«Когда-то гордый и надменный…»
Когда-то гордый и надменный,
Теперь с цыганкой я в раю,
И вот – прошу ее смиренно:
«Спляши, цыганка, жизнь мою».
И долго длится пляс ужасный,
И жизнь проходит предо мной
Безумной, сонной и прекрасной
И отвратительной мечтой…
То кружится, закинув руки,
То поползет змеей, – и вдруг
Вся замерла в истоме скуки,
И бубен падает из рук…
О, как я был богат когда-то,
Да всё – не стоит пятака:
Вражда, любовь, молва и злато,
А пуще – смертная тоска.
11 июля 1910
А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
«
16 А пуще… одурь, да тоска. (Т8)
[Т8 – Тетради беловых автографов. Восьмая тетрадь: "Александр Блок. Стихотворения. 1913-1914 годов. 172 страницы (109 стихотворений)"]
»
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
По воспоминаниям И.Н. Розанова, было одним из пяти стихотворений сборника "Седое утро", пользовавшихся наибольшим успехом. (Воспоминания, 2. С. 379).
П.Г. Антокольский, вспоминая о поэтическом вечере в Петербурге в зале Тенишевского училища весной 1916 г. писал: «Выступали все литературные корифеи ... Он (Блок.- Ред.), единственный из всех выступавших, серьезно и искренно рассказывал, оценивал или переоценивал свою собственную жизнь и судьбу. В этом было все дело. Похоже было на то, что он действительно просил: "Спляши, цыганка, жизнь мою!". И короткое блоковское стихотворение, всего двадцать или двадцать четыре строки [шестнадцать, вообще-то], кажется длинной поэмой, полной слишком большого содержания, чтобы его сразу можно было определить на слух.» (Воспоминания, 2. 136-137).
»
Напомню цикл стихотворений «Заклятие огнем и мраком и пляской метелей», в котором герой присутствует при наложении всемирного заклятия, одним из базовых элементов которого был “пляс ужасный”:
«В бесконечной дали' корридоров
Не она ли там пляшет вдали?
23 октября 1907»
…
«О, что' мне закатный румянец,
Что' злые тревоги разлук?
Всё в мире – кружащийся танец
И встречи трепещущих рук!
…Вновь летит, летит, летит,
Звенит, и снег крутит, крутит,
Налетает вихрь
Снежных искр...
Ты виденьем, в пляске нежной
Посреди подруг
Обошла равниной снежной
Быстротечный
Бесконечный круг...
…Всё, что не скажу,
Передам одной улыбкой...
Счастье, счастье! С нами ночь!
Ты опять тропою зыбкой
Улетаешь прочь...
Заметая, запевая,
Стан твой гибкий
Вихрем туча снеговая
Обдала,
Отняла...
И опять метель, метель
Вьет, поет, кружи'т...
Всё – виденья, всё – измены...
В снежном кубке, полном пены,
Хмель
Звенит...
Заверти, замчи,
Сердце, замолчи,
Замети девичий след –
Смерти нет!
В темном поле
Бродит свет!
Горькой доле –
Много лет...
И вот опять, опять в возвратный
Пустилась пляс...
Метель поет. Твой голос – внятный.
Ты понеслась
Опять по кругу,
Земному другу
Сверкнув на миг...
Какой это танец? Каким это светом
Ты дразнишь и ма'нишь?
В кружении этом
Когда ты устанешь?
Чьи песни? И звуки?
Чего я боюсь?
Щемящие звуки
И – вольная Русь?
И словно мечтанье, и словно круженье,
Земля убегает, вскрывается твердь,
И словно безумье, и словно мученье,
Забвенье и удаль, смятенье и смерть, –
Ты мчишься! Ты мчишься!
Ты бросила руки
Вперед...
И песня встает...
И странным сияньем сияют черты...
Уда'лая пляска!
О, песня! О, удаль! О, гибель! О, маска...
Гармоника – ты?
1 ноября 1907»
Бесконечные коридоры надмирного храма, по которым бродят очередные аватары Саломеи, её роковые пляски, растворяющиеся в путанице надзвездных метелей… Ничего не осталось.
Вот, только питерский кабак да цыганка… С танцульками на пятак.