—Если бы человек ходил на четвереньках, то никогда б не догадался взять в руки оружие, - продолжила разговор Ольга, насаживая червяка на крючок.
—Не-а, - возразил Николай, не сводя глаз с поплавка, - нет, Оля, он бы наловчился стрелять из-за пазухи либо с-под колена, но убивать не перестал. Это у него в крови от предков и от проворства рук. А представь, что бы случилось, ежели б у него были руки о шести пальцах. Сколь славных дел он тогда бы наворотил, не в пример пятипалым! И в мирном строительстве, и в военном деле! Сам бы удивлялся своей растопыренной расторопности до исхода отпущенных лет.
— То есть, воевал бы до полного истребления всяческой жизни?
— Куда там! Всё живое истребить никому не под силу, даже человеку разумному. Он всегда за голубое небо без дыма пожарищ. Помнишь ещё школьные стишки: «Отдам последние штаны, лишь бы не было войны. В поле трактор – дыр, дыр, дыр - мы за мир, мы за мир!» С малолетства к пацифизму приучены, если нам смертью не угрожают. А так-то, хоть в джунглях, хоть в снегах по пояс, но упорный человек выживет, - заверил Коля.
— Чтоб в первобытном состоянии умереть, - уточнила Оля.
— Вовсе нет, - пустился рассуждать мужчина. - Человечество пустилось бы развиваться по знакомому кругу. Например, изобрели бы счёты для развития торговли, общественные туалеты за-ради разгрузки красот природы и, развиваясь перманентно, научились бы гнать самогон из кореньев и тростника, а там уже до компьютеров и смены пола рукой подать, - заржал Николай.
— Кстати о смене пола, - вдруг серьёзно начала Ольга, не впадая в игривое состояние собеседника, - не понимаю я дурёх, подделывающихся под мужиков. Чего радоваться никчемным излишествам полового различия?
— Чего тут непонятного? - пустился в словесный перепляс Николай. - Как раз всё предельно ясно. Во-первых, полное равноправие и наивысшая степень развития, а во-вторых, если с полной пересадкой мужского достоинства, то просто красиво и притягательно. Не то что у вас - тишь да гладь с пробором посерёдке. Не за что и зацепиться даже взглядом, не говоря уж о конечностях.
-Зато никакой заботы о внешней сохранности, - вступилась Оля за свой половой признак. – Это ваши излишества боишься лишний раз в руки взять. неровен час раздавишь, не рассчитав силы, или вовсе оторвёшь в порыве страсти.
—Не боись, - стал успокаивать Николай,- наши кошельки природой на совесть сработаны. И материал первосортный, и висят не до колен.
— Давно спросить хочу: а ног не натирают? А если сесть с размаху, то, наверное, можно и придавить всю эту красоту до полной импотенции. И как ходить с таким грузилом всю свою жизнь?
—Не только ходить, Оль, но и бегать, обгоняя ветер, который, кстати, не оказывает сопротивления, не в пример вашему воздухозаборнику чуть ли не самолётного типа, ежели модель опытная и со стажем. Да и смотрится голый мужик словно дорогой подарок с бантиком, когда не охотится в межсезонье гона. Высшая каста и предел разума. Даже в самом малом проявлении! Я не говорю об умственных особенностях мужика, а о простом физическом превосходстве, дарованном им самой природой. Вот ты попробуй утром, с гордо поднятой головой, в раковину для умывания пописать и не промахнуться. Это тебе не унизительное приседание под кустом перед любой козявкой!
—Да, дикое вы племя гондурасов, - улыбнувшись чему-то своему, молвила женщина.- Сплошь спортсмены и охотники, блин, а нет, чтобы по грибы ходить либо рыбалкой вплотную заниматься.
—Что с того? - возразил Николай.- Рыба тоже живое существо.
—Зато крови почти нет, - заметила женщина и сменила тему: - Как твоя-то поживает?
—Нормально. Вот на рыбалку с тобой и Володькой регулярно отпускает, - и он кивнул головой на ближайший куст, в тени которого вольно лежал мужик, изрядно заложивший за воротник, если судить по здоровому, с посвистом, храпу.
—А Вовка, с выпускного так и не научился употреблять, - констатировала Ольга, искоса глянув в сторону ивняка.
—И не говори, наравне пьём, а он тут же с катушек.
—Зато, его жена не нахвалится, мол, малопьющий…
—Так он по второму разу успевает, когда мы ещё по первому к финишу подходим, - заржал Николай.
—Это да, - согласилась Ольга. - Собеседник из него никакой, это только в начале пути с ним весело. Вот с тобой хоть про войну, хоть про мир, а то и вовсе про космос поговорить можно.
—Так ведь и с твоим мужиком о чём хочешь поговорить возможно, - принизил себя Николай.
—Не скажи, - вздохнула женщина,- мой филолог в одну литературную трубу дует. Я на речке выросла, рыбалку люблю, а у него же на уме ямбы да хореи, и на природу плевать. Вот и меня одну с вами отпускает, как одноклассников и рыбаков стойкой морали, - и она тоже рассмеялась, звонко и рассыпчато, как шутовской бубенчик.
—Да, мы с Володькой рыбалку любим. Правда, он всё больше теоретически, а я практически, - в тон ответил Николай, выдёргивая из воды уклейку, стеклянно блеснувшую на солнце мокрыми боками.
—Ну, с почином тебя, - поздравила Оля,- кажись, и у меня клюёт,- заключила она, делая безуспешную подсечку.- Сорвалось,- констатировала женщина, доставая из банки нового червяка.
—Далеко не уйдёт, - уверил Николай, - да и какое ещё время! Успеем натаскать на уху как-нибудь.
Дальше ловили молча, так как начался утренний клёв, и рыбка поспешила на завтрак. Через небольшое время в ведёрке на двоих уже плескалась рыбёшка не на одну уху.
—Шабаш, - отметил это событие Николай, втыкая удилище в берег,- тут и Володьке хватит. Пойдём, Оль, дерябнем по соточке, да на травке позагораем. Краснопёрка пусть подождёт. Ты как?
—Положительно. Пойдём к стоянке, а рыбка пусть сама ловится, если ей приспичит,- Оля тоже воткнула конец удилища в землю.- Доставай коньяк из речки, небось, охладился, пусть прокатится по горлышку,- и они, прихватив бутылку, поднялись по берегу метров на десять, где на расстеленном покрывале лежала кой-какая закуска, а невдалеке спал тихий рыбак Володька.
Посидели, поговорили ни о чём, выпили, как водится у рыбаков-любителей, и Николай предложил:
—Может, искупаемся, а то жарко сегодня.
—Не плохо бы, но я сегодня без купальника, - пожала плечом Ольга.
—А мы с тобой, как в детстве, голышом, - развеселился на пустом месте Николай.- Помнишь вон ту излучину, где плескались без стыда и совести чуть не до вечера под присмотром мамаш?
—Так, то в детстве…
—А что, сейчас слабо? Шерстью обросли…
— Сейчас другой настрой…
—Причём настрой? Я тебя и сейчас голенькой помню, но как своего друга по играм, а не чужака ради плотских утех…
—А давай, - вдруг разудало и безоглядно согласилась Оля, - вспомним, так сказать, детство без порочной задней мысли.
—А давай, - повторил и Коля, не ожидавший такого финала разговора, начатого шуткой.- Интересно будет посмотреть, как мы телесно изменились за это время,- и он широко улыбнулся.- А кто начнёт?
Вместо ответа Оля принялась не спеша разоблачаться, но не как звезда стриптиза, а как домохозяйка в ванной, то есть аккуратно и не спеша. Николай тоже не заставил себя долго ждал, а просто выпрыгнул из штанов и рубашки. Всё же было интересно наблюдать за действиями давно знакомой женщины. Однако, представ друг перед другом в полном неглиже, они почему-то не испытали райского наслаждения, как повествуют о том бульварные романы.
Да было бы с чего! Вот, возьми Олю. Титьки, как титьки, на положенном месте и не висят ополовиненными бурдюками, а веселятся на загорелой грудке полными розовыми кувшинчиками с приклеившейся понизу наливной вишенкой. Ну, загляденье для школяра выпускного класса, ну, соблазнительная краса для холостяка. А что женатому, у которого этакое молочное хозяйство по ночам над головой ходуном ходит хотя бы раз в неделю? Можно, конечно, и пощекотать эту железу внутренней секреции, но ведь уже сколько раз щупано-перещупано ещё в медовый месяц. Так что никакой такой тайны женского организма для знающего человека уже давно сиськи не представляют. Поэтому Николай на эти излишества в женском развитие внимания не обратил. Привычка, как говорят, вторая натура. Так что, пускай висят себе без особого применения, аккурат над притоптанным холмиком обласканного солнцем брюшка с зарывшимся в нём подслеповатым глазом пупка. А если вниз взглядом скользнуть, то и вовсе бородатый циклоп обрисовывается. Ведь под животиком чётко проглядывает белый треугольник незагоревшего под трусами тела, на опрокинутой вершине которого ясно проступает кучерявая бородка клинышком. Да такая яростная, что под её буйной порослью, струящуюся куда-то в промежность, как ни силься, не видать даже привычных очертаний предохранительных складок женского интима, не то что, многими ожидаемой, дырки общего пользования.
—Ишь ты, как заросла и заматерела, - не то восхитился, не то осудил Николай,- совсем не то, что в голозадом детстве.
—Да уж, природа постаралась, - улыбнулась Ольга, - к тому же, и зимой теплее,- и она первой рассмеялась собственной шутке, переступив с ноги на ногу и как бы расширяя пространство для любознательного обзора.
Однако, кроме обильной чёрной волосатой кудреватости, Николай более ничего не разглядел. Тут, хоть пускай в ход пальцы для разведки внутреннего содержания женщины на предмет выявления её целостности и пригодности, хоть просто смирись с мрачной действительностью бытия.
«Умеет мать-природа блюсти девичью честь», - буднично отметил про себя Николай, ибо на такое добро и у своей жены, и у всех прочих ещё до свадьбы насмотрелся вволю. И не только вприглядку, но и наощупь, а то и на вкус не раз определял сортность товара. Одно и то же блюдо в этом женском меню. Может быть, у негритянок десерт в шоколадной глазури, а вот в нашей полосе одни пельмени да вареники под дезодорантом или мылом «Дав». И на том спасибо.
Оглядев купальщицу спереди, Николай зашёл к ней с тыла. Та ещё картина Репина! Такая же репица, как и у супруги, только, может, пошире в обхвате. Белое пятно на загорелом теле, если не вглядываться пристально и критически. Жопа как жопа. То есть, и колер соответствующий белому человеку, и размер не африканской стати. Дыбится шарами правильной формы, а не свисает школьным рюкзаком растеряхи или карнизом с первого этажа деревенского дома. В общем, глядеть приятно на такую женскую достопримечательность. «Белая, как лилия, а хозяйку зовут почему-то Роза»,- старым анекдотом подумал Николай, внимательно разглядывая пятую точку Ольги. Никакого изъяна не нашёл, но и ладошкой не прошёлся по ягодным местам женщины, как хотелось помимо силы воли. В самое время тюкнуло в мозгу, что панибратству тут не место, раз детство вспомнили. А с другой-то стороны и не хотелось тревожить собственную плоть, свисающую нервным хоботком между ног хозяина положения. Как-никак купаться собрались, а не прелюбодействовать, бездумно махнув рукой на семейственность и дружбу.
—Скромненько и со вкусом, - только и похвалил Коля Олю, погладив воздух перед женщиной.
—А то! - только и сказала Оля, и наклонила голову, пытаясь получше рассмотреть самые аппетитные места у товарища по детским шалостям.
Но не тут-то было! Что возьмёшь с голого мужика, если он не в боевом настрое? Ставь ты его хоть анфас, хоть в профиль, но никакого эстетического наслаждения не получишь, раз он в руки не даётся. Если он на расстоянии более вытянутой лапки, то это уже чужой экспонат и чужая игрушка в других умелых руках. А если не обладаешь, то и смотреть не на что. Спереди всё плоско и взгляду не за что зацепиться, а если, как они сами о себе с гонором говорят, их мужское достоинство, словно висельник с поникшей головой едва выглядывает из своего шерстистого гнезда, то и вовсе говорить не о чем, даже с верной подругой. Срамота, а не достоинство, даже ухватиться не за что постороннему человеку при случайном падении в гололёд. Не за его же семенные кошельки! Будь они схожи с дорогим импортным портмоне, тогда да, тогда желательно, а так, в натуре, висит какой-то кисет с махоркой за телесным головастиком и вся радость обладания. Вот и всё мужское достоинство, навыкат и без тайн, сплошная тоска для стороннего наблюдателя, и никакого сравнения даже с самой скромной женщиной среднего телесного достатка.
Да и с оборотной стороны на иного мужика смотреть без слёз нельзя. Порой непонятно, на чём и сидит. На собственной растительности, что ли? Не попка, а сплошная седалищная мозоль, если не спортсмен, а какой-нибудь музыкант или, не дай бог, писатель. Ну, ни с какой стороны выгодно представиться не могут! Вот они и стараются поскорее доверчивую женщину в постель затащить, чтоб не раздражать её своим ущербным от природы видом.
А женщина, у которой всё при ней и по её заслугам! Как крутанёт торсом, чтоб сиськи вразлёт, как задерёт ножку выше головы, чтоб все укромные губки радостной улыбкой растянулись, как присядет на шпагат перед носом избранника, так и у монаха не только шерсть дыбом встанет, не только детородный инструментарий во всей громкой красе воссияет, но даже и очи вылупятся из орбит. Что ты! Такая красота, никаких денег по ночной таксе на жалко. Да, женщина – это тебе не мужчина, это райский змей искуситель и пятое колесо в телеге при серьёзном деле.
Обоюдный осмотр длился не долго. Первой весело хмыкнула Ольга, игриво припевая:
—Каким он был, таким он и остался, - и помахала согнутым указательным пальцем правой руки возле лица Николая, левой же указывая на скукожившийся инструмент мужчины. - Только утеплился слегка,- добавила она и громко рассмеялась своей сомнительной шутке.
—Не буди лихо, пока оно тихо, - ответно подмигнул Николай.- А помнишь наше детство золотое, когда прятаться не приходилось, дорогой мой друг? Полезли в воду подальше от соблазна, спрячем под волной половые разногласия, -и он тоже разродился весёлым смехом.
Веселились бурно, но не долго. Не успели Коля с Олей полностью впасть в детство, как на берег выкатился Володька. Ноги колесом, руки в обхват с бутылкой пива, а из горла крик, отставшего от паровоза кочегара:
—Подождите меня, и я хочу, -и он тут же стал срывать с себя одежду до полного обнажённого безобразия.
—Ой, - пискнула Оленька и юркнула до подбородка в воду, укрываясь тем самым от взоров никчемного свидетеля.
—Вольдемар, ты чего это удумал с пьяных глаз? - от неожиданности возвысил было голос Николай, но тут же смягчился: -В баню что ли намылился с похмелюги?
—Так групповуха же! - вдруг трезво и рассудительно заявил Володька и предстал перед зрителями во всей своей голой красе. Мол, нате, любуйтесь!
Однако, любоваться особо было нечем, даже когда повернулся к сотоварищам бочком, изображая некоторый стыд. Морда, как и морда, знакомая не один год, пузцо футбольным мячиком, ноги в меру волосатые, а промеж них, как говорят практикующие психологи - провал в памяти. Упрямо говоря, какой-никакой половой признак присутствует, если приглядеться внимательнее, как на вернисаже прогрессивного искусства на картинах в стиле нюх, то есть, нос к носу. Ну, конечно, не базарный безмен с гирьками, а обыкновенный посадочный корнеплод, отороченный мелким мшаником, как в засушливый год на ягодных местах. Да, собственно, у Володьки-то особых ягодных угодий и не наблюдалось. Сзади та же голь перекатная на обеих худых полушариях, которые и жопкой-то назвать стеснительно. Тут же и вопрос, мол, на чём человечек сидит? Словом – плоский элемент, но с пузом. Хоть этим природа не обидела, есть за что глазом зацепиться!
—Володька, кончай дурить! - уже серьёзно предупредил Николай. - какая групповуха? Просто детская забава по старой дружбе.
—Володя, прочухайся и возвращайся на стоянку, - поддержала друга детства и Ольга. -Водные процедуры закончились, а там ещё коньяк должен остаться, - и она подняла фонтан брызг в знак окончания разговора, но сама из осторожности из воды не вылезла.
—Да вы меня не стесняйтесь, раз уже начали, - по-своему понял Владимир. -Положитесь на меня, я буду нем, как могила, - и он почему-то перекрестился.
—Ты это о чём? - вдруг прояснел разумом Николай.
—А всё о том же, - хихикнул Вова, лукаво подмигнул и руками стал из воздуха лепить снежок.
И в тот же момент Николая девятым валом выплеснуло на берег.
—Ты что, совсем офонарел? - вскипел он голосом. -В конец допился, раз такое о друзьях думаешь? - и, подбежав к товарищу поближе, замахнулся на него рукой, выплюнув почти в лицо: - Алкаш, мать твою.
Владимир, защищаясь, поднял над собою руки крестом, как в фильмах про восточные единоборства, и заголосил:
—Ты что, брат? Я-то тут причём? Сами заварили, сами и расхлёбывайте.
А далее последовала детская игра в догонялки двух голых мужиков. Они что-то орали, кружили по берегу, пытаясь даже достать один другого ногами, впрочем, не причиняя при этом особого вреда или другого какого физического урона один другому. И всё бы ничего, если бы не их наглый и неприкрытый от постороннего взгляда вид. Однако, зритель в таком мужском противоборстве особой агрессии не улавливал, а скорее находил здесь цирковое представление, едва лишь успев перевести свой взор на нижнюю половину бегающих кругами и прыгающих в раскоряку мужиков. Куда уж тут яснее, что это были не классический балет или народный танец малых народностей, раз в такт их движениям, так называемая, мужская гордость, не стеснённая путами одежд, совершала такие гимнастические кульбиты и сальто-мортале, что не только радовала глаз стороннего наблюдателя, но и вызывала у него приступы гомерического смеха, чего, собственно, и не скрывала Ольга. Да и кто бы удержался, впервые понимая смысл выражения «тряхнуть мошной по самые завязки»?
Когда же этот цирк с конями Ольге надоел, она павой выступила на берег и, прижав правую руку к груди, а левую опустив на низ живота, просто сказала горе-скоморохам:
—Угомонитесь и одевайтесь. Буду ждать вас, дураков, на месте стоянки. Замнём это недоразумение.
Коньяк допивали уже в приличном одетом виде, но разговор как-то не клеился. Давил груз воспоминаний нынешнего дня. Думалось о своём, но с разных сторон. То-ли о чести и совести, то-ли о последствиях детской шалости. Да мало ли о чём, лишь бы язык затаился надолго за зубами у некоторых!
Разошлись миром, вроде бы и позабыв, как и следует настоящим друзьям, некоторые вольности и преувеличения рыбацкой жизни. И слово, данное себе, в общем-то сдержали, но с рыбным промыслом артель Коли, Оли и Володи распалась сама собой. А так как переходить на охотничий промысел было недосуг, по причине городского пацифизма, то стали встречаться лишь по праздникам за круглым столом и в полном семейном составе. То есть, кончилась вольница и начались постные семейственные будни, что соответствует сплачиванию любой ячейки здорового общества.