3 глава. Бойкот.
Утром Юля пришла в класс и остановилась в одиночестве: девчонки, собравшиеся в кружок, оглянулись на неё и демонстративно отвернулись. Земфира сделала вид, что Юлю не видит, стояла с ними и
рассматривала очередные обновки девчонок. Школьной формы они не особо придерживались, и, приходя в школу, демонстрировали брендовые новинки, привезённые откуда-то из-за границы «непростыми» родителями.
Начался урок, Юля попыталась сосредоточиться на словах учителя, но почувствовала, как сзади кто-то касается её рукой. Она повернулась.
- Что?! Чего не так?! – грубо сказал сидящий за партой сзади Аман Бекмуратов.
Она отвернулась и начала писать.
Через какое-то время сзади снова почувствовались касания.
«Не буду поворачиваться. Опять начнёт хамить», - подумала она и продолжила самостоятельную работу.
Урок подошёл к концу. Все начали собираться. Юля тоже собрала портфель и стала вставать, как вдруг почувствовала резкую боль в затылке.
- Ай! –вскрикнула она, упав снова на стул, и слёзы брызнули из глаз.
Сзади раздался хохот Бекмуратова, все повернулись. Каково же было изумление одноклассников, когда они увидели, что Юля привязана косами к стулу!
Класс разразился хохотом. Не смеялись только три запуганные девочки.
- Дураки, - усмехаясь, сказал Мамаев. – Как дети. Нашли, чему смеяться.
Отвязав косы, Юля вышла из класса и встала у окна подальше от всех.
Однако, оставаться в одиночестве пришлось недолго.
- Видел, какой отец Бекмуратова магнитофон из-за границы привёз? – Егоров встал рядом с новенькой. – Стерео-колонки, на х.., всё так чётко, на х….
- Да, Османова вчера говорила, - перемежая слова с матом, ухмыльнулся Рыбаков. - У неё мать с его отцом в одном ведомстве работают. У них хата тоже чётко затарена. И шмотки у неё такие классные!
Услышав нецензурную лексику, какой парни через слово снабжали свою речь, Юля перешла в соседнюю рекреацию.
- О! Смотри, с каким ужасом посмотрела на нас! – Рыбаков хлопнул Егорова по плечу. – И ушла такая! Ха!
- Не нравится, - усмехнулся Егоров.
- А идти против класса нравится? – сплюнул Рыбаков. – Правильно Анфиска говорит, таких учить надо.
- Королева! Что ты скажешь?! Принцесса! – кивнул Егоров. – Пойдём-ка за её высочеством. Порадуем её музыкальные ушки.
Они пошли мимо девчонок вслед за новенькой.
- Ну, что? Бойкот объявили, что ли? – пришедшая ко второму уроку комсорг подошла к одноклассницам.
- Оксана, таких учить надо! – Тарасенко протянула Оксане жареный арахис.
- Ну, в принципе-то она правильно сказала, - пожала плечами Оксана, подставляя Анфисе ладонь.
- Правильно?! – Тарасенко округлила глаза. – А ничего, что она против класса пошла? Против тебя, вообще-то!
Оксана, соглашаясь, кивала.
- Против мальчишек! – убедительно смотрела на Оксану Фаина.
– Ещё она будет нашим пацанам указания давать! – говорила Тарасенко отчитывающим тоном. - Смотри, какая величина!
- Ой, девочки, я не знаю, - Оксана переминалась с ноги на ногу. – Ну, я, конечно, за класс.
- И пусть уматывает туда, откуда пришла! – Тарасенко кинула взгляд на отошедшую в другую рекреацию новенькую. – Нашлась тут звезда!
- Да, ладно тебе! – подошёл к девчонкам Усманов, в отличие от прогуливавших пацанов ходивший на комбинат профориентации. – Всё она правильно сказала. Опять передёргиваешь. И вовсе она не против класса.
- А ты иди отсюда! – кинулась на него Тарасенко.
- Да, иду-иду, - усмехаясь, глядя на разъярившуюся Анфису, отошёл Усманов.
- И только попробуй пойти против класса! – угрожающе бросила ему в спину Тарасенко.
«Опять они рядом?!» - ушедшая в свои мысли, Юля снова повернулась на громкий мужской хохот и мат. То, что происходило, никак не укладывалось в её представление о том, какие должны быть мужчины, никак не вязалось с её бывшим родным классом. Она стояла и думала о своей первой любови, о сирени, подаренной Тимуром, о любимых мальчишках-мушкетерах. Ещё живо было воспоминание о драке парней за ее честь... А в душе ещё жили веселые карусели в Луна-парке, любимые понедельники и тоскующие по классу воскресенья…
Она огляделась вокруг. Слева в отдалении стоят зашуганные классом девочки: возможно, они и не против неё, но боятся к ней подойти. Остальное пространство пустое, места мальчишкам много. Однако, рядом снова стоят Рыбаков и Егоров.
«Что они всё орут и матерятся? Ходят, что ли, за мной?» - недоумевала она.
Прозвенел звонок, и все потянулись в класс.
Начался урок. Она старалась слушать и вникать в предмет, несмотря на сложившуюся ситуацию. И на следующей перемене вдруг поняла: куда бы она ни вставала, мальчишки будут подходить и грубо материться, глядя, как она вжимается в плечи от их громких мужских голосов и мата. Началась ежепеременная «собачка-драчка». Пока к последнему уроку не объявился Старовойнов.
Увидев одиноко стоящую у окна новенькую и демонстративно кучкующихся лихих девчонок, Артём сразу всё понял.
Парни, подошедшие было к новенькой, увидев приближающегося Артёма, ретировались.
«Только бы не избили её», - подумал он, бросив мимоходом взгляд на стоявших в стороне испуганных забитых трёх девочек и внимательно глядя на собравшую вокруг себя девчонок Тарасенко.
Дождавшись конца уроков, он вышел из школы, закурил и долго смотрел новенькой вслед, отслеживая движения толпы одноклассниц. Но они поболтали и разошлись в разные стороны. Только тогда он успокоился.
***
Юля шла домой, словно вырвавшись из клетки. На душе было истерзанно, выгоревше и пусто. Мозг отказывался о чём-то думать.
И только бабье лето прорывалось сквозь завесу ступора, играя с ней лёгким ветерком и всеми красками начинающейся осени.
Придя домой, она открыла пианино. Звенящую тишину бабьего лета разбили тревожные звуки «Патетической сонаты» Бетховена.
Она играла громко, стремительно, извлекая тревожные, словно разбивающиеся об утёс волны, звуки, выплескивая всё накипевшее за день. Затем, захлопнув крышку пианино, уставилась невидящим взглядом в глянцевую черноту пианино, упала головой на руки и заплакала…
***
Дни потянулись однообразно. Каждый день Юля приходила в класс и под пытками уничижительных взглядов мальчишек, издевательским смехом Бекмуратова и презрительным взглядом девчонок, старалась слушать, что говорят учителя на уроках.
На переменах она стояла одна у окна в школьном коридоре, рядом к ней пристраивались парни-одноклассники и начинали собачку-драчку. Обычно это продолжалось, пока не подходил Старовойнов, тогда они тут же переходили на человеческий язык. Но он часто прогуливал.
Когда же Старовойнова не было в школе совсем, день казался невыносимым.
Она приходила домой, садилась за пианино и открывала ноты. Порой она сидела за пианино долго, вспоминая любимые части бетховенской «Аппассионаты», превращаясь в стремительную энергию звука. Затем переходила на медленное, душераздирающее проигрывание «Фантазии экспромт» Шопена, и успокаивалась слезами и первой частью «Лунной сонаты».
«Как жаль, что закрыт путь в музыкальное училище из-за маленьких рук, - думала она. - Ушла бы сейчас из школы вместе с Олесей…».
Но на вступительных экзаменах надо играть октавный этюд. А его пришлось отменить даже на выпускных экзаменах в музыкальной школе.
Теперь музыка выручала в жизни. Только это не очень спасало. Начались жуткие головные боли.
Она завязывала голову полотенцем, стягивала изо всех сил, это помогало на какое-то время. Но, похоже, теперь это стало её постоянным состоянием. Скорее бы каникулы. А пока…
На одной из перемен в коридор вышла учительница литературы Валентина Ивановна.
- Пацанов от тебя палкой не отгонишь.
- Я не знаю, что происходит, - стараясь держать себя в руках, сказала Юля. – Они специально ходят за мной и матерятся.
Валентина Ивановна строго посмотрела на парней.
– Знаешь, Юля, я сама здесь недавно. Судя по всему, школа эта для «элитных» детей. По крайней мере, очень много детей чиновников. Слушать они никого не слушают. Меня тем более, - грустно улыбнулась она. – Ну, что я могу сказать? Видимо, в парнях действует фрейдовская сила. А вот почему они её так выражают? Почему она именно так из них выливается?
- Фрейдовская сила? А что это такое?
Валентина Ивановна улыбнулась.
- Наверное, вам ещё рано это знать, - сказала она. – Но, ты не расстраивайся. Это не самое плохое, - положила она руку Юле на плечо.
Придя домой, Юля подошла к родительской библиотеке.
«Гончаров, Достоевский, Толстой, Тургенев, серия ЖЗЛ… - перебирала она книги. – Где же Фрейд?»
Не найдя нужной фамилии, она открыла Достоевского и зачиталась. Наконец-то! Наконец, ей есть, с кем общаться! Вот он, тот мир, который её принимает, который она понимает!
Реальность отступила.
Приходя домой, теперь она открывала книги и запоем читала Достоевского, Гончарова, Толстова, Тургенева, Бунина, Горького, Булгакова… Она уносилась в совсем другой мир, забывая про текущую реальность.
- Шла бы погулять, доченька, - говорила ей мама. – Что ты всё читаешь и читаешь? Так зрение испортишь. Да, и воздухом совсем не дышишь.
Но Юля уже не жила здесь. Она жила в придуманном кем-то мире. Таком понятном для неё и таком близком.
***
Продолжение: http://proza.ru/2023/08/19/347