- Вы не поможете мне съесть арбуз? - напечатала Катя и задумалась, а кому, собственно, отправлять этот несколько странный вопрос ("ты называешь его всего лишь несколько странным?" - взвыло Катино рациональное "я", затюканное Катиными наивными мечтами и верами в человечество и светлое будущее Земли, взвыло и тут же трусливо умолкло, некогда Кате было ругаться с самой собой).
Катя посмотрела на огромного Кузю и бросила телефон на кровать.
- Ты спятила, Екатерина, - казалось, сказал Кате Кузя, - как меня можно есть с почти незнакомыми, можно сказать, чужими по духу и желудку, людьми?
- Я действительно спятила, - ответила арбузу Катя и решила немного вздремнуть. Хотя ночная смена выдалась и спокойная, почти, если уточнить ("ну да, ну да," - рациональное и ехидное "я" снова подало свой голос), спать все же хотелось. То ли оттого, что Катя перенервничала, то ли просто от какой-то непонятной усталости и тоски.
"Все же хорошо! Что за недовольство? Ты только что побывала на море, хорошо отдохнула, загорела и накупалась на весь грядущий год, ты молода и здорова, у тебя прекрасные родители и замечательная работа!" - думала Катя, пытаясь уснуть. И ведь все было именно так, как ей и представлялось, вот только работа была не совсем... как бы это сказать?
- Работа у меня чудесная, а вот начальница - редкостная грымза! - сказала Катя так неожиданно громко, что кот Франтик, уже уютно устроившийся на подушке, недовольно мяукнул и спрыгнул с кровати. - Прости, Франтишек, иди сюда, иди, поглажу, - Катя вскочила с кровати и пошла на кухню, чтобы умаслить недовольного Франтика пакетиком любимого корма, а самой выпить чашечку холодного какао и подумать обо всем, что произошло, и как же все-таки ей быть с Кузей.
Все началось вчерашним утром. Катя - бодрая и счастливая, еще наполненная морской свободой, приехала на работу и тут же попалась на глаза Светлане Сергеевне.
- С возвращением, - кисло приветствовала Катю начальница, - ты очень кстати, Елена заболела, поэтому придется тебе остаться на ночь. Смена будет легкой, операций не предвидится, обычное наблюдение, будешь спать всю ночь, как младенец у мамки в колыбели, - Светлана Сергеевна с удовольствием смотрела, как своими словами она грубо стирала загар и радость с Катиного лица.
"Легкая смена", "проспишь всю ночь" - запретные слова в любой больнице. И пусть их больница была ветеринарной, но приметы не обманешь, не зря их люди веками выводили.
"Прикуси свой поганый язык!" - хотелось сказать Кате, но, конечно же, она сдержалась. Все ей говорили, что с работой ей невероятно повезло и надо держаться за место зубами, чтобы потом...
- Я поняла вас, Светлана Сергеевна, - спокойно ответила Катя и своим безразличием, пусть и деланным, разозлила начальницу еще больше.
- Чуть не забыла, - по ехидным и веселым глазам Светланы Сергеевны было видно, что она приберегла самое "приятное" известие напоследок, - сегодня Павел Ильич дежурит.
Светлана Сергеевна с удовольствием увидела расстроенную красноту Катиных щек, удовлетворенно вздохнула и уплыла в кабинет, а Катя пошла переодеваться, думая, что начало нового трудового года ничего хорошего не предвещает.
Катя работала ветеринаром уже год. Так было записано в ее трудовой книжке, на самом же деле, к лечению животных ее не подпускали именно из-за неприязни Светланы Сергеевны.
- Хуже блатного сотрудника может быть только блатной, о котором забыла его "волосатая" рука, - жаловалась Катя своему бывшему, тогда еще настоящему.
В ответ на Катины жалобы Димка обычно делал кислую, противную физиономию человека, который "пробивается" в этой жизни сам, без помощи влиятельного папочки и, вздыхая, словно он говорил с глупым и капризным ребенком, нудно изрекал:
- Катерина! Ты должна ценить эту уникальнейшую возможность! Я бы на твоем месте...
Дальше Катя не слушала, каждое слово любимого было выучено наизусть, она только кивала и молчала, прекрасно зная, что Димка сейчас, словно Катин папа мог его слышать, рассказывает, какой у нее замечательный, чуткий, заботливый отец и какая Катька неблагодарная. Подумаешь, не дают оперировать! Зато клиника какая престижная! Туда же очередь из таких Катек стоит! Локти грызет от зависти!
- Уж наверняка все сгрызла, - однажды огрызнулась Катя и еще раз попыталась все объяснить, - понимаешь, Светлана Сергеевна хотела на мое место устроить свою то ли золовку, то ли невестку. А тут папа влез. Хотел, конечно же, как лучше, а получилось, хуже не придумаешь. Он меня впихнул в клинику и забыл, что я есть на этом свете. А начальница не дает мне работать, клюет меня из злобы и видит, что я никому не жалуюсь, что за мою травлю ей никто слова не говорит, да никто и не знает, что она меня поедом ест! От этого звереет и издевается еще больше, ждет, когда я не выдержу и заявление об уходе напишу. Блатная я только на словах. Я папе благодарна, ты не думай, но...
- Но что? Он тебя за руку должен по этой жизни вести? Посмотри на меня! За моей спиной никого! Все сам! А ты...
- Он мог бы... - Катя умолкала, не желая спорить, наверное, она действительно неблагодарная дочь. Папа мог бы поинтересоваться ее делами, мог бы позвонить владельцу и спросить, как там Катя. Он многое мог бы. В первую очередь, помнить про Катю. Да, наверняка она плохая, вздорная, капризная дочь. Но и Димка хорош! Как можно говорить, что он всего добился сам, если его родители до сих пор помогали ему деньгами, хотя он уже прилично зарабатывал? Не могли составить протекцию, но всегда поддерживали, плечо подставляли, утешали. Разве это все сам? А ее родной папа? Катя была для него неким подобием циркового кролика, которым можно похвастаться перед влиятельными друзьями. "Смотрите, смотрите, моя-то закончила школу с золотой медалью! В институт поступила, сама, заметьте! С отличием закончила! Дипломированный ветеринар! Смотрите, смотрите!" - так представлялось Кате, словно папа был фокусником, а она тем самым белым, пушистым, умилительным созданием, которого вытаскивают из шляпы только тогда, когда он нужен, а в остальное время, кролик фокусника абсолютно не интересует. О Катиных неудачах и болезнях папа не только молчал, но и делал вид, что их вообще нет, как и такой Кати - не победительницы.
- Мам, если честно, я рада, что вы разошлись, - однажды сказала зареванная Катя маме (папа водил Катю в ресторан и там, о ужас, оказалось, что у нее аллергия на манго, Кате стало тяжело дышать, но папа, не поверив, что ей действительно плохо, строго ее отругал и сказал, чтобы она не придуривалась и не привлекала к себе внимание настолько дешевыми трюками).
- Если честно, я тоже, - ответила мама и даже не назвала Катю бессердечной.
- Жалко, что мне приходится называть его папой, на самом же деле...
- Я знаю, - мама вытерла Катины слезы.
- На самом же деле, - настойчиво продолжила Катя, но не смогла договорить и снова заплакала. Хотя, с чего бы ей рыдать? Как ей говорили девчонки во дворе, ей надо радоваться: у нее есть папа, который когда-то и привел ее в этот мир, а потом бросил их с мамой, обменяв на какую-то профурсетку, и настоящий отец - второй муж мамы, который Катю очень любит, защищает, кормит ее мороженым и разрешает держать в квартире орду хомяков и крыс. И с чего тут реветь? Радоваться надо! А то, что родной папа Катю не особо любит, ну, вот так получилось, зато подарки дорогие всегда дарит, заглаживает свою нелюбовь деньгами, платьями и золотом.
Загладил нелюбовь и работой в престижной клинике. Катю, к тому времени, уже звали работать в маленьком ветеринарном кабинете на окраине города, где она проходила практику. Там было все очень просто и душевно, посетителей знали в лицо и морду, Кате обещали платить поначалу не очень много, но зато практики там было хоть отбавляй.
- Глупости! - сказал папа гордой Кате (ее заметили, ей предложили работу, она, ее знания чего-то стоят!), - я уже договорился, пойдешь работать в "Здоровые хвостики - счастливые хозяева". Зарплата приличная, должность, а форма у них! Ооо!
"Да, наверняка одежда и привлекла папино внимание" , - подумала Катя. Папа животных ненавидел и долго дулся на Катю, когда она вместо престижного медицинского (как бы это звучало! моя дочь - кардиолог или, еще лучше, - торакальный хирург!!) поступила в ветеринарный, в грязь, вонь, шерсть, когти и клыки.
Если бы у Кати хватило ума, если бы ее саму (чего уж тут скрывать!) не привлекли престижность и величина "Хвостатых хозяев" (так в шутку называли их пафосное учреждение, где и намека не было на неприятный запах), если бы не приличная зарплата (уже после увольнения Катя узнала, что папа доплачивал половину из своего солидного кармана), если бы не радость мамы и отца и гордость за нее, Катю, если бы, если бы... Тогда бы Катя и не получила этот арбуз, которого почему-то назвала Кузей и не рассылала бы сейчас немного странную просьбу о его совместном поедании.
Ночная смена, вопреки "карканью" Светланы Сергеевны, поначалу действительно выдалась спокойной. Катя покормила кошек и собак, сделала необходимые уколы, запихнула в недовольные пасти таблетки и микстуры, и они с Павлом Ильичом сели пить чай.
Павел Ильич - ветеринар от Бога, прекрасный диагност и большой любитель животных - имел один неприятный недостаток, стирающий ночами и только ночами, все достоинства Павла Ильича в мелкую крошку. Павел Ильич страдал бессонницей и почему-то глупо думал, что он не одинок и всякий ветеринар или помощник, работающий в ночные смены, также не нуждается в отдыхе, как и он сам. Именно поэтому работа с ним обращалась в пытку. Павел Ильич, проверив назначения и показатели, ласково погладив всех без исключения больных, устраивался в комнате отдыха и заводил неспешный разговор о кошачьем кашле, причинах хромоты у собак и прочих интересных болячках. Павел Ильич полагал, что делает огромное одолжение, щедро делясь огромным опытом и младое поколение должно не только восхищенно ловить каждое его слово, но и подробно конспектировать бесценные знания. Сон в ночное дежурство был Павлу Ильичу непонятен (сам он мог высыпаться днем), поэтому потерпев короткую дремоту коллеги, он нетерпеливо будил его или ее и, захлебываясь от восторга, начинал рассказывать самые интересные и поучительные случаи из своей обширной практики.
Светлана Сергеевна прекрасно знала об этом милом чудачестве опытного ветеринара и поэтому любила "наказывать" непокорных и неугодных ночными сменами в компании Павла Ильича.
"Может быть случится чудо, и он разрешит мне подремать хотя бы часок?" - думала уставшая Катя. Не на такой первый рабочий день она рассчитывала, а еще и родители уехали на море. Как там Франтик один? Катя, конечно же, съездила домой в обеденный перерыв, насыпала коту побольше корма и рассказала ему, что и она, и родители его очень любят и не бросают и чтобы он не боялся ночевать один. Катя вернется утром, они позавтракают, а потом она расскажет ему, что было интересного за целые сутки работы в ветеринарной клинике.
"Как же хочется чуда! И спать!"
Не успела Катя еще раз отправить свою пустяковую просьбу в самый далекий космос, где, как говорят, и вершатся людские судьбы, как чудо действительно произошло: у Павла Ильича басовито загавкал телефон ("лай любимой собаки, что может быть приятнее", - так объяснял Павел Ильич выбор этого оригинального звонка).
- Да, Лидочка. Что? Сердце? Скорую уже вызвали? Бегу, бегу.
Павел Ильич побледнел и пояснил Кате:
- Супруга, плохо ей, жару не переносит. Голубчик, отпустите меня, а? Буду вашим должником! Если что, звоните, да вы и сами справитесь! Вы же дипломированный ветеринар, в конце концов!
"Надо же! Вспомнили наконец-то, что я - ветеринар!" - хотела сказать Катя, но промолчала. Павел Ильич относился к ней хорошо и не его была вина в том, что Катю третировали, как неразумную девчонку.
- Езжайте, Павел Ильич! Я прекрасно подежурю одна, только телефон не выключайте, пожалуйста.
Некое предчувствие легонько кольнуло Катино сердце, но тут же исчезло. Можно будет поспать! Хоть всю ночь!
Павел Ильич умчался к жене, а Катя легла на кушетку и мгновенно заснула.
Ей снились море, солнце и настойчивые вопли чаек. Они кричали так мерзко, так оглушающе, что Катя неохотно проснулась и не сразу поняла, что это не птицы, это дверной звонок, вызывающий дежурного специалиста, то есть Катю.
- Дочка, помоги, она умирает!
В чистую приемную ввалился огромный мужчина с собакой на руках. Псина задыхалась.
- Дочка, скорее! Кость в горле застряла.
У Кати забилось сердце и задрожали ноги. Надо звонить Павлу Ильичу! Она сама не справится! Вот уже год она просто делает уколы и берет кровь, ее ловкие руки отвыкли от хирургической работы, и она очень боится, что не справится, не сумеет. Все эти мысли промчались в Катиной голове за долю секунды, на большее у них времени не было, ведь собака умирала.
- Сюда, за мной! - велела Катя и побежала в операционную. - На стол! Держите ее крепко. Да, вот так.
Катя вмиг забыла, что целый год она была просто девочкой на побегушках и что ее руки отвыкли от инструментов. Собака задыхалась, а это значило, что переживать Катя будет потом. Когда все закончится. Благополучно закончится, а как иначе?
Катя оттянула песий язык щипцами, вручила их трясущемуся хозяину и строго велела:
- Тоже держите, сильно не тяните. Зачем ей такие мелкие кости давали?
- Она схватила где-то, я не знал, грызет и грызет, а потом раз и задыхаться начала. Дочка, милая, помоги! Я здесь рядом ночую, с арбузами, а собака со мной, я даже не знаю, как ее зовут. Уже несколько лет она со мной. Я приезжаю с арбузами, и она тут, как тут. А верная, хорошая собака. Клянусь, заберу в этом году ее домой! Ты только помоги, умоляю тебя, - хозяин говорил сбивчиво, бестолково, Катя его не слушала, пусть себе болтает, лишь бы в обморок от страха не падал, не мешал и держал собаку, которой все происходящее очень не нравилось, да и умирать она уже твердо намерилась.
Кость в собачьем горле была гладкая, словно ее нарочно отполировали, чтобы Кате тяжелее ее было вытаскивать. "Черт бы тебя побрал, собака, не могла проглотить что-нибудь удобное! Только продержись, только погоди, я сейчас! Есть!" Катя ухватила кость зажимом и быстро ее вытащила. Собака вмиг обмякла и, казалось, ей стало хуже.
- Что с ней? Что? - заорал хозяин и попытался схватить Катю за руки.
- Сердце, сейчас. Да не вопите вы! Пациентов разбудите! - рявкнула Катя и сноровисто сделала несколько уколов в вялое собачье тело. Хозяин послушно умолк, а Катя послушала собачье сердце ("вот только не вздумай умирать! на том свете достану! ты же моя самая первая, настоящая пациентка! будь человеком, ну, собака!") и псина, словно услышав отчаянные Катины мольбы, глубоко вздохнула и слабо, неуверенно забила хвостом по столу.
- Дочка, дочка, - рыдал хозяин и лез обниматься, потом целовал собаку в нос и пытался целовать Катины руки, - спасибо тебе! Как тебя отблагодарить? Сколько я должен?
Катя посмотрела на худую собаку (она уже пыталась спрыгнуть со стола), на мятую одежду хозяина, на его небритость, морщины и седую шевелюру, решила, что завтра сама купит и положит на место лекарства и шприцы, потраченные на псину и ответила:
- Никак, нисколько. Костями ее не кормите.
- Нет, я так не могу, - хозяин попытался сунуть Кате в карман несколько бумажек, но она строго сказала:
- Прекратите немедленно!
- Ладно, ладно, дочка, ты когда домой? Когда работа заканчивается?
- В восемь, а что?
- Я ж тут рядом, на углу, с арбузами. Умоляю, подойди утром, я тебе такой арбуз выберу, самый лучший, самый сладкий! Съешь за наше здоровье! Умоляю! - хозяин (хотя, как выяснилось, хозяином собаки его можно было назвать с большой натяжкой) молитвенно сложил руки и посмотрел на Катю, как на спасительницу всего человечества.
- Подойду, - улыбнулась Катя, еще раз послушала собачье сердце и решила отпустить пациента, прекрасно зная, как дорого стоит ночь, проведенная в "хвостатых хозяевах".
Окончание следует завтра
©Оксана Нарейко