Мамин Дом

Николай Ганебных
             
               
    Я долго думал. стоит ли рассказывать людям обо всем. Потом решил, -  а, была- не была! - расскажу. Люди, прочитав, все поймут и простят.
   На днях  мне, современному горожанину,    удалось провести более двух часов в середине девятнадцатого века.  Все получилось само собой. Я хотел увидеться с приятелем,  но  он  не пришел. И я не расстроился. Все  равно, день получился хороший.
   Оказался я на старой  городской улице  возле дома, где в ту давнюю пору жили почтовые служащие, где сохранился выложенный плитняком  почтовый тракт,  где  стоит  верстовой столб. Это дорога, по которой вы непременно попадете  из Европы в другую часть света, в Сибирь, в далекий малопонятный край русской империи. По этой коротенькой улочке когда-то стучали колеса почтовых карет, звенел под дугой колокольчик, а ямщик развлекался видом полуевропейского города. Столь приятные моему сердцу старые каменные и деревянные дома  с садом и огородом,  крики петухов и лай собак, что  поутру сопровождали  всякого, кто хоть однажды появлялся на такой улице  –  нечто подобное  и сейчас сохранилось у  нас на Урале во многих местах. Здесь,  близко от старых усадеб стоят стандартные многоэтажки,  так что  вам достаточно несколько минут, чтобы нырнуть в этот райский уголок тишины и покоя. Это  кусочек старины в городе тщательно оберегают.
      Мне, жителю  окраины, на этот раз пришлось добираться до центра долго. Трамвайное движение в  нашем направлении остановилось:  видно  где-то было аварийное происшествие,  и   пришлось   шагать на остановку автобуса. Так бывает.  Я вовремя пришел. Но планы изменились, вот уже я  могу отдаться  интересному  времяпрепровождению.
      Два часа, этого  достаточно много для  вечно спешащего делового человека и крайне мало для лентяя и бездельника, привыкшего в южному теплу и ласковому морю. Лето. Я оказался  где-то  посередине между двумя  типами людей: одного, вечно занятого работой, и второго, лентяя, привыкшего летом валяться на морском берегу. День и вправду теплый, но мысль о море или хотя бы о речке вообще не приходит  мне в голову, да и часто  ли она  приходит к человеку в промышленном городе, полном разных важных забот...  Оглянулся на идущих мимо людей и мой взгляд невольно остановился на одном небольшом одноэтажном доме, каменном, с садом и хозяйственными пристройками. Интересно. Дом, сад. Во дворе, в сараях, завознях   когда-то хранили  необходимый в хозяйстве инструмент,  а  у состоятельного хозяина еще могла находиться конюшня, под  навесом могла стоять выездная коляска, а под крышей на стене конюшни  хранилась сбруя и прочее. Как  важно в городе иметь какую-никакую лошадку,  бричку, а то при случае приходится нанимать извозчика, чтобы за хорошую плату он довез тебя куда надо.  Верно,  сейчас  здесь  мало  прохожих, но  раньше  было иначе. Люди шли,  слышался топот копыт,  стук колес о мостовую и лошадиное ржанье.   Неширокая улица, на которой я стою, раньше так и называлась: Почтовая.  Есть, вспомнил я, где-то Проезжая улица, Там тоже сохранились клочки прошлого. Еще недавно, вспомнил я,  Сибирь не начиналась на западном склоне  Уральских гор, а край того,  что  Сибирью называется сейчас,   называли Зауральем.  Где-то за Уралом. Это сейчас пространства раздвинулись, но тогда представления  были другие. Да и сейчас  понимаем ли мы, что Сибирь это  пространство большее, чем Европа.  И совсем невообразимо далеким  был тогда Дальний Восток. Сократились в наше время расстояния, не добираемся мы на Алтай или во Владивосток месяцами на перекладных.

      Чудеса бывают,  с тяжелого каменного крыльца  на улицу спустился невысокий. приятной внешности молодой человек, мне уже знакомый по  фотографиям на вклейках книг.
    Дмитрий? Дмитрий Наркисович?  Мамин?  Мамин- Сибиряк? Да-да, он, он! Это его дом. Молодой человек  уходит, а у меня не хватает смелости последовать за ним.  Я стою и рассматриваю дом.  Дом писателя Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка смотрит на меня  темными окнами, словно старый человек из-под очков.  Дверь остается незапертой,  и мне кажется, можно зайти внутрь. Меня охватывает чувство робости.  Любому  непросто без позволения войти в чужой дом, нарушить личное пространство хозяев.  Тем не менее, осмелев, я поднимаюсь на крыльцо, берусь за  ручку двери, и над головой раздается заливистый звон. Слышу звон,веселый будто альт,  медный колокольчик, -  такой  висел на дуге над тройкой ямской кареты. Когда-то валдайские колокольчики звенели по всей России.  Он возвещает о  моем приходе.
    Как давно ты меня ждал, старый дом? С тех пор, как я впервые взял в руки  «Приваловские  миллионы»?  Нет, еще раньше, когда я ребенком рассматривал «Аленушкины сказки». О-о-о, как это давно. Когда-то  здесь в саду был сказочный источник, теперь  уже порушившийся  колодец, на рундуке его стоял  столь же волшебный деревянный ковшик – из него  надо напиться воды, и ты уже иной человек.  Вода  бодрит, как нарзан, все становится иным. Можно, не .покидая современности  вдохнуть  в себя иной воздух, иное время. Увы, колодца уже нет.
   Как  хочется увидеть доброго домового, который живет где-то под диваном и  иногда выходит поговорить с добрым гостем. Всегда в старину в каждом доме жил домовой. Вот, можно поискать теперь его в доме.
 
    Это Мамин дом. Ведь фамилия хозяина Мамин.  Вот как это происходит:
    - Здравствуйте, проходите сюда, направо! – слышу я женский ласковый голос.  Мама Дмитрия?!  За столом немолодая женщина,  с добрыми усталыми глазами, и  мне кажется,  она знает меня давным-давно. Почему я раньше не приходил сюда? 
   - А вы походите по дому! Он небольшой. Дмитрий купил его за гонорар на свою большую книгу. Да, да, за роман «Горное гнездо».  Перечитайте ее. Здесь многое осталось по-старому. Мы стараемся его сохранить.
   Конечно, пройду по дому. Вот  здесь под  диваном он и сидит, домовой, и ждет меня. Ему все известно. Рн хорошо знает Дмитрия Наркиссовича.Он знает все домашние тайны, любит укрыться шалью, которую связала мама писателя,  покрутить старинную швейную  машинку. Он мечтает,  чтобы  вместе с ним поселился огромный сибирский кот, чтобы и тут было  все как в Висиме, где прошли детские годы писателя.   Чтобы так же горела вот эта керосиновая лампа. Чтобы Димочка слушал разные сказки. Дед-домовой хорошо знает про его маленькие желания и шалости,  но теперь Дмитрий уже взрослый. Он уже проучился четыре года в духовной  семинарии, поступил  в Петербургскую военно-медицинскую академию, и написал, будучи студентом, свои первые серьезные вещи. В разные годы  появились  романы «Приваловские миллионы»,  «Горное гнездо», «Дикое счастье»,  «Три конца»,
    Он  в 1891-ом уехал  Петербург. В этом доме, где я  сейчас, прошли в общей сложности пятнадцать лет его жизни.
    Иду, может быть,  услышу как скрипят  половицы.  Посмотрю на книги, которых касалась рука писателя. Вообще-то на пригорке за садом стоит еще один дом, связанный с его судьбой.  Куда он сегодня пошел? Есть  романтическая история  - другая страница его  жизни.  Писатель прожил  в городе с 1866 с перерывами до 1891-го.  И  в  1912 году он в шестидесятилетнем возрасте   скончался  в Петербурге. Но всегда оставался нашим, уральским писателем. Что значат какие-то сто с хвостиком лет?  То, что он почти наш современник.
                ***

 
    Как  почувствовать запах истории?  Не тьму и затхлость заплесневелого угла,  а жизнь большого города. Далеко  Петербург от провинции,  но и у нас здесь  есть  оперный театр, общественные бани, гимназии, церкви и епархиальное училище.  Фотографический магазин с  большим числом  интересных сюжетов, а на центральной  площади стоит построенная Татищевым и де Гениным Бергколлегия, первое большое каменное здание Екатеринбурга. Сегодня в  этом здании консерватория.
   Можно вспомнить  несколько разных историй. Можно сесть и послушать  ровный баюкающий голос домового, а можно взять дома  с полки книжку и погрузиться в чтение. Вас увлечет любой рассказ с самой первой страницы. Россыпь слов жемчугами  засверкает  над вами,  вот он, уральский колорит, который ищут актеры и художники, который ушлые кинематографисты  уже не раз пытались показывать  на экране.
   Сросшиеся на переносице брови,– по народным приметам,  бывают у счастливых людей. Рассказ про Охоню, это имя знают в округе, в монастырских деревнях . И еще много других историй, иных имен людей, живших здесь, счастливых и обделенных счастьем,  - вот что можно узнать о городе и людях в нем – читайте.   
       Городу нашему триста лет, а земле нашей  – тысячи тысяч долгих веков. О них помнят только камни. Найти этот дом несложно. Он в самом центре города.    Вблизи Камерный театр, Патриаршье Подворье и огромный кинотеатр «Космос», но все же это уединенный уголок. Я вышел из дома и решил зайти в небольшой сад.  Хочется найти дерево, которому сотня, двести лет.  Которое, может быть, посадил еще сам Дмитрий  Наркисович. Увы, такого нет.
    Тенистое местечко.   Лето.  Нетронутая земля. Ветерок дует, шуршит листва, Правда, птицы не поют, в городе только голуби и всеведущие воробьи, но и  их здесь нет. Микроскопический уголок нетронутой природы. Вот валун,   выглядывающий наполовину из земли. Я стою посередине и воровато оглядываюсь. Никого нет, Деревца вокруг.  Молодые кустики вовсе не напоминают о древности.
     И  я  совершаю невинное святотатство. Вокруг никого. И я  пустил на камень  резвую струю.  Камень не содрогнулся, не упрекнул меня в наглости. Надо мной так же мирно шелестела листва,  солнце улыбалось. Все было полно добра и света. Все улыбалось мне.
    Настроение сразу резко улучшилось. Я уже полностью забыл о приятеле. Подумал о хозяине. Не мог же  упрекнуть меня в чем-то хозяин дома.  Он отнесся бы к этому с известной долей юмора. Так, мелкое происшествие. Он любил живую жизнь, вокруг него не было  удушающего чинопочитания, он жил здесь обыкновенной людской жизнью. Летели по мостовой птицы-тройки,  тянуло откуда-то пирогами, пробегали собаки, шли достопочтенные люди. Вот так соединилась прошлая и сегодняшняя жизнь.
   Я превратился в докучного философа.   В доме кроме доброй женщины за столиком у входа, вроде никого и  нет. Некому возмущаться, когда такое случается. Во искупление грехов я решил покаяться перед  всем миром. Произошла смена чувств, подглядывание за талантом сменилось  чувством удовлетворения, покоя и счастья. Да я  хотел встретиться со своим   приятелем отнюдь не для посещения музея.  Мы деловые люди. Но мне  повезло    Долгое ожидание, неудача со встречей - все перешло в доброе чувство реального присутствия в девятнадцатом веке.
     Оказавшись в  музее, не идите по моей дорожке, не за сим  побывал я в этом уголке.
      Отец писателя не раз отпускал людям  мирские грехи. Себе в оправдание я вспомнил известный анекдот, путешествующий по интернету, О знаменитом астрономе Тихо Браге.
     Не буду его здесь пересказывать.  Многие обсуждают ее правдоподобность. Наверное, иные будут сомневаться в достоверности описанного случая.  Но не надо искать камень в саду. Его, замшелого валуна, наверное, все же нет. Это все  моя придумка.  Это написано для интриги. Написано для того, чтобы вы могли улыбнуться и оглядеться вокруг.