Говорю вам точно: с мужчинами построже надо. Иначе они загордятся.
Если вам нравится мужчина – не вздумайте намекнуть ему на это. Иначе его так гордыня разопрёт, что придётся вам его отравить. И в медицинском допуске вместо «годен» поставить «бессрочно негоден».
По профессии я медсестра. Сижу в клинике, подрабатываю в автобусном парке. Прихожу утром и после обеда, провожу предрейсовый осмотр, выпускаю водителей на линию. Платят, конечно, копейки, но и работа плёвая. Наши мужики ничем не болеют, кроме похмелья и безденежья.
Водителей в парке много, а мне тайно нравится один – Володя Ладушкин. Но он об этом не узнает, иначе возгордится до безобразия. Поэтому я неприступна, как скала.
Кое-кто из шоферов носит мне шоколадки и мандарины – невинный дружеский презент. У меня такая пропасть этого шоколада, что я кормлю им всю поликлинику. Вовка тоже мне приносил сладости. Три раза. Его шоколадки я складываю отдельно и не ем. Я на них просто смотрю.
Я ничем не выделяю Ладушкина среди сотни других автобусников. Трачу на него ровно столько же времени, сколько на остальных. Померяю давление, спрошу о самочувствии, глубокомысленно поморщу лоб – и пишу «годен». Следующий!
У Вовки самый классный дезодорант. Он пахнет… облаками. Не знаю почему, но мне вспоминаются именно облака. У него и в автобусе так же пахнет. А когда он входит в мой кабинет и кладёт на стол правую руку… вы только не смейтесь… мне хочется потереться об неё щекой, чтоб он меня погладил. Дурочка я, да?
Но телячьи нежности исключены, иначе Ладушкин обязательно загордится. Я напускаю на себя деловой вид и пшикаю грушей старого тонометра – в парке до сих пор нет электронного аппарата. Избегая смотреть на бицепс Ладушкина, сверлю глазами циферблат.
- Артериальное давление в норме, - говорю я. – Годен в рейс, счастливого пути.
- Уникальный у вас аппарат, Алёна, - говорит Володя. – Вы даже манжету мне на руку не надели, а он давление показывает?
Тут я вижу, что действительно пшикала грушей вхолостую. Ссылаюсь на усталость и замотанность, меряю Вовке давление как следует и выгоняю в рейс, чтоб ненароком не загордился.
Иногда мне хочется, чтобы с ним на пороге кабинета внезапно случилось что-нибудь… такое безобидное и не опасное для здоровья, что я умею лечить. Например, пусть его накроет лёгкий обморок от моей неземной красоты. Или частичный тепловой удар от перегрева моей любовью.
Да, хочу, чтобы Ладушкин закатил свои чудные серые глаза и обмяк в кресле. И все закричали бы: «Врача! Врача! Алёна Борисовна, на вас вся надежда! Там водитель с категорией D умирает в цвете лет!»
А я бы подошла майской походкой, осмотрела бездыханное тело и сказала: «Без паники! Типичный приступ чубикус-малябикус, он же бонус-вырубонус. При соблюдении некоторых рекомендаций, Ладушкин, до ста лет проживёте. Правда, при условии постоянного врачебного наблюдения. Поэтому жить вам придётся со мной, не взыщите».
Подумала бы и добавила:
«Ничего личного, Вова. Вздумаете возомнить о себе невесть что – тут вам и крышка. Лично придушу вас подушкой, ибо гордыня – великий грех».
Жалко, ничего этого не случится. Ничего мой замечательный Ладушкин не узнает. Даже того, что я ревную его ко всем подряд, в том числе к неодушевлённым предметам. Ревную к девкам-кондукторам, к пассажирам, к автобусу… и к своей сменщице Ритке тоже ревную.
С Риткой мы меняемся два через два, она видит Вовку ничуть не реже меня. Трогает ему бицепс, меряет давление, вдыхает его бесподобный облачный дезодорант. Вот бацилла климактерическая. А где и с кем Вовка проводит отпуск – мне и предполагать не хочется. Автобусный парк на этот период становится для меня пустым и ненужным.
Эх, что делать? И разлюбить Ладушкина не могу, и любить его нельзя, а то загордится. Жуткая неразрешимая дилемма скромной медсестры с наклонностями скрытой психопатки.
Иногда кто-нибудь из водителей попутно увозит меня из парка на автобусе, когда я всех померяю и осмотрю. Везут меня без билета – какая-никакая экономия в хозяйстве. С некоторыми шоферами я болтаю, но в машине у Ладушкина прячусь на заднюю площадку и так пристально смотрю в окно, будто мне из него сейчас зарплату выдавать начнут.
Это специальная вынужденная мера, чтобы Ладушкин не загордился. Постепенно автобус наполняется людьми, я выхожу на своей остановке и немного иду впереди автобуса, чтобы Вовка видел меня со спины. Пусть видит, какая непостижимо элегантная женщина меряет ему в парке давление и пишет «годен». Так и быть, разрешаю парню чуть-чуть погордиться.
Не знаю, надолго ли меня хватит. Одно из двух – либо Вовка куда-нибудь шоферить уйдёт, либо меня сократят.
***
Ну вот и дождалась! По парку ходит слух, что Вовка Ладушкин женится. Его самого сегодня нет, на выходном. Сижу в кабинетике, как раздавленный таракан, и думаю всякий бред.
Кто она? Где он её подобрал? Зачем ей Вовка? Зачем они друг другу? А как же я? Это я хотела быть Алёной Борисовной Ладушкиной… только так, чтоб Вовка не загордился.
Теперь ей станет другая тётка. Наверное, она заставит Вовку сменить облачный дезодорант. Жёнам не нравится, когда их мужья пахнут облаками. И они не дают им гордиться тем, что их любят парковые медсёстры.
Управившись с делами, кладу в сумку три заветных Вовкиных шоколадки и запираю дверь. Нужда в этом прощальном сувенире отпала. Сколько можно их хранить? Съедим в поликлинике, заочно отпразднуем Вовкину свадьбу.
Иду через площадку, сажусь в нужный мне автобус, за рулём кто-то из знакомых ребят. Выплываем из ворот, урча дизелем – под фаянсовую синеву неба и косматые тени деревьев. Я маячу на заднем сиденье. Ехать мне четыре остановки.
На первой от парка остановке входят несколько пассажиров. Один из них – Вовка Ладушкин с букетом белых роз. Его запах я за километр различу.
- Привет, Алёна, - говорит он, протягивая мне розы. – Я тебя ждал. Пойдёшь за меня замуж?
Я понимаю, что надо что-то сказать, но не помню ни одного слова.
- Хо, - говорю я. – Хо-хо. В честь чего внезапное предложение руки и сердца – да ещё в общественном транспорте? А если контроль?
Вовка с хитрецой вынимает и показывает журнал предрейсовых осмотров. В графе напротив Ладушкина моей собственной рукой вчера вместо «годен» написано «люблю!» И позавчера – тоже. Вот это конфузище!
- Ох, я балда! – говорю. – На самом интересном месте засыпалась. И что теперь будет? Ты загордишься?
- Ещё как! – говорит Вовка. – Я горжусь тобой, Алёнка. Как женщиной, которую люблю.
И дальше мы едем вместе… не знаю куда, да это и не важно. С букетом роз, облачным Вовкиным запахом и тремя шоколадками в сумке. По-моему, в автобусе ещё никто замуж не выходил. Наверное, у меня есть повод гордиться…
(использована иллюстрация из открытого доступа)