Август

Игорь Иванович Бахтин
АВГУСТ


“Ж-ж-ж-ж” —  бурчал старый шмель, вылезая из махровой розовощёкой петуньи, в которую он забрался по задние ножки. —  Хорош цветочек, правильно говорят —  мал золотник да дорог. Хотя продуктивней было бы по цветущей кинзе пройтись, ишь как выцветилась.   Братья говорят, клопами пахнет, что за зверь такой? Не встречал. По мне  —  вкусный запах, хоть и мал цветочек.
 Старый шмель огляделся, тихо добавив:
 —  Жарко сегодня будет, и по радио на соседнем участке вчера о жаре говорили.
Он спланировал на крупный вызревающий подсолнух,  с удовольствием уткнулся в горячую и пухлую желтизну, мимоходом отмечая: «На убыль август пошёл. Птицы выклёвывают семечки. Кушать всем хочется».
  От работы его оторвало жужжание.  Рядом с ним бесцеремонно присоседился молодой шмель.
— Ж-ж-ж-Жил? Ты что-ли? —  спросил он гостя.
— Я, я, - дядя Ж-ж-ж-Жул, - рассмеялся  шмелёк.
 —  Ж-ж-жив! Рад тебя видеть. Как наварчик сегодня, племянник? Что-то ты раненько. Мы за тебя переживали, милок. Почему на вечерней поверке не было тебя?
  — Да заработался вчера. Жадность фраера сгубила, как любит говорить братец Ж-ж-ж- Жюр. Такой нектарище вчера был везде! Не просёк, как ночь опустилась.  Заночевал на подсолнухе, а холодно было ночью,— б-р-р-р! чуть не околел. Вот пару кругов скоростных сейчас нарезал, чтобы согреться.
  —  Все волновались за тебя. Знаешь, участились случаи, когда наш молодняк запутывается в парниковой плёнке, бьётся, обессиливает, а там супостат паук дожидается. Тётя ж-ж-ж-Жужула плакала всю ночь.
  — Нехорошо вышло, дядя, каюсь.
—  То-то, давай на эхинацею, пока наших мало. Ха! Эхинацея – от всех болячек панацея.
—  Давай. Люблю её.
  Объект был рядом, и шмели рьяно взялись за работу.
—  Передохнём-ка, племяш, притомился я чего-то, – сказал через некоторое время дядя Ж-ж-ж-Жул.
—  Сегодня  почти все розы цветут. Не пойму я, и чего хозяева участков помешаны на этих колючках? Какая польза от неё? От кабачка и огурца, пожалуй, пользы побольше будет! — чихнул Ж-ж-ж-Жил.
– Это ты напрасно. Полезность – она не обязательно должна измеряться  граммами, литрами, метрами. Вот и розы из этого списка. Роза – королева сада. Для тебя их красота бесполезна, а для хозяйки этого цветника, если ты не заметил, она полезней будет эхинацеи — радость ей дарит. Ты как-нибудь обрати внимание на неё, когда она, проснувшись, выходит из дома. Первым делом к своим розам идёт и такое счастье у неё на лице – прямо-таки  светится и слёзы! Это не шмелиное счастье – собрать пыльцы побольше. Ну, не поверю, салага, что тебе больше нравятся участки, где королевами крапива, сныть, да одуванчик. Что-то ты не летун в такие края. А тут вся эта дрянь изничтожается. Здесь и к нам хозяева с уважением относятся – сколько питания нам обеспечили. Ну, и мы их не подводим, помогаем с урожаем.
 — На соседнем участке задохнуться можно. Приедут, и —  мясо жарить, да пить. Орут, пляшут, спят и опять орут. Недавно братец Ж-ж-ж-Жикс залетел туда. Пустой  полетал, полетал, путного ничего не нашёл. Видит букет роскошный на столе в вазе стоит. Рассказывал, что не видел никогда таких цветов, ну и «нырнул» в букет. Пулей из него! Полчаса чихал после, потом рвал, температура поднялась. Неделю болел, маманя Ж-ж-ж- Жула его ромашковой пыльцой отхаживала.
  —  Мой тебе совет: не суй нос, куда не след. Это осам на цветках тля нравится. А братцу Ж-ж-ж-Жулу  «повезло» на магазинный букетик нарвался. Это отрава заморская, но людям отчего-то всё такое дальнее нравится, рядом с собой красоту не замечают. М-да, хорошо ж-ж- ж- жив остался  ж-ж-ж-Жул.  Так что красота – красоте рознь. Оводам, например, дерьмо нравится,— за красоту его почитают. Тебе дерьмо нравится? То-то. Или, к примеру, наши зловредные родственники шмели-кукушки такие красавицы, глаз не оторвать. Да красота их для нас гибельна. Шептуны, будь они не ладны.Полетим-ка, брат, к настурциям, хе-хе, отличная продукция, просто замечательный десерт. Или для начала давай флоксы подчистим, что-то они в этом году рановато стали осыпаться.
    Улететь  сразу им не удалось.  Рядом с ними грациозно и плавно спланировала молодая шмелиха, сходу недовольно заявившая:
  — Привет. Меня Ш-ш-ш-Шаава зовут. Уже подчистили?
   Она смотрела на соседей пристально и с какой-то странной злобой. Племянник с дядей принюхиваясь к гостье, переглянулись, а дядя Ж-ж-ж-Жул, почему-то принял боевую стойку, хотя и улыбался.
— В натуре «порожняк», – сказала неожиданная гостья, не сводя с полезных сородичей глаз. – И чё вы здесь толчётесь, трудяжки-труды ваши тяжки?
 — Кто рано встаёт, тому Бог даёт, —  сказал Ж-ж-ж-Жул.
—  Бог? Кому бог,а кому голова умная помогает, да красота – презрительно поджала губки гостья. – Ладно, пока, пока, хрен вам под бока, трудяги-доходяги. Каждому по способностям, так, что ли? Жарко … пора и мне отдохнуть от трудов праведных.
  Она  взмыла над ними, покружилась и, прошептав: «Быдло убогое», набирая скорость понеслась к кудрявой груше. Урожай на ней был отменный: увесистые груши ждали сбора, на «попках» их дрожали медовые капельки.
 —  Красавица! – проводил взглядом шмелиху Ж-ж-ж-Жил.
 —  Красавица! – передразнил племянника дядя. —  Шааава! Шалава! Шептуниха. Не строит, не работает.  Ты такую в дом пусти – она маманю твою быстро убьёт, личинки и яйца выбросит вон и заживёт на всём готовом, тобой добытом. У неё жало, между прочим, поболе нашего.
— Так это «кукушка» была? – на мордашке Ж-ж-ж-Жила застыло выражение ужаса.
— Она самая. Да ты не дрейфь.  Наши деды  давно научились с этой гадостью «общаться». Сотнями, взводами налетим, порвём, как тузик грелку. Опыт есть. Но гадость, конечно, редчайшая. Эх, красота-то кругом какая! Годецию чуешь? А лобелию? А кларкию? А анютины глазки? А бархатцы? А левкой-то, левкой!
  — Чую, дядя, чую.  Аж дух захватывает! И почету цветы всё больше женскими именами богаты?
– А гладиолус? Чем не король сада? Ирис ещё, Вася-василёк, нарцисс. Женских названий больше, конечно, но без нас, мужиков, дружище, девочки-цветочки завянут, — молодо расхохотался  Ж-ж-ж-Жул.
— Смотри, дядя, смотри! Ёж-ж-ж-жик!
— Трудяжка. Помощник, всяких гадов вредителей изничтожает. К зиме готовиться брат ё-ж-ж-жик .Ему вес набирать надо, чтобы выжить.
На порог дома вышла бледная хозяйка дома. Она потянулась и пошла к цветнику, где с улыбкой нагнулась, и понюхала алую розу, на которой сверкали капли росы.
— Мама дорогая! – прошептала она. – Какая красота, Ванечка! Боже мой! Как хочется жить!
   К ней подошёл муж, обнял за плечи, спросил тихо:
 — Как ты себя чувствуешь, родная?
— Когда вижу эту красоту, про свои болячки забываю, Боже, Боже, как хочется жить!      
На глазах женщины выступили слёзы, она не отрывала глаз от розы, шепча:
 — Ну, ну, дорогая, ты будешь жить, — мужчина стал целовать глаза женщины.
  Ж-ж-ж - Жил и Ж-ж-ж-Жул оставили работу. Притихнув, они, замерев, смотрели на людей.
— Давай подлетим и присядем на эту розу,—  прошептал на ухо Ж-ж-ж-Жилу  Ж-ж-ж -Жул,- эта женщина каждый раз так радуется, когда видит нас. Подарим ей эту радость. Ей это по-всему очень нужно.

***(...для выведения потомства шмель-кукушка проникает в гнездо шмелей-хозяев, предварительно дав им примерно месяц на развитие.  Паразит проникает тайно, первое время прячется от хозяев гнезда, пока не приобретёт их запах, затем выбирается и намеренно прохаживается перед ними, чтобы проверить их реакцию. Шмелей, не обращающих на него внимания, он не трогает, а тех, кто пытается его атаковать, убивает. Его хитиновый скелет значительно прочнее шмелиного, жало длиннее, а челюсти острее, с крепкими зубцами, и ранят сильнее шмелиных. Но иногда шмели атакуют большой группой, и незваный гость гибнет, так как в его броне есть уязвимые места: конец брюшка и шея.

Обычно шмель-кукушка убивает матку-хозяйку, а затем выбрасывает из расплодных пакетов личинок и яйца (но не куколок — они производят тепло и не потребляют пищевые продукты). Но некоторые виды не трогают хозяев, и они оба (паразит и хозяин) выводят потомство. Но если два шмеля-кукушки проникнут в одно гнездо, то обязательно начнут драку, и один из них неизбежно погибает...)