– Нужны трупы, – сказали в издательстве. – Ваш роман никто не купит. Время такое. Вот если добавить...
Писатель вышел на улицу в замешательстве. Это был тихий, молчаливый и добрейший человек. Даже один труп в тексте был для него болезненным фактом... Что же делать?
Лег спать он в полной уверенности, что писать не будет больше никогда. Начал сочинять резюме: «Ищу работу редактора в...» Тут соседи включили громкую музыку.
Он терпел, накрывался подушкой, стучал в стену. Бесполезно. Тогда, включив компьютер, он вписал в роман два трупа соседей.
Полегчало.
Утром он отправился к киоску прессы. Шел дождь. Проносящийся автомобиль окатил писателя грязной водой с ног до головы. Оскалив зубы, он достал блокнот и вписал несколько строк. В романе появился труп водителя-лихача.
Дело налаживалось.
Очень помогли улучшить роман в банке, куда он зашел уплатить коммунальные. Труп операционистки и труп лезущей без очереди толстой тетки – это важнейшие детали!
Блокнот быстро заполнялся.
Вечером, побывав в нескольких магазинах, покатавшись в метро и исписав весь блокнот, он спешил к компьютеру. В издательстве этот десяток трупов издадут огромным тиражом. И быть ему знаменитым!
Подходя к дому, писатель задумался и наткнулся на девушку.
– Глаза дома забыла? – рявкнул он. – Смотри куда идешь, курица!..
И пошел дальше.
Девушка остановилась, оглянулась, достала из сумочки блокнот и принялась торопливо что-то записывать...
Для меня хэппи-энд необходимость. Хотя не скажешь однозначно, что счастливый конец нужен позарез, и точка. Раньше-то я по наивности был в этом уверен, но оказалось – нужен он далеко не всем. Многие предпочитают «правду жизни». Не рассказывайте нам сказки, говорят эти некоторые, у нас и так изжога от голливудских лент. Говорю об этом с иронией, но на самом деле читатель прав, потому что он читатель. Только вот от меня этой самой «правды жизни» он не дождется. И ничего страшного – постмодернистских кошмаров для любителей с избытком хватает.
Лично мне нужен светлый финал. Хотя жизнь игра, и искусство вправе играть в нее по своим правилам, но я предпочитаю, чтобы эти правила были милосердными. Ведь их устанавливает не равнодушное мироздание, а мы, те из нас, кто сочиняет эту игру. Есть много прекрасных художников, показывающих мир правдиво: абсурдным и бессмысленным, враждебным и противоречивым, жестоким и беспощадным. Однако мы достаточно нагружены реальностью, и нам (как мне кажется) нужно утешение, сказка, где справедливость торжествует, злодеи наказаны и есть любовь. Нужен источник положительных эмоций, иначе где их еще взять?
При всей моей любви к Агате Кристи некоторые ее вещи я перечитывать не стану ни за что. Ну вот навскидку хотя бы «Десять негритят». Все умерли... Тьфу. Бессмыслица. Если мотивация там и есть, она для меня недостаточна.
Читал как-то рассказы, не помню уже где. В первом женщина голосует на дороге, мужчина ее подвозит, между ними возникает симпатия, притяжение... Так здорово написано, талантливо, профессионально. Просто чудо, а не текст, радуешься за этих двоих. А потом он останавливает машину, выводит ее наружу и начинает убивать. И описано это так же профессионально. Все. Финал.
Другой, не менее талантливый рассказ: группа геологов в лесу наткнулась на хижину старика. У старика пес, очень дружелюбный. Хозяин их угощает чем может, отдает последнее. Но еды мало, и старик уходит на часок в лес, добывает зайца, возвращается, а гости ему говорят: мы тут уже поохотились, на вот тебе мясную похлебку. И почему-то все хохочут. Он поел, ему объясняют, что он пообедал своей собакой. Гости уходят. Старик от горя умирает. Точка. Конец.
Мне кажется, авторы таких текстов должны предупреждать в начале: это не для слабонервных. Но даже не в этом дело, а просто – зачем? Что они хотят мне, читателю, сказать? Если даже смысл и существует, то такой формой он перечеркивается напрочь. Рвотные пакетики надо прилагать к таким текстам.
Впрочем, и трагический финал, но мотивированный, меня порой устраивает. Я и сам такие делаю. Только с обязательной надеждой, с возможностью иного продолжения жизни. А главное – с наступлением если не всеобщей справедливости, то хотя бы частичной, здесь и сейчас, причем оплаченной персонажами. Потому что справедливости «вообще» не существует, а есть только та, за достижение которой ты готов испытать страдания.
Словом, лично мне хэппи-энды мне необходимы – как противоядие от всего того, что я наблюдаю вокруг. Надеюсь, не мне одному.
Вот напишешь дату, к примеру, двадцать девятое ноября. Или пятое декабря. И сидишь, думаешь, что бы такое умное написать. В это время тебе нужно написать один текст в журнал, не слишком, может быть, умный, но за деньги. За эти деньги можно будет в магазин пойти, купить овощей и сделать рагу. А можно фруктов, сделать салат со сливками. Шоколаду, сыр и... И все, деньги закончились, на кофе уже не хватит, кофе будет из следующего текста. За один рассказ много не дают, а много рассказов не заказывают: другим авторам тоже надо в магазины ходить... Так что же написать умное? Вот беда, а. В мире столько писателей и философов, они столько всего написали, что ужас. Запасы умного истощаются быстрее, чем запасы еды. Скоро и написать будет нечего. Сядешь к клавиатуре, занесешь над нею пальцы, и... Так и останешься. Это уже сказали. И это. И то. Все, ладно, переходим к журнальному тексту. Там хоть сыр и фрукты, встроенные между строк. Какая-никакая радость зимой. Эта зима, похоже, никогда не кончится, а продукты в холодильнике уже на исходе. Вот ведь сказал кто-то умный: «Почему вкусное кончается так быстро, а зима длится так долго?» Здорово сказано, прямо в точку! Стоп. Это же я сказал. Черт! Уже сам у себя краду. Ну ее, эту клавиатуру, потом напишу. Ночью в последний момент перед дедлайном. Лучше пойти порадоваться чем-нибудь вкусненьким, пока не кончилось.
Каждый раз перед написанием текста объемом в какие-то несчастные четыре или пять тысяч знаков я долго думаю. Пишу план, воображаю персонажей и интерьеры, где они разговаривают. Пытаюсь придать им нужные мотивации. Потом опять думаю, сажусь клацать по клавиатуре, встаю, пью кофе, опять сажусь, не пишется, иду на улицу за чем-нибудь, например в магазин, потом снова к компьютеру. И это всего для двух-трех страничек. В журнале, который мне «истории из жизни» заказывает, это вообще полторы полосы. А по идее я должен бы сесть и молча сразу не задумываясь написать. Если бы так работал сантехник, врач, строитель, портной, повар, системщик – да мало ли кто еще – мир давно бы рухнул. Или я плохо работаю, или между творческим и остальным трудом нет ничего общего. А может, мир все-таки давно рухнул, а я не заметил.