Записки гипнозитера. 21 глава

Баширова Шаира
ЗАПИСКИ ГИПНОЗИТЁРА
ГЛАВА 21

          Выходить из кафе мы не стали, просто сидели за столом, пили кофе и горячий чай.
          - А давайте возьмём пару бутылок вина и выпьем за то, что мы возвращаемся домой. Все вместе, - предложил Вадим.
           Переглянувшись, мы пожали плечами, никто не возражал.
          - А я бы пивка выпил, - сказал Виктор.
          - И я пива выпью, - присоединился к нему Слава.
          Заказав две бутылочки вина и четыре бутылки пива, мы тихо разговаривая, просидели в кафе часа четыре. Потом вернулись на вокзал, забрали вещи из камеры хранения и прошли в свой вагон. Мы очень все устали с событиями последнего дня, перекусив в купе, купленными в кафе манты и выпив горячий чай, решили лечь пораньше. Я вышел из купе покурить и смотрел в окно, на мелькавшие пейзажи за окном, правда кроме степей почти ничего не было видно.
          - Андрей, как ты? Бровь кажется воспалилась, на ночь надо мазь наложить и пластырем залепить, - раздался позади меня голос Лидочки.
          Я повернулся к ней, глаза у неё были печальные.
           - Что с тобой? Почему грустишь? - спросил я.
           - Скоро мы приедем домой и ты вернёшься к себе, а я к себе, - ответила она.
           - Боюсь у меня теперь и дома то нет. Придётся съёмную квартиру искать, - сказал я, вспомнив последний разговор с женой по телефону.
          - Правда? Может ко мне поедешь? У меня две комнаты большие, правда... - запнулась Лидочка.
           - Что правда? Ты маму имеешь в виду? - спросил я.
           - Да, маму. Она у меня добрая, ты не думай, просто болеет часто, - ответила Лидочка.
           - Спасибо тебе конечно, но как ты себе это представляешь? Здрасте! Я пришёл к Вам жить? А в каком качестве? В качестве квартиросъёмщика? - спросил я.
           - Нет конечно...но...ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь, - ответила девушка.
           - И как ты ко мне относишься? - слукавил я, зная что она ко мне неравнодушна.
           - Я люблю тебя и ты это знаешь. Давно уже, как только в первый раз увидела тебя, - потупив взгляд, ответила Лидочка.
           - Прости, только я так не могу. Сначала надо решить, что задумала моя жена. Мы же с ней пока ещё женаты, да и дочь у меня, - ответил я.
           - Вот поэтому я никогда и не высказывала своё отношение к тебе. Просто хотела, чтобы ты знал, - сказала Лидочка.
           - Ладно, пошли спать, глаза закрываются. Столько бессонных ночей и дни тяжёлые были. Ты мне бровь обработай, что ты там хотела делать? - спросил я, взяв её под руку и уводя в купе.
           Эдик и Таня спали на нижней полке обнявшись. Улыбнувшись, я сел напротив.
           - Ну вот, видишь? Две верхние полки свободны, - сказал я, устало улыбнувшись.
           - Они наверное скоро поженятся. Таня очень любит его, - сказала Лидочка, доставая из сумки мазь, бинт, трёх процентную перекись водорода  и пластырь.
           - Что ж, у них профессия одна на двоих, им легче, - ответил я, подумав о Ксении.
           Лидочка обработала мне рану на брови  перекисью водорода и намазав мазью собственного приготовления, залепила пластырем.
           - Спасибо дорогая, - поцеловав её руку, сказал я.
           - Не стоит. Ты не снимай пластырь, дома снимешь, - ответила Лидочка.
           Я взял её за руки и привлёк к себе крепко обнимая, а она обхватив мою голову руками, прижала к своей упругой груди. Я чувствовал биение её сердца.
           - Может ляжешь со мной, здесь? - спросила Лидочка, показывая на нижнюю полку.
           - Не думаю что это хорошая идея. Тесно и не выспимся мы. Ложись одна, спокойной ночи, - ответил я, поднимаясь наверх.
           - И тебе спокойной ночи, - ответила она, снимая ветровку и кроссовки.
           Проезжая мимо станций, где поезд делал небольшие остановки, мы покупали съестное и напитки, девушкам шоколад и печенье. Дорога утомляла, днём мы правда собирались в одном купе и делали записи в журнале по свежим воспоминаниям, проведённых в экспедиции.
           - Интересно...что же всё таки из себя представляет этот густой туман? Он ведь нас с Виктором подхватил, словно пушинок и понёс. Это было реально страшно. Я всё думал, вот сейчас мы упадём и разобьёмся о скалы насмерть. Но нет. Мы и в пещере словно плыли, правда приземление было жестковатым. И вот вопрос...что из себя представляет этот туман? То, что это органическое живое существо, или...как его назвать...некое скопление сильной энергетики, это факт, - говорил Слава.
          - Но мы не сможем это выяснить. Или хочешь опять рискнуть, побывав в пещере, где в темноте своих рук не видишь? - спросил я.
           - Нет конечно. Но мы хотя бы сделаем тщательный анализ куска от чёрной скалы. Может быть и прояснится что-то таинственное, - сказал Вадим, держа в руках отколотый кусок чёрного цвета.
           - Вы со Славкой не видели того, что мы с ребятами увидели, - нахмурив свои красивые брови, сказал Эдик.
           - И что мы со Славкой не видели? Это ты о пещере говоришь? - спросил Виктор.
           - Ну да, о пещере. Там скелеты и черепа человеческие. Так что...если бы мы Вас там не нашли...сам понимаешь, следующие скелеты были бы Ваши, - ответил Вадим.
           - Вот и интересно, от чего там в пещере умирали люди? От голода или этот густой туман как-то их убил? Может быть он забирает жизненные силы и энергию людей? Всё это очень странно, - сказал Виктор.
           Мы внимательно смотрели на кусок камня чёрного цвета и тут заметили, что кусок меняет цвет, от буро-серого, до коричневого, в зависимости от света падающего на него.
           - Разберёмся, - сказал я, внимательно осматривая камень.
           Когда мы доехали, был уже вечер. На вокзале, мы тепло попрощавшись, разъехались каждый в свою сторону. Камень я оставил у себя, завернув в свою футболку и засунув глубже в рюкзак. Сказав Лидочке, что позвоню ей, я сел в такси и поехал домой, в дом своей жены. Ехал домой с тяжёлым сердцем, зная, что там меня никто не ждёт, кроме маленькой Лизоньки. Дверь открыла Мария Григорьевна.
           - Здравствуйте, - лишь и нашёлся я, что сказать.
           - Вернулся значит? Ну здравствуй. Проходи сразу в ванную комнату, потом к дочери зайдёшь. Она правда спит уже, - ответила мне тёща.
           - Конечно. А Ксения дома? - спросил я.
           - А Ксении нет. Она переехала к...к коллеге по театру, - запинаясь, ответила Мария Григорьевна.
           - Понятно...я думал, что она хотя бы меня дождётся, - пробормотал я, вешая на вешалку в шкаф, свою ветровку и снимая кроссовки.
           - А зачем дожидаться? Ксения всё уже решила и думаю, сделала правильно, - ответила тёща.
           - Андрей? Вернулся наконец! Ну заходи, что в прихожей встал? - воскликнул радостно Всеволод Константинович, выходя из большой комнаты.
           - Здравствуйте, Всеволод Константинович. Да...вот вернулся, - смущаясь, ответил я.
            Кажется тесть был и правда рад моему возвращению. Я зашёл в комнату и присел на диван.
           - Ты же хотел ванну принять? - сказала Мария Григорьевна.
           - Оставь его Маша. Видишь, он устал с дороги. Дай человеку отдышаться, - строго посмотрев на жену, сказал тесть.
           Мария Григорьевна пожала недовольно плечами и вышла, прикрыв за собой дверь.
           - Ну как прошла экспедиция? Нашли что-нибудь интересное? - спросил Всеволод Константинович, чтобы поддержать разговор или для приличия, понимая что разговор предстоит серьёзный.
           - Нормально прошла. Кое что нашли, но над этим надо ещё поработать, - ответил я.
           - Ты наверное голоден? Пошли на кухню, выпьем по стопочке, поговорим, - предложил Всеволод Константинович.
           Я молча встал и пошёл за ним. Всеволод Константинович не стал звать жену, он сам поставил на стол хлеб, нарезал помидоры и огурцы, в тарелки положил гарнир и котлеты. Потом вытащил из холодильника начатую бутылку водки и налил в хрустальные с узором, стаканчики.
           - Давай выпьем Андрей. За твою работу, за то, чтобы ты наконец достиг желаемого, - сказал Всеволод Константинович, чокаясь с моим стаканом.
           Мы выпили и я стал есть, потому что был голоден и в плохом настроении.
           - Ты на мою дочь не обижайся Андрей. Женщины они такой народ...чуть муж далеко и надолго уехал... - мужчина замолчал, не зная как подобрать слова, чтобы яснее объяснить мне, поступок своей дочери.
          - Не надо Всеволод Константинович. Я всё понимаю. Только...любящие жёны, не уходят. Ни при каких обстоятельствах не уходят. А как же жены моряков? Ведь многие из них месяцами ждут своих мужей, - ответил я, не дожидаясь, когда он продолжит говорить.
           - Да, конечно ты прав. Но ты можешь жить здесь, с нами, - вдруг сказал Всеволод Константинович.
           - Спасибо конечно...но в каком качестве я буду жить у Вас, если моя жена даже не дождавшись меня, ушла к другому? - захмелев, спросил я.
           - И правильно сделала! - вдруг заглянув на кухню, произнесла Мария Григорьевна.
           - Маша! Прошу тебя, уйди! - грозно сказал Всеволод Константинович.
           Мария Григорьевна тут же закрыла дверь.
           - Всеволод Константинович, Вам не нужно ничего говорить. Вы позволите мне остаться на ночь? А с утра я пойду искать себе жильё, - спросил я.
           - Хочешь меня обидеть? Зря ты так. Ты ведь знаешь Андрей, как я к тебе отношусь. Ты мне словно сын. Твоя дочь здесь и ты можешь приходить в любое время, чтобы навестить Лизоньку, - ответил Всеволод Константинович.
           - Спасибо. Конечно, Лизонька моя дочь и я люблю её очень, - ответил я.
           Мы с Всеволодом Константиновичем, сидя на кухне, проговорили до полуночи, выпив эту начатую бутылку. Потом он открыл ещё одну бутылку, мы выпили ещё пол бутылки, пока совсем не опьянели с ним. Всеволод Константинович пытался оправдать поступок своей дочери.
           - Может быть она перебесится да вернётся к тебе, а? И Вы помиритесь?  - спрашивал он.
           - Она может и вернётся, только я уже не вернусь, - ответил я.
           - Понимаю...оно конечно. Она дура баба. Такого мужика не оценила, - еле ворочая языком, говорил Всеволод Константинович.
           - Вы не правы...здесь и моя вина тоже есть. Не уделял я должного внимания своей жене. Вот она и нашла утешение в объятиях другого, - в тон ему отвечал я.
           Наконец, когда глаза уже слипались и языки у нас еле ворочались, я извинившись ушёл к себе в спальню, так и не приняв ванну. Просто сил на это у меня не было. Говорят, когда человек расстроен, он пьянеет быстрее, чем когда настроение у него хорошее. Сегодня я в этом убедился. Утром проснувшись, я первым делом направился в туалет, затем прошёл в ванную комнату, взяв с собой чистую одежду и своё банное полотенце, которое кстати, мы покупали вместе с Ксенией. Себе она купила нежно розовое, а мне зелёное. Из головы не выходила Ксения. Я хотел понять, жалею ли я, что всё вот так вышло или попытаться её вернуть?
          - Сломанную чашу не склеить. Кажется я даже не хочу её видеть... - пробормотал я, стоя под струёй тёплой воды.
           Искупавшись, я насухо вытерся и бросил полотенце в стиральную машинку. Потом побрился перед зеркалом и сложив бритвенный набор в коробку и взяв свою зубную щётку, занёс в спальню и положил в сумку. Вещи решил собрать позже. Когда я вышел на кухню, там сидели Мария Григорьевна и Лизонька, которую она кормила с ложечки кашей.
          - Папа! - воскликнула малышка, протягивая ко мне свои белые ручонки.
           - Доброе утро Мария Григорьевна. Лизонька! Иди ко мне родная! - сказал я и хотел было взять ребёнка на руки, но Мария Григорьевна не позволила мне это сделать.
           - Доброе. Пусть ребёнок спокойно доест, - ответила она.
           Но Лизонька стала капризничать и проситься мне на руки.
           - Дайте мне дочь! - громко сказал я, очень удивив этим тёщу.
           Но она промолчав, передала Лизоньку мне. Я крепко обнял её и стал целовать в пухлые щёчки, вдыхая детский аромат прижавшись лицом к шейке малышки, аромат ни с чем не сравнимый, продолжая целовать пухлые ручонки. Мария Григорьевна демонстративно встала и вышла из кухни, оставив меня с дочерью наедине. Я сам докормил её и немного поигравшись с ней, сказал что мне пора идти на работу.
           - Мама усля, ты усёль, а я одна с бабой остялясь, - кортавя, лепетала Лизонька.
           - Прости малышка. Папа работать должен и мама много работает. А баба хорошая, она тебя кормит, играется с тобой, - говорил я дочери ласково.
           - Баба бяка, бабайкой пугает, Лизя боися и спать не хотет, - слёзно лепетала малышка.
           Немного поиграв с ней, я вынес её к Марии Григорьевне.
           - Вещи свои я заберу, как только найду подходящее жильё. И ещё, не нужно ребёнка пугать, это влияет на детскую психику, - сказал я ей.
           Оставив тёщу с удивлённым лицом, я оделся и вышел на улицу, не зная в какую сторону идти.