Отрывок из романа "Вдали от России". В 2017 году был представлен на сайте "Писатель в интернет пространстве" на конкурсе "Созвездие духовности" и в номинации "Духовность" получил второе место.
Роман об анархистах затрагиваетет и Первую мировую войну. В самом ее начале один из героев, известный нейрохирург из Петербурга Владимир Даниленко, попадает на передовую в Галиции.
ЛАЗАРЕТ В СТОРОЖКЕ
Выйдя из блиндажа командира полка Клепикова, Володя в растерянности остановился, не зная, куда идти дальше. Кругом была непроглядная темень, только вдали между деревьями мигали огоньки костров и ржали лошади. Ночь не принесла облегчения. Было все также жарко, душно и тревожно в природе, как обычно бывает перед грозой. Небо чернело тучами. Несколько тяжелых капель упали ему на лицо, через минуту сверкнула извилистая молния, и прокатился гром. Хороший бы ливень сейчас не помешал, чтобы очистить от грязи землю и души людей.
Рядом с ним кто-то зашевелился. Это был Ряшин, денщик Клепикова.
– Ваше благородие, вам приготовлена постель в землянке фельдшера. Прикажете показать дорогу?
– Фельдшер там?
– Так он, наверное, того, спит где-нибудь под кустом. Такой у них обычай: выпьют и тут же, не сходя с места, ложатся спать.
– А где солдаты, весь ваш полк?
– Спят тут повсюду, где кому понравилось. Три дня топали и топали без остановки, вчера еще ввязались в бой. В той стороне – траншеи, – махнул он рукой в неопределенном направлении. – Приказали занять позицию. Только надолго ли? – рассуждал Ряшин, довольный, что доктор его внимательно слушает. – Завтра, может быть, опять прикажут отступать. Тут, ваше благородие, такая катавасия…Я пришлю вам провожатого.
Ряшин исчез в темноте и через минуту вернулся с высоким, худым, как жердь, молоденьким солдатом. Казалось, толкни его, и он сломается пополам.
– Вот ваше благородие, рядовой Иванов, отведет вас к раненым.
– Вас как зовут? – спросил Володя Ряшина.
– Так … Максим Петрович я. Только мы привыкли по званию...
– Максим Петрович, скажите кому-нибудь из солдат, чтобы перенесли из машины в землянку мои вещи.
– Не беспокойтесь, ваше благородие, сделаем все, как надо. У нас раненых, считай, полсотни. Дохтур нам вот как нужен.
– Где ж они, почему полковник мне не сказал о них?
– Они в палатках, на поляне. Если надо, Иванов вас туда отведет. Слышь, Иванов, отведи дохтура к раненым.
Ряшин ушел выполнять поручение Володи, а Иванов повел доктора по узкой тропинке через лес.
Его высокая неуклюжая фигура, как мачта корабля, качалась перед Володей из стороны в сторону, цепляясь то за корни деревьев, то за длинные ветки, пока, наконец, они не вышли на большую поляну с одиноко горящим костром.
– Вот ваше благородие, – сказал Иванов, указывая рукой в сторону двух палаток на другом конце поляны, – там все наши раненые.
Около костра две молоденькие медсестры мешали палками кипятившиеся в котле бинты и весело смеялись, слушая рассказы белобрысого солдата, поддерживавшего костер. При виде незнакомого офицера все трое испуганно вскочили. Володя им представился, как новый доктор.
– Разбудить Николая Мироныча? – спросила одна из сестер, торопливо шагнув в сторону. Только тут Володя увидел лежавшего на земле человека, укрытого шинелью.
– Подождите. Скажите мне: тяжелых раненых много?
– Много, в основном в живот и грудь.
Володя велел Иванову привести сюда кого-нибудь из офицеров, а сам отправился с сестрами к палаткам.
Раненые лежали впритык друг к другу на голой земле, пропитанной кровью. Многие были без сознания, другие стонали и бредили. С ними находились еще четыре медсестры.
– Неужели поблизости нет населенного пункта, чтобы открыть лазарет? – спросил Володя у женщин.
– Какое там! Мы все время отступаем.
В нескольких метрах от палаток Володя заметил что-то вроде сарая.
– А там что за строение?
– Сторожка охотников. В ней разместили раненых офицеров. Их немного, шесть человек. У них легкие ранения.
– Идемте туда.
Из сарая доносились громкие голоса и смех. Дверь была полуоткрыта. В нос ударил запах спиртного и сигарет. На сдвинутых лавках, покрытых газетами, стояли бутылки со спиртом, стаканы, тарелки с закуской. Рядом на кроватях с матрасами и чистым бельем несколько человек в пижамах резались в карты, не обращая внимания на вошедших.
– Это и есть раненые офицеры? – усмехнулся Володя.
– Да, у кого – рука, у кого – нога.
Около сарая его ждал Ряшин, за ним появился Степичев. Не обращая внимания на капитана, Володя обратился к Ряшину, как к своему знакомому.
– Максим Петрович, среди моих вещей есть ящики с медикаментами и саквояж, теперь, пожалуйста, принесите их в сарай.
– Сейчас ваше благородие, вмиг доставим.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Степичев, недовольный тем, что пришлось прервать застолье у командира полка.
– Вы видели, в каком положении находятся ваши раненые? – сказал Володя.
– Прошу вас срочно найти мне людей и выполнить следующее.
Достав из кармана блокнот, он быстро стал писать распоряжения, оглашая их вслух:
– Немедленно освободить сарай от всех людей, вещей и мебели. Поставить там посредине один большой стол или два маленьких, соединив их в один. Если столов нет, быстро их соорудить и установить вокруг них сильное освещение…
– А куда этих раненых офицеров? – спросила сестра.
– В палатки. Кровати тоже туда перенесите, но не для них, а для прооперированных.
– Профессор, – воскликнул удивленно Степичев, – вы это серьезно. Люди спят после боя.
– Капитан, не дай бог, завтра, вас ранит, и вы будете тоже валяться на голой земле, а я буду пить у Клепикова спирт, закусывать его шоколадом и вспоминать прогулки по Петербургу.
Степичев молча взял листок бумаги и приказал Иванову срочно сюда доставить солдат из 5-го взвода.
– Неужели вы намерены проводить в этом сарае операции? – опять не выдержал Степичев. – Это безумие, тем более, в любой момент может прийти приказ о выступлении.
– Безумие оставлять людей без помощи и спокойно смотреть, как они умирают. Вы, пожалуйста, тоже побудьте здесь и проследите, чтобы солдаты сделали все, как я прошу.
На поляне появилась группа солдат. Зевая со сна, они удивленно посматривали по сторонам и недоумевали, зачем их сюда привели среди ночи. Степичев отправил их к начхозу за инструментом и оставшимися от сооружения траншей досками. Вскоре пришел сам начхоз штабс-капитан Харченко, высокий седовласый украинец с запущенными книзу, как у каждого славного казака, усами. За ним шли Иванов и солдаты с досками, пилами и топорами.
– Я обязан доложить обо всем Клепикову, – снова не вытерпел Степичев. – Как бы нам не влетело от полковника.
– Обязанность полковника создать условия для раненых и подумать об их безопасности.
Сестры уже разбудили фельдшера и тот, узнав, в чем дело, тоже недовольно смотрел на неизвестно откуда свалившегося на их голову профессора.
– Ну, что, Левашов, пришли в себя? Возьмите сестер и готовьте самых тяжелых людей к операции. Через 15 минут я жду вас в операционной, – Володя нарочно громко произнес это слово, чтобы фельдшер и окружавшие их люди прочувствовали значимость предстоящего им дела. – А вас, капитан, – обратился он к Степичеву, – прошу подежурить около двери и никого из посторонних туда не пускать.
Подошел рядовой Капустин, доложил, что столы готовы.
– Лампы, как вешать? – озабоченно спросил он.
– Сами сообразите: так, чтобы весь стол был полностью освещен, и держите наготове керосин. Вы лично будете отвечать за освещение – и, не обращая больше на него внимания, подозвал к себе Иванова, велев ему стоять на тропинке и никого сюда не пропускать.
Вскоре привлеченный стуком топоров, на поляне появился Клепиков. Иванов поспешно отдал ему честь и на вопрос, что тут происходит, растерянно пробормотал:
– Так в-ваше высок-ко-благородие, дохтур там, того… в сарае оперирует.
– Что такое? – не поверил своим ушам Клепиков.
– Так это…Новый дохтур приказал столы соорудить, ну и тех, кто умирает,… того… режет.
– Ч-у-деса! – протянул удивленно Клепиков и, отодвинув Иванова рукой, направился к костру. Навстречу ему уже спешил начхоз Харченко.
– Евгений Матвеевич! Кто допустил эту самодеятельность?
– Я получил указание от капитана Степичева, а тому велел новый доктор.
– С каких это пор у нас доктора отдают приказы? Все работы немедленно прекратить, пока австрийцы огонь не открыли.
– Дождь уже начинался,
– оправдывался Харченко, – и гроза того гляди разразится, затопит палатки.
– А до этого сами не могли сообразить?
– Так это не по моей части, господин полковник. Топоры, доски, чайники – это всегда, пожалуйста.
– Давайте уж как-нибудь до утра, – смирился вдруг Клепиков, неизвестно, что имея в виду, – а там отправляйте раненых куда хотите. Пусть новый доктор об этом думает.
– Так он не наш доктор.
– Теперь будет наш, завтра пошлю рапорт в штаб корпуса… Такого человека упускать нельзя,
– сказал полковник и направился к сараю.
Степичев не решился ему сказать, что доктор приказал туда никого не пускать. Открыв дверь, полковник застыл от изумления. Посредине помещения находился стол, освещенный с трех сторон керосиновыми лампами, на нем лежал человек. Профессор и фельдшер копались в его внутренностях. Его чуть не вырвало. Он поспешил выйти наружу.
– Доктор-то наш оказался с придурью, – с усмешкой заметил Степичев.
– Были бы все с такой придурью, мы давно маршировали бы в Вене, – сердито сказал Клепиков, затягиваясь сигаретой.
В дверях сарая показался фельдшер, и, небрежно козырнув начальству, позвал солдат с носилками. Те стояли где-то рядом и быстро вошли в помещение. Не успели они вынести человека, недавно лежавшего на столе, как двое других солдат доставили нового раненого. Еще двое солдат внесли туда бидоны с керосином, а от костра бежали сестры с прокипяченным инструментом. Все было четко, по-военному организовано.
Возвращаясь к себе в блиндаж, Клепиков с тревогой смотрел на нависшие тучи и метавшиеся над лесом молнии, радуясь в душе, что Даниленко приказал позаботиться о раненых. «А ведь обратись он ко мне официально, я не разрешил бы ему ничего делать, – подумал он. – А выговор ему я все-таки объявлю, пусть знает, что здесь армия, и дисциплина существует для всех без исключения».