Я хожу по галерее и разглядываю портреты женщин, смотрящих на меня из зеленовато-темной глубины. На них жемчуга и золотые диадемы, у них золотистые или темные волосы, их тела скрыты тяжелой парчой или легким шелком. В золоте и жемчуге отражается или из них смотрит свет, освещавший их тогда или светящий сейчас, а может быть, один и тот же свет сшивает то, что тогда, с тем, что сейчас.
Холсты покрыты стеклом, и в стекле отражается мое лицо, всегда на фоне открытого окна, и я смотрю то на лица на картинах, то на свое лицо, оно совсем не то, какое я вижу в зеркале, у него как будто другие глаза, оно похоже на те портреты, хотя за ним сегодняшнее небо, вот этот летний день, и я не знаю, что глубже - та глубина, из которой смотрят женщины на картинах, или глубина летнего неба.
Я смотрю то на них, то на свои отражения. Я хочу увидеть свое другое лицо или свое не-лицо, или свое другое, которое без лица, но, может быть, его нельзя увидеть, потому что оно то, что видит меня.
Не у всех человеческие лица, у одной вместо лица циферблат старинных часов с золотыми римскими цифрами, у другой полная луна, у третьей гигантский белый цветок. Некоторые закрывают лицо руками, раскрытой книгой, птичьим крылом.
…На этой картине женщина повернулась спиной, распущенные темные волосы скрывают ее шею и плечи. Мое отражение тоже отвернулось, и окно за ним завешено темно-аквамариновым шелком.