(на реальных событиях)
— Танцуй, сучонок! Я сказал танцуй, твою мать!!! — Костян уже рычал на упавшего на снег, скрючившегося в позе зародыша паренька, пытаясь прикрыться от града наносимых ему, уже ногами, ударов.
— Да харэ, слышишь, Кабан… Пошли лучше ещё пива возьмём, вон сколько тут… — выпотрошив карманы снятой с парня куртки, сказал Лысый и, скомкав её, отбросил в сторону…
… У России испокон веков две беды: дураки и дороги. Но если со вторыми понятно, — администрации подводят, то с первыми ещё вопрос, откуда и как они появляются, и тех ли вообше мы за них принимаем?..
Мать Саньки зачала его, сама не зная, от кого. По пьяни. Правда, от ребёнка не отказалась, несмотря на недоношенность, а в связи с этим и диагноз: полудебилизм. На медицинском — частичное недоразвитие лобных долей головного мозга. Может, вместе с протрезвлением пришло прозрение, или часики настучали по дурьей башке: если не сейчас, то уже никогда. За тридцатник, как-никак, барышне перевалило. А может и ещё какой, бОльшей кары испугалась. Хотя, куда уж больше?
В принципе, особой тягостью матери Санька не стал. А может и наоборот — помог. Тамара, в простонародье именуемая Шмара, вдруг ни с того, ни с сего взялась за ум, бросила пить, валандаться с мужиками и даже устроилась нянькой в интернат для слабоумных детей. Туда же чуть погодя пристроила и сына.
И, в общем-то, всё было неплохо. Ущемлённости своей Санька не понимал, более того — принимал, как должное. При выявленной позже ещё и патологии слуха научился изъясняться при помощи жестов и нечленораздельных звуков. Прекрасно понимал мать, приложившую к тому, надо сказать, немало усилий.
Достатка большого не было, но на жизнь хватало. Работа на полторы ставки плюс пенсия на ребёнка — инвалида детства. Так и жили. Школа Саньке не светила. В том самом, обычном, её понимании. И если мать, забирая его на выходные из интерната, через силу заставляла читать и писать, сам Санька больше всего любил смотреть кино. Любимейшим было индийское.
Особую, щенячью радость у Сани вызывал восходящая звезда Болливуда Митхун Чакраборти в "Танцоре диско". Видя такую приверженность чада, Тамара, стянувшись, купила бэушный видик и несколько затасканных видеокассет. Чему сын несказанно был рад. Он быстро научился менять и перематывать кассеты. Без труда находил и ставил по нескольку раз полюбившиеся кадры. И танцевал. Под более воображаемую музыку. Как мог. Как Митхун Чакраборти. Его Митхун…
А потом случилась беда. Саньке было 15, когда мать избили какие-то отморозки. За отказ с ними по старой памяти выпить. Отняли кошелёк и, влив силком ей в рот полбутылки водки, бросили на снегу в почти безлюдном месте. Её нашли под утро, с обмороженными конечностями. Руки спасти удалось, она их, видимо, интуитивно прижимала к себе. Пальцы же обеих ног пришлось ампутировать.
Работа закончилась. Разбираться не стали. Пенсии по бытовой травме, полученной в состоянии опьянения, не полагалось. И Санька пошёл к палаткам. Понимая скудным умишком, что только там он может как-то прокормиться сам и прокормить мать. Поначалу робко, жестами, больше мыча, нежели говоря, просил у покупателей пивные бутылки. Набирал пару пакетов и уносил домой. Утром шёл к перекрёстку за домом, куда пока ещё приезжала фура с приёмщиками стеклотары.
Сдавал бутылки и покупал, на сколько хватало, продуктов: хлеб, молоко и макароны или растительное масло и сахар. Иногда, с барышей, куриные окорочка.
И у палаток, и в магазине его уже знали, и даже научились понимать.
Но ведь мир, как известно, не без "добрых" людей. Они-то однажды и угостили Саньку водкой. Водка Сане не понравилась. И от вторых полстаканчика он отказался. И тогда ему дали пива. "Это ж совсем другое дело", - видимо, решил паренёк.
В голове приятно зашумело, и ему послышались звуки любимого кино.
Музыка и в самом деле была. Шло лето, и по вечерам из игрового зала рядом с палатками выносили стул, на который, привлекая игроков, ставили большой играющий двухкассетник. Что это была за музыка, Саньке было уже не важно. Ноги пошли в пляс, движения становились чётче и увереннее. Через пять минут перед раскрывшими от удивления рты прохожими танцевал не кто-нибудь, а "сам Чакраборти".
Месяцы тренировок и "подогрев" возымели своё, в чём — доброе, а в чём и пагубное действо. Кто-то сунул пацану в руку сторублёвку, кто - побольше, а кто и поделился коктейлем. И к Саньке, теперь почти каждый день приходившего не столько за бутылками, сколько потанцевать, а, если повезёт, и угоститься чем-то веселящим, уже приклеилась "сценическая" погоняла — Танцор диско.
Словом, начало конца было положено…
А вскоре и так прекрасно, с новых вкусов и ощущений начавшееся лето подошло к концу. Никто давно не выносил на крыльцо магнитофон. Но привыкший так или иначе существовать Санька по-прежнему приходил вечерами к палаткам. Где его уже и сами продавцы, чисто для хохмы, другой раз подпаивали "Ягуаром". И, вывалив из палаток, потешались над "убогим чуваком". ПризнАюсь честно: пару раз смотрела и я. Только мне было не до смеха. Я словно предчувствовала крадущуюся на мягких лапах беду. И не ошиблась.
В ту ночь я была одна. Завсегдатаи, а то и друзья, сидевшие в гостях, ушли. И я собиралась немного поспать. Наступал час безлюдия, когда гуляющие затарились, а до похмелья дело пока не дошло. Третий час ночи.
Накануне нас почти до часу ночи веселил подразошедшийся Санёк. И я даже успела сцепиться с кем-то из желающих взять что-то безвозмездно, то-есть даром. Но все разошлись по своим праведным и не очень делам, и я начала сооружать стихийное ложе. Как вдруг…
Выбив стекло, в форточку сначала вломился кирпич, а потом влезла мужская голова того же типа. Только более разгоряченная:
— Откроешь, сучара, сама или начать громить у тебя окна? — угрожавший, по всему видать, не шутил.
— Уходите немедленно! — перейдя на фальцет, крикнула я. — Я вызову милицию! — Краешком глаза я успела охватить кусок площади напротив, где ещё час назад стояла патрульная машина с мигалкой. Сейчас её там не было.
На несколько секунд рожа из разбитой форточки исчезла, надо было что-то делать. А что? Дверь нельзя открыть ни в коем случае. Телефонов еще не было. Были пейджеры, но у хозяина, как всегда, не доходили руки защитить — нет, не персонал, хотя бы своё дело. А в форточку уже лез, страшно подумать, ствол дерева. Где только и нашел ночью?
Я только и успела, что подхватить свой приёмник ВЭФ (расхерачит же!) и забиться с ним в "мертвый угол" палатки — туда, куда эта дубина наверняка не достанет. Ночной же гость начал вращать ствол по оси, задевая полки и сбрасывая с них блоки сигарет и упаковки с соками.
На моё счастье (или - своё несчастье) к палатке подошел… Сашка! И начал на своём, тарабарском, что-то спрашивать у ночного дебошира. Через стекло я видела, как он, уперев руки в бока, качал головой, давая понять этому ублюдку, что так делать нехорошо. Помогло ли это мне? Наверное, помогло. Пока этот козёл переключил внимание на Саньку, я выиграла пару минут и выскользнула за дверь, успев её запереть снаружи. "Добежать до дороги! — было первым желанием, — и, поймав любую машину, гнать в милицию!"...
… Саньку хоронил почти весь город. Его нашли, как и мать, зимой, зверски избитым, только ещё и раздетым. Потому и замёрзшим. Дежавю…
Кто это сделал, я не знаю до сих пор, - могу лишь догадываться. Но, верите, больше не получается смотреть индийское кино. Особенно то, в котором играет, а значит поёт и танцует Митхун Чакраборти…