Коронела. Мой сосед
Поселили меня в угловую двухкомнатную квартиру на первом этаже длиннющего четырёхэтажного дома по улице №222. Хотя квартира находилась на первом этаже, фактически это был второй этаж, на первом полуэтаже здания находились какие-то служебные помещения. Сам дом имел необычную конструкцию. На его стенах находились большие квадратные панели коричневого цвета, якобы для создания циркуляции воздуха для охлаждения стен. Следующие дома, которые строились в посёлки имели уже обычную конструкцию. Видимо, идея архитекторов или не оправдала себя, или оказалась слишком дорогой. Вообще, дома на Кубе строили таким образом, чтобы с помощью специальных вентиляционных шахт создать потоки воздуха в квартирах, дабы облегчить жизнь жителей в безветренный летний период.
Квартира состояла из просторного холла с выходом на большую лоджию с видом на виллу «Хиралдия», двух спален, кухонки коридорного типа и санузла с душевой. Разумеется, номер в отеле «Линкольн», по удобствам не мог тягаться с этой квартирой в Коронеле, к тому же воздух здесь был чистый, а транспортной загазованности и миазмов трущоб старой Гаваны не было и в помине. И, самое главное, вода в кранах на кухне и санузле шла почти круглые сутки. На крыше находились бетонные баки для накопления воды, впрочем, временами и в них она заканчивалась, потому имели место перебои с водой, но не столь тяжкие, как в отеле. Высокие узкие окна в квартире имели превосходные импортные металлические жалюзи и сетки против комаров. Полы в комнатах и холле плиточные с приятной прохладцей для босых ног. Деревянная мебель в комнатах и холле без излишеств, но приятная на вид и удобная. В холле телевизор, на кухне газовая плита, холодильник и набор посуды для приготовления и приёма пищи. Квартиру убирали уборщицы из обслуживающего персонала дома. Словом, и квартира и сам посёлок Коронела мне пришлись по вкусу во всех отношениях. После приезда с работы уже через каких-то пять минут я наслаждался бассейном виллы и отдыхом на его берегу в окружении пальмовых кустов прямо у чаши бассейна, мандариновых деревьев и великолепных ухоженных розовых кустов. Ухаживал за растениями сквера тот же садовник, который много лет назад, работая у хозяина виллы, сажал и выхаживал эти великолепные растения.
Не сказал самого главного – проживать-то я буду в этой прекрасной квартире не один, а с соседом. То есть квартира будет, как бы, коммунальная. Автобус заехал за мной в «Линкольн» для переезда в Коронелу из отеля «Бристоль» с уже загруженным будущим моим соседом.
Как я понял, он прибыл на Кубу без семьи на один год и ему положена однокомнатная квартира. Однако, таковых свободных пока не оказалось, и решили нас, двух отельных страдальцев, временно поселить в двухкомнатную квартиру в посёлке Коронела. Пока ехали в Коронелу, познакомились. Среднего роста, крепкого телосложения, около сорока лет, он также приехал в группу энергоремонта на рабочую позицию теплоизолировщика. Николай Черкашин, так он представился, прибыл из Северодонецка, где работал бригадиром изолировщиков.
Как потом выяснилось, приехал он из Северодонецка с ещё одним изолировщиком. Второй по фамилии Станчай солидного возраста где-то в районе «полтинника», приехал с женой и его сразу поселили во Флоресе. Если Черкашин в моём представлении соответствовал образу бригадира изолировщиков, то Станчай на профессионального изолировщика ну никак не смахивал. Вообще, мне эта пара рабочих из Северодонецка показалась странной. Поначалу их вдвоём возили на допотопную электростанцию Турсиос Лимас, построенную американцами в двадцатые годы в порту Гаваны. Вечером после работы Черкашин жаловался, что весь рабочий день его напарник сидит, ничего не делая, а ему, Черкашину, приходится отдуваться за двоих. Однако, не прошло и десяти рабочих дней, как началась фантастическая карьера Станчая.
Чуть ли не каждый день к нам на ТЭС Мариэль приходили странные новости о Станчае. То он прекратил ездить на работу в порт и сидит в гаванском офисе ЕМСЕ, то его не известно за какие заслуги перевели из Флореса в комфортабельный коттедж в Наутико, то его видели в спецмагазине для иностранцев, куда имели вход только наши большие «шишки». Глядь, а ещё через неделю он уже ходит на работу в здание экономического представительства ГКЭС. И это человек, приехавший на Кубу на самую, что ни на есть низшую позицию технического содействия – изолировщик. Для меня, молодого и наивного, это было удивительным. Ну как человек сумел так быстро подняться по служебной лестнице? Какими фантастическими способностями он обладает, чтобы взлететь из самой беспросветной глубины до «зияющих высот» сотрудника экономического представительства. Мне приходилось с ним общаться, и ничего сверх естественного в нём я не усматривал. Более того, первые дни он вёл себя с начальством заискивающе, однако, буквально через месяц они поменялись ролями. И вдруг узнаём, что нашего Станчая избрали председателем профкома Посольства СССР! Вот эта карьера! За два с небольшим месяца из простого изолировщика в председатели профкома, то есть, он стал сотрудником посольства со всеми отсюда вытекающими. Умеют же люди жить! Но правда всё равно проклюнется. Первым раскололся мой сосед. Оказывается, что он даже принял участие в первоначальной стадии операции взлёта своего напарника по теплоизоляционным работам, о чем он мне поведал, не сразу разумеется. Станчай никаким изолировщиком не был от слова «никогда», а являлся каким-то профсоюзным деятелем городского масштаба. Чтобы поехать на Кубу ему подыскали, видимо из того что было в распоряжении, позицию изолировщика, а для профессиональной поддержки ему нужен был хороший специалист-практик по изоляции. Счастливый выбор пал на Черкашина. Словом, ему в этой ситуации повезло. Так он оказался на Кубе и первое время прикрывал Станчая на конкретных теплоизоляционных работах на электростанции Турсиос Лимас. А свой стремительный взлёт Станчай совершил не благодаря своим выдающимся способностям, а тому, что довольно высокий пост в посольстве занимал родственник его жены. Он то, видимо, головастый мужик, и, разработав этот план, умело воплотил его в жизнь. Всё открылось - чудес на свете не бывает, а то я уж было поверил. Но всё равно – умеют же люди жить!
Сосед мой был довольно любопытным человеком. Имея за плечами строительное профтехучилище, прошёл изрядные университеты жизни и был по - украински хитроват и любознателен. В голове у него была каша всякой информации, поучительных случаев из собственный жизни и жизни друзей и знакомых. Работал он в кубинской бригаде один без переводчика и, благодаря своей общительности и жизненному опыту, довольно успешно выкручивался из этого нелёгкого положения. Поняв, что никто его и ему переводить не будет, он, обладая цепкой памятью, с первого дня стал активно набирать словарный запас. Ну и, естественно, в мужской компании наряду с профессиональной терминологии он поднабрался и разных слов нелитературного лексикона. После работы, искупавшись в бассейне и поужинав стандартными макаронами и баночной тушонкой, Николай меня досаждал вопросами по кубинским словам, которые он почерпнул в рабочий день. Я исправлял его произношение, иногда сам не знал перевода и лез в словарь. Через несколько дней у него в голове уже был сформирован минимально необходимый набор испанских слов – продукты, деньги , цена и прочее.
Всё, казалось бы, было хорошо в Коронеле, но там не было магазина, и все жители Коронелы имели продовольственные карточки, привязанные к посёлку Атабей. Дня через два после поселения в Коронеле мы с соседом решили посетить этот магазин, ибо наши запасы начали истощаться. Нам рассказали как найти этот посёлок и магазин. Атабей находился довольно далёко от Коронелы, и даже добравшись до него мы с трудом нашли магазин. Атабей оказался довольно большим посёлком, состоящим из индивидуальных коттеджей, как и посёлок Наутико на побережье. Магазин для иностранных специалистов располагался в нескольких комнатах небольшого дома и работал по принципу супермаркета. В те годы у нас в СССР такой формы торговли ещё не было. Все товары выложены на полках - проходишь набираешь и расплачиваешься на выходе. Правда, мясные изделия, яйца и хлеб выдавали кубинские женщины из-за прилавка в отдельной комнате. В магазине мы с соседом разошлись в разные стороны.
Покупателей было немного, кроме нас с Черкашиным несколько человек и то по разным отделам. Не успел я что-то выбрать, как по всему магазину разнёсся громкий женский хохот, сквозь который пробивались какие-то фразы. Я почему-то сразу понял, что мой сосед влип во что-то непотребное и поспешил на выручку.
И передо мной открылась живописная картина - за прилавком хохотом заливаются три молодые грудастые мулатки – продавщицы, а перед прилавком с растерянной физиономией и вытаращенными глазами на красном лице застывшая в немом возмущении фигура моего соседушки.
- В чём дело , Николай? Чем ты их так рассмешил?
- Не знаю… Малахольные какие-то бабы… Я попросил яйца… вон на прилавке, а они рыготать начали, как скаженные…
- Si, si, (Да,да) - подавив смех, с нарочито серьзным лицом обратилась ко мне мулатка, - Еl nos pidio, mucho perdon por mala palabra, los diez cogones, pero no los tenemos. Pensamos, que el ya los posee, pero nosotros por ser mujeres no! (Он у нас попросил, извините за плохое слово, десяток «когонес». Но у нас нет их. Думаем, что у него они уже есть, но у нас нет, потому что мы женщины)
И снова хохот.
Я всё понял. Во-первых, слава богу, я уже знал, что в отличии от русского языка в испанском куриные, как впрочем, и яйца всех птиц имеют названия отличные от названия мужских тестикул. Во-вторых я быть может впервые за несколько дней пребывания на Кубе понял всё, что они сказали и тот весёлый сарказм, вложенный в их слова. Словом, Черкашин, нахватавшись за три дня пребывания в бригаде кубинских изолировщиков азов испанского языка, запросил у кубинок десяток мужских тестикул (когонес), чем, разумеется, вызвал у них взрыв неподдельного восторга и умиления. Они были бы рады удовлетворить просьбу этого совьетико, ну нет у них «этого», потому что они женщины. К тому же они несколько раз повторили, что у него-то как раз «это» есть, по крайней мере, надеялись.
Ещё по дороге в магазин я учил Черкашина, как спрашивать в магазине товар.
- Говоришь волшебное слово «пор фавор» и называешь товар, например, «пор фавор пан». Пан это хлеб. Пока не выучишь, цифры показывай на пальцах.
- Пор фавор пан, – повторил Черкашин, – правильно?
- Сойдёт…
И здесь парнокопытный меня дернул убедиться, что же на самом деле попросил Черкашин у продавщиц.
- Николай, ты «волшебное слово» сказал?
- Всё, как ты, Петрович, учил: «пор фавор когонес», - произнёс Черкашин и, подняв обе пятерни вверх, растопырил пальцы.
Вновь грохнул хохот, которого я почему-то не ожидал, думал, что уже проехали. Мне даже стало немного неудобно перед Черкашиным, ведь в сущности я спровоцировал его повторную обструкцию.
- Has visto eso? Has oido? (Ты видел это? Ты слышал это?) – вытирая слёзы от смеха произнесла мулатка.
- Si, si. Pero mi vecino Nicolaj solo tres dias esta en Cuba, todavia no sabe muchas cosas.
( Да,да. Мой сосед Николай на Кубе только третий день, ещё не знает многих вещей.)
- Claro, entendemos. Pero lo, que ha dicho tu vecino Nicolaj, para mujeres es muy jumoristico… (Ясно, понимаем. Однако, то, что сказал твой сосед для нас женщин очень смешно)
- Para mi tambien, perdonednos, por favor, senoras. - разошёлся я. (Для меня тоже, извините нас, сеньоры)
- No problemas, de nada. Nunca yo reir asi. (Нет проблем, не за что. Никогда я так не смеялась)
На обратном пути я растолковал Черкашину его лингвистический промах. Он даже не улыбнулся. Впоследствии так получалось, что мы посещали магазин порознь, и мулатки, узнав меня, всегда интересовались Черкашиным, мол а где же твой сосед Николай? Сам же он хвастался, что стал знаменитостью в том магазине. При его появлении со всех отделов и подсобок сбегались женщины посмотреть на «совьетико», который хотел купить аж десяток мужских тестикул, знать своих двух - ха-ха - ему не хватало. Можете представить.
Через несколько дней мой сосед Черкашин возвратился с работы довольный.
- Посмотри, Петрович, что я добыл! – похвастался Черкашин, развёртывая бумажный свёрток. На столе появился кусок превосходного на вид сливочного масла килограмма на три. Надо сказать, что на Кубе в те, да и в последующие годы был большой дефицит молочных продуктов. Да что там продуктов – не хватало даже молока. Его выдавали по карточкам только на детей. Это ограничение касалось и советских специалистов. А о существовании сметаны, сливок, кефира, творога там даже не ведали. Сливочное масло, мантекилья, считалось суперпродуктом. Нам продавали пакетики грамм по сто, и появлялось оно в наших магазинах редко. А на вкус, как старое - не шло ни в какое сравнение с нашим советским маслом. Дома я бы такое не стал намазывать на хлеб. Здесь же покрутил носом, а деваться то некуда – и такое в редкость.
- Теперь мы с тобой короли, будем на завтрак хлеб с маслом и кофе. – торжествующе объявил Черкашин.
- Я то причём - оно твоё.
- Да я не покупал его, Петрович. Добыл!
- Это как же ты его добыл, да ещё на работе? Насколько я в курсе, при теплоизоляции трубопроводов сливочное масло не применяется. Или это последний писк технической мысли…?
- Не смеши, Петрович. Оно тебе надо знать, как я его добыл?
- Желательно! Может ты его украл. Не верится, что бы тебя им премировали за три дня ударной работы на благо энергетики Кубы.
- Ну ты жук, Петрович! Тебе надо было не в переводчики подаваться, а в прокуроры! – деланно рассмеялся Черкашин. И тут я понял, что дело всё таки не чисто.
- Рассказывай, а то есть не буду твоё масло. Не бойся стучать не побегу, не из таких…
- Ладно, расскажу! Только не перебивай, пока не закончу.
Словом, вышел Черкашин на перекур с кем-то из кубинских рабочих. Разместились на бетонном причале и задымили. Перед ними обширная Гаванская гавань, больше половины берега которой занимают причалы Гаванского порта с судами, подъёмными кранами, всякими ангарами и зданиями - типичная картина крупного грузового порта. Вода в порту грязная, плавает всякий мусор. Один из кубинцев заметил на воде плавающий предмет. Черкашин присмотрелся и понял, что на поверхности воды на расстоянии около полста метров, похоже, болтается бочонок. Судя по тому, что больше половины его находится под водой, в нём что-то есть. Целый бочонок чего-то!
Что? Спокойно вернуться на работу? Я бы так и сделал, но там был не я, а хозяйственный и предприимчивый хохол Черкашин. Раз плавает безнадзорно, значит ничей – кто его вытащит, того и будет. «Если сейчас уйду, - кумекал Черкашин, - всю ночь спать не буду в думках об этом таинственном ничейном бочонке». Не бывать тому! Он решительно разделся. Кубинцы, поняв его намерение, пытались и словами, и на пальцах отговорить. Бесполезно. Черкашин указательным пальцем показал на них и три раза на то место , где они сидели, что означало, что им приказано ждать его на этом месте. Плавал он хорошо, грязной портовой воды не побоялся, и вскоре беспризорный бочонок, оказавшись на причале, обрёл хозяина. Хозяин, правда с ним особо не церемонился и, вскрыв крышку, обнаружил под ней приятное на вид светло – жёлтое содержимое. Неужели сливочное масло? Понюхал, взял на палец и лизнул. Так и есть – великолепное чистейшее сливочное масло, как наше советское. По словам Черкашина масла в бочонке было килограмм пятнадцать. Черкашин поделил масло на всю бригаду и себя не обидел.
- Ну и на тебя немного прихватил, - закончил повествование Черкашин.
- Хорошо, Николай, предположим, что ты масло всё-таки добыл. Однако, быть может, этот бочонок искали настоящие хозяева, а ты у них из под носа утащил. Всё-таки пуд сливочного масла, которого ни в одном магазине Кубы невозможно достать, представляет для Кубы ценность. Словом, поступил ты опрометчиво, ведь на тебя могли донести и твои кубинские приятели.
Всё тем, не менее, закончилось благополучно, никто этого бочонка, слава богу, не хватился, а масло мы потихоньку прикончили и были таковы.
А так мы жили по-добрососедски, делить нам было нечего – у него своя комната , у меня своя, у каждого свои продукты и готовили мы каждый себе по своему вкусу. После работы отдыхали в бассейне, по выходным ездили в Барловенто и занимались подводным плаванием. Вместе ездили на «отоваривание» в наше экономическое представительство.
К слову, «отоваривание» эта одна из самых приятных фишек совспециалистов, работавших на Кубе в те времена. Раз в тридцать – сорок дней каждый специалист имел право приобрести за кубинские песо товары из СССР, поступающие в экономическое представительство. Товары эти были наивысшего качества специально изготовленные на экспорт и в широком ассортименте. Здесь и великолепные мясные, рыбные, овощные и фруктовые консервы, сыры, разнообразные конфеты, первоклассный шоколад и печенье, спиртные напитки также в экспортном исполнении – вина, водка «Столичная», коньяки «Арарат» трёх и пятизвёздный, грузинский коньяк большой выдержки. В ассортимент входили также промтовары – одежда, обувь взрослая и детская, ткани, фотоаппараты, радиоприёмники ВЭФ, советская парфюмерия и косметика. Отоваривания все ждали, как праздника для всех членов семей специалистов. В дни отоваривания даже разрешалось не ходить работу, так как чтобы войти в магазин надо было отстоять очередь. Когда уставшие но довольные с полными сумками возвращались домой, начинался, быть может, самый приятный этап отоваривания - дегустация купленного. Взрослые лакомились своим, пропуская при этом рюмку-другую, дети своим - всем в радость. Ну и сам процесс этакого шопинга был приятным – входишь в помещение магазина, а там полно всяких деликатесов, которые даже в Союзе были доступны, далеко не всем. При виде всего этого на прилавках, возникает острое желание купить всё, но во-первых, имеются ограничения в зависимости от числа членов семьи, а во вторых – деньги, вернее песо. Много ли я куплю на свои сто песо, тем более на них ещё надо жить до следующей получки. Поэтому на первой своей «отоварке» я купил немного, но зато оторвал бутылку грузинского коньяка двадцатилетней выдержки. Его кстати продавали не более одной бутылки на специалиста. Мне какой-то мужик посоветовал, мол бери, великолепный коньяк и бывает очень редко, якобы, за год работы на Кубе он видит его второй раз. Помятуя, что у меня через неделю почти юбилей – двадцатидевятилетие, решил, что двадцатилетний коньяк будет весьма кстати. Забегая вперёд, скажу, что такой коньяк на отоварках больше мне не попадался как в первую , так и во вторую командировки и за всю свою последующую жизнь мне не довелось ещё раз дегустировать коньяк такой выдержки и вкуса. Не велика, разумеется беда, но факт непреложный.
А на отоварках обычно я брал трёхлетний, подчёркиваю, настоящий, экспортный, «Арарат». Мне почему он нравился больше , чем пятилетний, хотя разница в цене была около полутора песо. При этом спиртным я не увлекался и всю жизнь старался употреблять в малых дозах по возможности только качественные напитки.
Следует заметить, что на Кубе в лёгкой доступности наших специалистов находились превосходные натуральные спиртные напитки местного производства. В первую очередь это, разумеется, знаменитый кубинский ром «Гавана Клуб». Не уступал ему по качеству ром из Сантьяго де Куба, бывший до революции знаменитый ром «Бакарди». Марку «Бакарди» бывшие хозяева каким-то образом сумели вывезти из Кубы и продать в Америке. Те, кому нравится напитки под маркой «Бакарди», должны знать, что сейчас настоящий ром «Бакарди» производится только в Сантьяго де Куба под маркой «Матусалем». Кстати, популярным ромом у советских был ром фабрики Матусалем «Los marinos рaticruzado» - «Моряки скрестившие ноги», на этикетке которого два атмосферных моряка, скрестив ноги, стоят, оперевшись на бочку рома. Это и есть настоящий «Бакарди» пятилетней выдержки. Ром с прекрасным мягким вкусом, который многие предпочитали пятилетнему «Гавана Клуб».
Ром нам продавали по карточкам с месячной нормой 5 бутылок на специалиста. Можно себе представить три с половиной литра в месяц, по мне, так это многовато, если на одного человека. Говорили, что понемногу пить ром надо , чтобы не заболеть. А ещё говорили, что пить надо те напитки, которые употребляет народ в этой стране. И действительно, наша водка, да и коньяк плохо шли на Кубе, и все приезжающие постепенно переходили на местный ром. В жару кубинский ром, принятый, разумеется, в умеренной дозе, тонизирует организм, и его можно употреблять без закуски. А нашей замечательной водкой лучше баловаться в мороз при соответствующей закуске.