Бурмотилось, и выпри чухло вошкались в бортве,
Нахрапко муркали хрюны в зачахленной мозгве.
О, Гаргалыга-Мормолыга, ты ль взошла звездой
Над достоправленным мурлом, над чахлою мозгвой?
В тот час, когда упала небь, свалилась во всю прыть,
Восстали урлы под землей, и нечем стало крыть.
Они восстали, Боже всем! Теперь не избежать…
Они кричат: «Нас сикстильярд!» Они орут: «Нас рать!»
Ножи и острые штыки несут перед собой,
Портки и старые носки торчат над головой.
Олени вскачь, бобры вразнос, коалы наутёк,
Тигрица в прорубь, слон в окно, жираф под потолок,
Все улепётывают прытко, глухо бормоча.
Не только трус, но и силач задали стрекача.
Повсюду вонь, повсюду шмаль, повсюду ни души
Воняют дыры, шмалят пни, огнём пылают вши.
На небе вместо облаков сплошная белена.
Кругом бои, кругом мои, кругом война-мойна.
Но вдруг из зарослей ботвы, весёлый, но худой,
Навстречу урлам выступает Коля Уренгой.
Он меч несёт в руке своей, прекрасный, но кривой,
И громко гимн горланит горлом, гордый, но гнилой…
Он вышел раз – встрепнулась рать, отпрянула на шаг.
Он вышел два – осклизли кони, чуть поникнул враг.
Он вышел три – штыки набрякли, ссунулись портки.
Он вышел пять – к чему считать? Скипнули урлаки!
– О, краснорукий брат мой, о, шершавая сестра!
Давно ль не трогали вы сабль, не брали топора?
Пойдите ж вслед за мной и впредь не бойтесь ни шиша,
Добьём врага, и по домам вернёмся не спеша!
Воспрял народ и, побросав работу и долги,
Догнал урлов и навалял в сплетенье и в мозги.
А Колю, славного борща, целуют там и тут
И восвояси на щите с фанфарами несут.
Уж не бурмотится с тех пор, и выпри не чухлят,
Хрюны не муркают в мозгве, и урлы не урлят .
Живётся, в целом, хорошо, и дышится легко,
А Гаргалыга-Мормолыга светит высоко.