
Он приподнял согнутую в локте руку и сжал ладонью нечто невидимое.
- Прямо кусок народный!
Жена пожала плечами.
- Все мы… куски, хоть и пыжимся иной консистенцией представится, но от фамилий и отчеств не отвертишься.
Муж недовольно поморщился.
- Если ты о своём отчестве драгоценная, то я тебя понимаю, сочувствую. Время такое было лозунги с девизами в имена переделывать, но согласись сократить «Да здравствует Первое Мая» и назвать Даздрапермом сына, не самая лучшая идея пришедшая в голову твоему дедушке. Отец Даздраперм, дочь Даздрапермовна… Какой-то урологией отдаёт.
Ариадна фыркнула. Лев Валерьянович не обратил внимания, какое-то время он морщил в задумчивости лоб, потом произнёс:
«Опять Кузьмич нарушил стройность моей психологической ауры. Сижу, и, как неразумный студент на экзамене пытаюсь понять, что за изделие такое под первым номером? Бред!»
Ариадна Даздрапермовна собирая посуду со стола посмотрела на мужа сверху вниз.
- Так ты ещё не понял?
- Нет.
- А меня осенило.
- И что же это?
Лев Валерьянович привстал буравя жену взглядом.
- Кузьмич.
- Что Кузьмич?!
- Он и есть – изделие номер один.
- В каком смысле?
- В собирательном.
- Ааа…
Лев Валерьянович вновь опустился на стул перевёл глаза на рюмку и сосредоточенно не отрываясь от неё спросил: «А Валерьяновичи в твоей концепции какую позицию занимают?»
Унося лишнее, жена скрылась в дверном проёме и уже оттуда весело крикнула: « Прямо за Кузьмичами, под вторым номером, Кузьмич его как-то по-русски назвал, но я не выговорю».
17.08.2023.