Когда мы вновь оказались в кабинете Алфераки, то увидели и самого хозяина, сидящего за письменным столом. Никита Гаврилович с деловым видом что-то аккуратно писал, периодически макая перо в позолоченную чернильницу в виде черепа. Он был так увлечен этим занятием, что нас увидел не сразу. А когда заметил, то отложил перо, вскочил со стула и начал учтиво пожимать руку Степану, как-будто они расстались не пару часов назад, а очень давно:
- Голубчики мои! Где же Вы были? Я пришёл, а Вас нет. Уже и переодеться успели. Но, честно признаюсь, я нынешней моды не понимаю,- с излишней любезность произнес Алфераки.
- В Питере были! Гуляли по Сенатской площади!- ответила я.
- Да, да! Площадь бунтарей! Я тоже люблю Петербург, но мне туда нельзя. Когда договор подписывал с дьяволом многое не учел. Сижу замурованный в Таганроге! А по сути, что такое этот город? Провинция, дыра! Лучше б я воскресал каждое полнолуние в Петербурге! Ох! Какие балы я устраивал бы! - грустно вздохнул Никита Гаврилович.
- А почему у Вас так душно! - возмутилась я.- Давайте откроем окно?
- Откройте, сударыня, и поймёте, почему я его закрыл!- учтиво произнес хозяин кабинета.
Я тут же открыла окно и услышала громкое монотонное пение. Я сразу узнала голос моего нового знакомого Петровича. Пел он довольно неплохо, попадая в ноты, но при этом голос звучал скорей комично, чем трагично, он явно старался кого-то разозлить и меньше всего думал о песне и её смысле:
Ой, мороз-мороз, не морозь меня!
Не морозь меня, моего коня!
Не морозь меня, моего коня!
Моего коня, белогривого.
У меня жена, ох, ревнивая.
У меня жена, ох, ревнивая.
У меня жена раскрасавица,
А приду домой, все ругается.
А приду домой, все ругается...
- И так уже битый час не унимается! - пожаловался Алфераки. - Прошу его по-человечески, чтоб шёл в другое место песни петь, не слушается!!!
Я высунулась из окна и радостно обратилась к дворовому запевале:
- Ефим Петрович! А что это Вы вдруг петь удумали? Вам не надоело?
Он перестал горланить и поднял глаза вверх, увидев меня начал улыбаться и радостно махать рукой:
- Лена, я не пою, а выражаю ноту протеста!!!
- А против чего бастуете, дорогой вы наш человек?- не унимались я.
- Против социальной несправедливости! Против ущемления прав! Почему меня не пропускают на бал?- недовольно скандировал Петрович.
Я пожала плечами, отошла от окна и обратилась к Алфераки:
- А почему Петровича нельзя пригласить на бал?
- Ну, голубушка, он же не дворянин! Не обслуживающий персонал моего дворца! Что ж ему здесь делать?
- А если в виде исключения? Ну я не понимаю, что плохого, если Петрович потанцует немного у Вас с очаровательными дамами? - настаивала я.
И тут вмешался Степан:
- Нет, Лена, это невозможно! Категорически!!! Дай поблажку Петровичу, потом и Сидорович какой-нибудь захочет на бал, а там и все прибегут развлекаться! Порядок есть порядок. Никаких исключений! Представь если б он подошёл к Кремлю и начал бастовать под воротами, оглашая, что хочет попасть на банкет к президенту? Сразу б в отделение полиции забрали или психушку! Тема закрыта, Петровича тут не будет!!! Кстати больница для душевнобольных лучшее место для данного индивида!!!
Я, вздохнула и высунулась в окно:
- Петрович, эти жлобы тебя не пустят во дворец! Они повернуты на собственной исключительности! Буржуи одним словом! - с обидой в голосе прокричала я.
- Значит буду тут сидеть и петь!- весело произнес он.
На этот раз Петрович заголосил другую песню, слегка изменив слова:
Синий ворон, Синий ворон,
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не дождёшься,
Синий ворон, я не твой!
Что ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь,
Синий ворон, я не твой...
Степан подошёл к окну, потеснил меня в сторону и закрыл раму на засов:
- Пусть завывает, если делать нечего! - сказал он и флиртуя подмигнул мне.- Присоединяйся к обществу избранных? Подпиши договор?
Мне было грустно. Я отошла к стене и не стала отвечать слуге дьявола. А Степан приблизился к письменному столу и заглянул в записи на белых листах:
- Что пишете, Никита Гаврилович?- поинтересовался он.
- Мемуары пишу, голубчик! Вспоминаю земную жизнь! Сколько в них будет интересных и пикантных моментов!- похвастался Алфераки.
- И о чём эти мемуары?- заинтересовалась я.
- О любви, о жизни светского общества! Каких я дам с ума сводил! Я был богом адюльтера! Меня женщины обожали! - мечтательно произнёс он.
- А любовь здесь причём? По-моему, это истории о блуде и паразитическом существовании Вашем и эгоистического общества! А вообще что Вы в своей жизни сделали стоящего? - брезгливо спросила я.
Алфераки раздражено взглянул на меня:
- Если б я не был благородным дворянином, я б немедленно выставил Вас в этом ужасном клубничном платье, которое оскорбительно для моей эпохи, за дверь! Только из уважения к Ахамиэлю я терплю Вашу персону!- гневно произнес он.
Степан загадочно улыбнулся:
- Готов ответить за Никиту Гавриловича! Так вот, Лена, лучшее что он сделал в своей жизни - это продал душу дьяволу и тебе настоятельно рекомендую сделать то же самое!!!
- Зачем, Стёпа? - парировала я, переняв радостный тон собеседника.- Чтоб потом застрять в каком-нибудь мерзком месте на забытом Богом кладбище и стать предводительницей зомби?
Алфераки встал и молча вышел из кабинета. Степан весело смотрел на меня своими лукавыми изумрудными, слегка прищуренными глазами. Потом подошёл поближе:
- Читай внимательно контракт и всё будет хорошо! Я обманывать не стану! Жизнь тебе райскую подарю и после смерти не обижу! И хватит меня Степаном называть, я Ахамиэль!!!
- Ну то что ты "охамел" это я заметила.
Он рывком схватил меня за талию и притянул к себе. Я даже не успела понять что происходит. Потом, крепко сжимая в объятиях, наклонился и прошептал на ухо:
- В мире нет справедливости, но каждый отдельный человек, может быть счастлив и безмерно богат! Я предлагаю тебе везение, деньги, почёт! После смерти останешься бродить по Земле и помогать дьяволу вразумлять род людской! Может быть, то что предлагаю я и есть добро?
Я резко вырвалась из цепких объятий Ахамиэля и произнесла:
- Я лучше пойду, дождусь рассвета на пляже!
- Иди, живи в нищете! Пусть потомки не увидят твои книги, а ты никогда в вечернем платье не пройдешь по красной дорожке в Кремле. Пока, пока, леди Леда!!! - помахал он мне рукой.
Я стояла молча задумавшись, а потом повторила медленно:
- В Кремле по красной дорожке и в вечернем платье? - сердце бешено забилось.
Степан тут же подскочил поближе:
- Вот представь: вечная молодость, дом на Рублёвке и вот ты перед президентом РФ, который вручает тебе орден ...
- А орден за что? - удивилась я.
- Ты правда дура? Какая разница за что? Как будто награды всегда дают заслужено! Не перебивай! И вот тебе вручает президент орден ...
- А какой президент? Нынешней или последующий?- не унимались я.
- Тебе какая разница какой президент, какой орден? Главное в Кремле и с почестями!!! Короче, подписывай договор и всё обсудим!!! - уже нервничая говорил Степан.
Я колебалась, каждому хотелось бы выбраться из той бытовой ловушки, которую принято называть жизнью обычного человека. Вырваться из рутины обременительных бытовых обязанностей. Но и договор с дьяволом казался чем-то ужасным и тупиковым. Той самой удавкой, которая будет затягиваться по чуть-чуть и однажды с хрустом свернёт шею и дороги назад не будет.
Степан быстро схватил мою ладонь в свои руки. Поцеловал её и отодвинул. Я с сомнением смотрела в его прекрасные глаза, вдыхая мужественный аромат дорогого парфюма, как вдруг заорала от боли. Что-то острое кольнуло мне в левую руку. Опустив глаза я увидела, что из моего пальца течет кровь, а в руке Степана блеснуло шило с окровавленным остриём. Он тут же бросил его в окно! Я ждала, что сейчас стекло разобьётся, но шило растворилось в воздухе в столь привычной лёгкой сиреневой дымке.
Степан достал из кармана перо, крепко сжал мою левою кисть, распрямил ладонь с кровоточащим указательным пальцем. Потом макнул перо в эту липкую жижу и освободил руку, подавая мне перо:
- Подписывай, милая! Подписывай!- говорил он, ласково смотря на меня.
Я взяла перо, поднесла к договору, который уже лежал на столе. Я понимала, что эти секунды решали мою судьбу. Было волнительно и тут безумный страх замуровал моё сознание в стальные тиски, рука задрожала и я закричала:
- Да пошёл ты к чёрту!!!
В этот миг глаза Ахамиэля налились кровью, на голове появились рога, лицо стало злым , выросли клыки. Таким я его ещё никогда не видела. Я в ужасе отскочила. Он глубоко вздохнул раза три, как при медитации и принял прежний вид нежного и приветливого парня. И тут в кабинет ворвался Алфераки, он задыхаясь и заикаясь выплеснул:
- Аха-ха-ха - миэль, там бунт! Ре-во-волюция! Со всех сторон ко дворцу сле-ле-таютя жители Старого клад-д-бища! Они хватают смотрителей и зако-ко-вывают тех в цепи! Иные переходят на их сторону по собственной во-оле! Тре-бу-буют, чтоб я отрекся от дого-го-говора с дьяволом! Они почти уже тут! Они меня зако-ковать в цепи хотят и отправить в темницу. Чтоб я все полнолу-луния там сидел...
Ахамиэль зло оглядел взглядом комнату и сказал:
- Разбаловался народ! Я им сейчас отрекусь! Бунтари недоделанные! Я им устрою сейчас революцию! Они не знают с кем связались, глупцы...
При этих словах он вылетел в окно, которое с треском разбил головой. Осколки посыпались на меня, но я успела увернуться, отскочив за шкаф. Когда закончился "стеклопад", Алфераки открыл раму пошире и мы вылетели во двор.
На площади возле входа во дворец собралась огромная толпа. Люди синхронно скандировали: "Свободу, равенство, справедливость!"
Ахамиэль повис в воздухе посреди народа и молча наблюдал за происходящим. Как вдруг он начал превращаться в огромное чудовище похожее на оборотня с синей длинной и густой шерстью. Его размер превышал высоту двухэтажного дворца раза в два. Голова больше напоминала драконью с чрезмерно вытянутой мордой и с черными винторогими наростами на ней с метра два длиной. Его задние ноги напоминали копыта, а передние были совсем как у человека, но покрытые шерстью. Ногти превратились в сабли, глаза налились кровью и как прожекторы освещали пространство красным светом. Хвост был похож на хвост скорпиона с острым жалом в конце. Он неистово рычал, медленно опускаясь на землю вниз ногами. Толпа разбежалась, освобождая место для слуги дьявола.
Я тоже быстро спустилась на асфальт и увидев Лизу с Алёшей побежала к ним. Напуганная до ужаса моя юная знакомая стояла с широко раскрытыми глазами и смотрела на монстра. Толпа замерла.
Когда Ахамиэль в новом образе спустился к толпе он заговорил громким басом, будто сгенерированым на компьютере голосом, который имел непонятное шипение где-то за кадром.
То что говорил Ахамиэль нельзя дословно передать в приличном формате. Данные изречения не поддаются и корректному описанию, потому что теряют свой колорит. Его ненормативная лексика, свойственная любому постсоветскому человеку в порыве искреннего возмущения, щедро извергалась из пасти, награждая жителей Старого кладбища различными наименованиями. Когда, наконец, жители узнали всё, что о них думает служитель дьявола, а поток оскорблений закончился, Ахамиэль с размаху саблями-ногтями срезал четыре колоны у входа во дворец снизу и сверху и они рухнули с треском на асфальт, придавив, стоящих на пути, людей. А затем обрушился и фронтон, лишившись опоры.
Люди, придавленные колонами, будучи давно мертвыми не чувствовали боли, но и выбраться из-под огромных мраморных цилиндров были не в состоянии, так и лежали, как пластилиновые куклы, смятые в пласт и лишь маленькие кусочки тела в виде кисти, стопы или даже головы можно было разглядеть.
А Ахамиэль продолжил общение (далее неприличное я буду запикивать с помощью буквосочетания "пи", жаль без звука).
- Вы, пи-пи, с кем тягаться удумали. Вы решили, что ничего не чувствуете после смерти? Это не так! Вы можете чувствовать боль, много боли, если я захочу! - И в этот момент он начал извергать из огромной пасти пламя. Оно прилипало к людям, стоящим рядом и их тела, загорались как свечки! Жители, которых обвивал огонь безумно орали и корчились от боли. Ахамиэль ещё раз изверг пламя и небольшая его часть обожгла мне плечо, спалив часть платья! Я заорала. Алеша быстро потушил огонь на моём плече своим кителем. Он схватил меня за одну руку, Лизу за другую и мы побежали подальше от монстра. Укрывшись за углом какого-то дома, мы увидели, как к нам бежит Котопули, его голова начала падать, подхватив её на лету, Филипп Дмитриевич продолжал бежать, держа голову в руках. Остановившись он поднял руки на уровень моего лица и голова заговорила:
- Батюшки, что ж это такое делается?
- Может вы, Филлип Дмитриевич, вернёте голову на место? Мне трудно общаться с Вами в подобном положении, не обижайтесь, но мне живой, трудно понимать мёртвых!- сказала я.
Он тут же приставил голову на шею:
- Это от неожиданности! Вы не обращайте внимание на мои странности! Я тут второй век, но такое вижу впервые!- с испугом в голосе произнес он.
Мы все вмести продолжили наблюдать за происходящим, выглядывая из-за угла дома. Плечо ужасно пекло. Слезы выступили на глазах. Лиза гладила меня по голове. Котопули в недоумении качал головой.
Монстр продолжал извергать пламя, люди в страхе разбегались. Горящих тел прибавилось. И тут слуга дьявола перестал извергать огонь и в одночасье пламя исчезло везде. Те кто только что были охвачены адским огнём, в изнеможении голые падали на асфальт, их одежда полностью сгорела, обессиленные они тихо стонали.
Ахамиэль принял прежний вид молодого человека с прекрасными зелёными глазами, уменьшился до прежних размеров, но всё таким же громким басом спросил:
- Кто возглавляет Ваш бунт?
Люди молчали. Ахамиэль повторил фразу раза три, каждый раз громче и громче, с нервными нотками в голосе. Но никто и слова не промолвил в ответ, пока к нему не подбежал Алфераки, который уже пришел в себя. Распрямил спину, с гордым видом, уже не заикаясь он заявил:
- Ахамиэль Максимович, главным эта омерзительная чернь избрала, Калашникова Онуфрия, он сегодня из под ареста вышел, 10 полнолуний в земле пролежал, за неуважение к нашим правилам, видно план революции в этот период разработал. Это тот, что у станка прессовочного умер, пытаясь отремонтировать. Настырный был при жизни, таким и остался. Но на этот раз он от лозунгов перешёл к делу, вроде манифест какой-то составил!
Степан вздохнул, поднял глаза к небу и покачал головой, он явно уже успокоился, "нарычался" так сказать:
- Калашников, ты пи-пи-пи. Выходи, неси свой долбаный пи-пи-пи манифест!
Толпа расступилась и к Ахамиэлю подошёл высокий мужчина лет 50 с густой черной, с небольшой проседью бородой в рваных штанах:
-Я Онуфрий Калашников! А Манифест наш прост! В замке Алфераки не должно быть балов, никто никому не должен прислуживать, каждый человек обладает равными правами и возможностями с другими, но и у каждого должны быть обязанности, а дворец должен принадлежать всем. Справедливость, равенство и братство! А лучше, чтоб Алфераки разорвал договор с дьяволом и отпустил нас в небо!
Степан улыбнулся:
- Я сам дитя революции и против узурпации одного класса другим. Но тут вот какое дело... Ваше старое кладбище находится под моим надзором, а в своих владениях мятежа я не допущу. Равноправие у Вас в земле. Там все лежат в одинаковом грунте, а вот во время полнолуния действуют мои правила и они предполагают прежние устои и традиции.
- Это несправедливо. Лучше смерть!- закричали рабочие, в оборванных вещах, которые окружили Онуфрия.
Степан засмеялся:
- Так вы уже мертвые. Но как скажете, голубчики! Как скажите! - зло, страшным басом произнёс Ахамиэль.
Он взмахнул руками и появился огненный ветер, который подхватил Калашникова и обжигая огнём начал кружить в воздухе. Онуфрий бешено орал. Огненное торнадо куда-то полетело вместе с бунтарем.
- Он отправился в могилу на 200 полнолуний, которые будет проводить в страшных муках, ни в силах вымолвить ни слова!- улыбаясь сказал Степан. -Итак кто ещё выбирает смерть? Смелей, товарищи, смелей! Я добрый, всем готов идти на уступки. Мёртвым смерть подарить не в моих силах, но взбодрить могу каждого!
Толпа молчала. Рабочие вздыхали. Один лишь попробовал оправдать Онуфрия:
- Батюшка, но ведь ты ж сам с буржуазией воевал....
Но не успев договорить тут же подвергся участи Онуфрия.
- Арест на сто полнолуний в могиле и страшных муках !- огласил приговор Степан. - Ещё есть желающие?
Все молчали. Лишь один мужчина в шапке буденовке вышел вперёд:
- Я жил честно и умер в бою! Я не заслужил такой конец! Дьявольский промысел не должен касаться достойных людей...
Ахамиэль взмахнул рукой и пламя охватило красноармейца. Мужчина неистово заорал. Я закрыла уши. Толпа стояла молча, поникнув головами. А красноармеец отправился с огненным ветром в могилу.
- Кто следующий!- грозно спросил он.- У меня бывшего работника НКВД бурная фантазия и в арсенале множество пыток, если я не вмешивался в Вашу жизнь - это не значит, что Вы будете делать, что вздумается!!!
Он посмотрел на связанных цепями смотрящих, из глаз Ахамиэля сверкнули лазерные лазурные лучи, которые перерезали цепи и они разорвались. Смотрящие крикнули людям, чтоб расходились.
И тут Алёша встал и направился к толпе. Он явно хотел что-то возразить Ахамиэлю. Но мы с Лизой быстро схватила его за руки и не отпустили.
- Вот и славно, расходимся! - сказал уже спокойно Степан.
Он подозвал смотрителей и вручил им какие-то жезлы, сообщив, что эти чёрные палки, что-то вроде электрошокера, но парализуют не тело, а сознание. Он настоятельно рекомендовал, чтоб не доводить до бунта, использовать это оружие для особенно крикливых борцов за справедливость.
И тут неожиданно появился Петрович:
- Ребята, что за сходка? Я что-то пропустил? Отходил по нужде! А почему все такие хмурые?- Но ему никто не ответил.
Люди молча расходились. Из окон дворца опять зазвучали озорные звуки мазурки, которую старательно исполнял оркестр. В зале замка Алфераки продолжился бал, дворяне не выходили на улицу во время бунта, наблюдая за происходящим из окон, а после вернулись к танцам.
Швейцары послушно встали у главного входа, как стойкие оловянные солдатики. Улица опустела. Петрович чесал затылок:
- А что стало с колоннами и почему под ними шевелятся люди? - спросил он в недоумении.
Степан стоял на трамвайной колее и о чем-то размышлял. Потом, взмахнул руками и колоны снова вернулись на прежнее место, а за ними и фронтон собрался из каменных частей в единое целое, взлетел и повис на колонах, украсив вход в здание.
Пленники, освободившись от мраморного груза встали, отряхнулись, их сжатые тела, надувшись, приобрели прежние формы и они молча пошли подальше от этого места. И уже ничего не напоминало о предыдущих событиях.
Котопули вытер пот с лица, сказал, что ему было б не плохо выпить коньяк и поиграть в вист, после чего незамедлительно удалился.
Никитой Алфераки, тряс своей жиденькой бородкой недалеко от Ахамиэля и отвешивал ему поклоны:
- Спасибо, Ахамиэль Максимович! Ох, Голубчик, выручил! Вот что им не хватает? Чернь всегда лютует без дела, необразованный, серый люд. - заискивая говорил он.
Степан зло посмотрел на Алфераки и ничего не сказал. Возможно он вспомнил свою жизнь - жизнь нищего, необразованного работяги до революции. Алфераки в страхе почувствовал негодование слуги дьявола и резко переключился на Петровича:
- Ох, Петрович, что за народ пошёл! Ему бы только бунтовать. Я ж, голубчик, к людям всей душой, а они неблагодарные существа. Я ж им жизнь вечную на земле подарил, что их не устраивает? Пошли, мой друг, лучше выпьем. Ты ж у меня в гостях ни разу не был. У меня такие роскошные баллы! А чего ты не заходишь ко мне хоть иногда? Заходи, дорогой мой, я человек простой, народ люблю. Могу экскурсию устроить твоим детям, впрочем, да, тут нет их ...
Опешивший Петрович лишь произнёс, показывая пальцем на швейцаров:
- Так они не пропускают и вы...
Алфераки тростью ударил по плечу одного из швейцаров и пригрозил кулаком:
- Вот я Вам, олухи окаянные! Совсем от рук отбились! Заходи, Петрович, заходи, голубчик. Я не буржуй. Я человек благородный.
И они пошли во дворец .
Степан подошёл ко мне:
- Ну давай, Лена! Скажи , что я пи-пи-пи?
- Вообще по фиг! Устала я! Домой хочу!
Лиза с Алёшей потянули меня за руку во дворец и я пошла с ними.
Ахамиэль грозно произнес:
- Лена, не гневи меня, я итак раздражен, ты идёшь со мной! Осталось до рассвета не так долго! Это приказ!
- Приказ? А я Вам уже подчиняюсь?- огрызнулась я.
И тут из его спины выросли синие щупальцы, глаза загорелись красным, лицо стало бледным и без эмоциональным, как фарфоровая статуэтка. Щупальцами он схватил меня и поднял над своей головой. Его рот не открывался, но я слышала дикий хохот, страшный, зверский хохот из ниоткуда. Сердце сжалось и тут он поставил меня на место и вновь принял прежний облик.
- Хорошо, я прошу тебя пойти со мной! - сказал он спокойно.
- Ты не слуга дьявола! Ты сам дьявол!- испуганно прокричала я! - Ты манипулируешь людьми, считаешь себя вправе распоряжаться чужими судьбами!!!
Он засмеялся:
- Если так, то каждый правитель и те кто пишут законы, и те кто их исполняет, - все они дьяволы!!! Все они распоряжаются чужими судьбами!!! И пользуются своей властью безгранично в рамках возможного!!!
Я отвернулась и тихо сказала:
- Те люди, которых ты отправил в могилы, сейчас испытывают страшные муки, сделай так чтоб они просто спали и я пойду с тобой!
Ахамиэль наморщил лоб:
- Я своих решений обычно не меняю ! Но так как сегодня нетипичная ночь, будь по твоему!
Он взмахнул рукой и лёгкая дымка покатилась в сторону Старого кладбища.
- Они теперь крепко и спокойно спят! Им больше не больно! - тихо сказал Ахамиэль.
Я попрощалась с Лизой и Алёшей на случай, если уже не увидимся. Лиза плакала. Я обняла её, а потом отошла подальше от этой прекрасной пары. Обернулась и помахала им рукой. Алексей и Лиза тоже грустно помахали мне.
Ахамиэль схватил меня за талию, прижал к себе и нас закружило торнадо, которое тут же перенесло нас на пустой пляж. Слуга дьявола сел на песок, а я молча стояла и смотрела на луну. Она была похожа на огромный кровавый шар с черными прожилками, напоминая мне червивое яблоко. Я никогда не видела такой большой и красной луны.
- И всё же объяснюсь, я не деспот! Это моя работа. Таков договор. Алфераки здесь будет барствовать до скончания веков. А я наблюдать за порядком. У меня таких Алфераки тысячи на разных планетах. У меня с дьяволом свой трудовой договор и не спрашивай согласен я или нет с тем, что происходит. Я как воин, выполняю приказ. А у Вас не так? Разве у солдата, которого безмозглый офицер бросает в бой, где нет шансов выжить есть право возражать? Любой бунт надо пресекать. Нет у человека свободы ни на земле, ни на небе.
Я вздохнула:
- Видишь, ты тоже зависим, а предлагаешь мне стать такой как ты. Стать палачом! Хладнокровным деспотом!
- Лучше, Лена, быть палачом, чем жертвой! Я сам из рабочего класса! И революцию встретил с восторгом! Я верил в светлое будущее нашей страны и людей. А отца моего раскулачили, я стал редкой мразью и мучил людей в застенках НКВД. И не буржуев, а по большому счету обычных граждан, которые где-то когда-то позволили себе инакомыслие или просто попали под раздачу.
- Как по мне ты и остался этой самой мразью.- сказала я зло.
Он продолжил не обращая внимание на мои слова:
- В любом строе есть свои правила и отклонение от них недопустимо! За инакомыслие была и будет расплата, и неважно какое это время или страна. Мне жаль простых людей на этом кладбище, если тебе это интересно, но ничего не изменится! А иначе начнется анархия.
Ахамиэль подошёл ближе и дотронулся до моего плеча, оно по прежнему болело. Он нежно поцеловал его. И мне стало легче. Аромат его парфюма опять ударил в голову дурманом. Но вспомнив его нелицеприятный образ монстра, я сразу пришла в себя.
- Степан! Мне страшно! Но не тебя я боюсь, а происходящего в моей реальности. И я ничего не могу изменить!!! Как будто дьявол теперь правит событиями в моем родном крае.
- Любые переломные моменты истории - это кровь и боль. Но как я говорил - это во благо.
- Скажи, а это война сейчас у нас и правда была неизбежной? - спросила я, смотря в его изумрудные глаза.
- Войны для человечества всегда неизбежны. Борьба за мировое господство и ресурсы будет существовать, пока живо человечество. Америка давно замышляла поссорить два наших народа, опираясь на исторические разногласия. В этот проект вкладывались бешеные суммы, ты ж помнишь " Оранжевую революцию". Если тогда пронесло, то это не значит, что кто-то отказался от коварных планов. Жаль, конечно, тех, кто отдает свои жизни за эти прихоти сильных мира сего. Жаль, что для обычных людей светлое будущее всегда остаётся недосягаемым, где-то за горизонтом событий! Но такая видно их участь. Каждому предназначен свой путь. А после любой войны ещё время надо человечеству, чтоб опомниться и прийти в себя!
- Воинов ждёт почёт после смерти, память и вечное забвение.... Дети олигархов и чиновников будут по-прежнему жить в своё удовольствие. А лет через 20 о погибших может уже и никто кроме родных не вспомнит. А ведь в окопах сидят по разные стороны пацаны, которые возможно учились в одном классе. Тут нет очевидных злодеев! Так зачем эта боль?
Ахамиэль вздохнул:
- Зачем голову ломать! Ничего не изменить всё равно! О себе переживай! Людей в начале двадцатого века было чуть больше миллиарда, а в начале двадцать первого их уже больше семи миллиардов. Зачем их столько на Земле? Даже если 6 из 7 живущих погибнут - жизнь не исчезнет, а планета лишь вздохнет облегчённо! Ты не думай о ничтожном: о разрухе, смертях, материнских слезах... Подумай глобально! Может эта война воразрастет до таких масштабов, что возродит границы СССР и вновь все народы станут одним целым в большой и сильной стране!
- А если не все хотят объединяться?- спросила я.
- Заставим! Японцы тоже не хотели ядерных взрывов в Нагасаки и Хиросиме. А теперь ничего, благодарят Америку за этот урок! Индейцы не рады были приходу иностранцев, а их никто и не спрашивал, заперли в резервациях и построили мощную державу и таких примеров множество,- засмеялся Ахамиэль.
Я схватилась за голову и сильно заорала. Мой крик казалось пронеся по всей планете, а потом упала на песок и зарыдал неистово.
- Хватит голосить. Тут тебе не театральные подмостки, никто не оценит. Пойдем лучше погуляем по Таганрогу, посмотрим дом Фаины Раневской!- предложил Ахамиэль.
- Я его уже видела! Странно, что там нет музея до сих пор!!! - грустно произнесла я, прекратив рыдать.
- Всему своё время!- произнес он.
Я встала, вытерла слезы, взяла его под руку и мы неспешно пошли бродить по узким улочкам Таганрога. Жители Старого кладбища обходили нас стороной, все в тайне возненавидели слугу дьявола. А мне было плевать, я просто наслаждалась прогулкой, забыв обо всём на свете. Это была моя перезагрузка!