Римма Каарошвилли, моя школьная подружка, в девичестве Иванова, периодически называла мужа предатель Саакашвилли. Как правило это происходило в том случае, если он вместо её просьб по приобретению ТОГО или СЕГО для милой любимой жёнушки, удовлетворял исключительно свои пристрастия или потребности. То есть, неожиданно приобретал дрель и шуруповёрт, тогда как должен был купить духи Molekule 01 + Patchoule. Эти моменты совершенно не говорят о том, что он не обожал свою жену и жил исключительно для себя. Нет. Это не так. С Молекулой Пачули всё случилось совершенно прозаично. Магазин с хозтоварами попался раньше, чем парфюмерный с ювелирным. Загруженные в багажник продукты вместе с дрелью и шуруповёртом сожрали все деньги с зарплатной карточки и смысла ехать за парфюмом не стало. Самое грустное, наврать, что Пачули закончились невозможно, так как эта дрянь никогда не заканчивается… и в интернете крупными буквами написано, что ОНИ ЕСТЬ в продаже именно в этом магазине, что находится в нашем районе.
Я вспомнила эту смену фамилии ближнего исключительно потому, что наш путь из дачного посёлка, где интернетовская связь и мобильная тоже попросту отсутствовали, в небольшой ближайший городок к родственникам за интернетом, который был крайне необходим периодически мужу для удалённой работы. Наши путешествия, если так можно выразиться, всякий раз пролегали по трёхкилометровой дороге к станции электропоездов, через переезд и далее 15 километров до города N. По дороге мы, как правило, подвозили старушенций, пожилых или просто пешеходов до станции или до города, если им нужно было туда, куда и нам. В этот милый тёплый день муж промчался мимо тётеньки с седым пучком и маленьким рюкзаком и мимо седоватого спортсмена с тележкой.
– Давай посадим дедушку! Бабушку уже проехали! – промямлила я.
– Это не дедушка, а спортсмен, который неважно выглядит, пусть тренирует икры ног. У нас заднее сидение завалено вещами, – прошамкал муж.
– Ах ты Укр, хохол несчастный, как тебе не стыдно, – затараторила я, припоминая ему, что фамилия начинается на О и заканчивается той же самой буквой
– ОкоёменкО. Тут он притормозил около бабульки с палочкой медленно шагающей оставшиеся пару километров до станции. Я выскочила из машины, ужала барахло, на заднем сидении, быстро погрузила старушку и мы поехали.
– Какое счастье! Спасибо! Спасибо! – не умолкала старушка.
– Вам на станцию или в город?
– Мне в город…, – проговорила она молодым голосом и продолжила множественные и бесконечные слова благодарности за нашу несусветную доброту…, – Так тяжело уже на дачу ездить.., а как же не ездить, когда, только там и счастье…, дочка умерла давно, у внука своя жизнь…, а я поговорю с растениями как с людьми, и, мне хорошо на душе….
– Вам, небось, лет 75, – сказала я весело, чтобы что-нибудь сказать, сильно подозревая, что ей меньше.
– Неет, – засмеялась она, растягивая слова, – скажу вам – вы не поверите!
– Что, 78, наверное?
– Ха-ха-ха!
– 80! – весело и громко сказала я.
- 89 мне, а в августе будет 90! – грустно произнесла она, и мы онемели от удивления! Действительно, одинокая старушка, топающая к станции не малое расстояние, с рюкзаком и с палочкой не производила впечатления такого почтенного возраста.
– Действительно возраст почтенный, – с уважением прошептала я.
Она продолжала рассказывать о своей нелёгкой судьбе и несколько раз говорила о том, что трудилась всю жизнь физически начиная с 13 лет. В момент расставания, помогая старушке выйти, я поддерживала её за руку. Она вышла и, наклонившись, поцеловала мне руку, я, недолго думая, сделала поклон и поцеловала её руку, увидев коричневатую пергаментную кожу, невзирая на её сопротивление и удивление. Пожелала ей здоровья, а она в ответ нам. Мы никак не могли расстаться, сжимая руки друг друга.
На душе грустно и тепло трепетало молниеносное время.