В саду Магуайра перед фасадом главного здания Публичной Библиотеки Лос-Анджелеса царила сумрачная тишина. Все здесь застыло, едва Диана коснулась рубина, и теперь покорно ожидало разрешения возобновиться с того самого момента, на котором остановилось. Все, кроме фигур Диониса и Дианы.
Рука ее по-прежнему лежала в его ладони, но теперь словно была дана для поцелуя; неуверенность и смятение исчезли, линии спины, шеи и положение головы соединились в величавую осанку. Девушка осмотрелась в окружающем полумраке, слегка вскинула брови и остановила взгляд на мужчине, стоящем перед ней. Тот посмотрел на обездвиженную кошку и представился:
— Мое имя Дионис Парва, рад вашему появлению, Маргарет. Найти вас было чрезвычайно сложно.
— Я ни от кого не пряталась, — она вздернула подбородок и посмотрела на Диониса из-под ресниц. — Беседовала со знакомым поэтом и странным образом очутилась тут. Что это за фокусы? Отвечайте, я хочу знать!
— Сожалею, что отвлек королеву от важных дел. Мне пришлось призвать вас…
— Как джина из бутылки? — она нахмурилась. — Думаете, я стану исполнять ваши желания?
— О нет, все как раз наоборот! — поспешно возразил Дионис. — Желания ваши, а заботы по их исполнению мои.
— Кто вы? — настороженно поинтересовалась она.
— Тот, кто хотел, чтоб миг ночной не уходил, и свет дневной небесную не золотил границу, — продекламировал Парва.
— Будь эти стихи вашими, а не Пьера де Ронсара, я бы подумала, что вы поэт, которому нужна муза.
— Терзания любви мне чужды, но я ваш искренний поклонник.
— И полагаете, что это дает вам право рассуждать в моем присутствии о любви?
— Разве на это нужно просить позволения?
— Если вы удостоены чести говорить с королевой, то, несомненно, это так, — назидательно заметила она. — Или вы не верите тому, что сказали сами?
— Вовсе нет, я…
— Значит, вы назвали меня королевой из желания польстить?
— Помилуйте, разве…
— К сожалению, ощущать себя королевой и быть ею это не одно и то же, — заметила она с оттенком горечи, едва уловимой, как аромат выветрившихся духов.
— Мне жаль, что…
— Оставьте ваши жалкие попытки оправдаться, я на вас не сержусь. Почти. Или, скорее, не буду сердиться, если потрудитесь объяснить, что тут происходит?
— Вы коснулись рубина, Маргарет. Точнее, сначала не вы…
— Рубина?! — она отняла руку, но, увидев роскошные переливы, коснулась самоцвета снова и завороженно прошептала: — Ах, какой чудесный камень!
— Не более чудесный, чем вы сами. Минуту назад передо мной стояла скромница, но вы совершенно другая и…
— Застенчивость – это вуаль страха, у меня его нет, — отвлеченно сказала она, не сводя глаз с самоцвета, — и вы правы, я другая. Всегда буду другая, с кем бы вам ни вздумалось меня сравнивать. Но с чего вы взяли, что я нескромная?
— Скромность королеве не к лицу.
— Вы начинаете мне нравиться, — она неохотно отняла свою руку от кольца, приложила ее ко лбу и прикрыла глаза. — У меня слегка закружилась голова. Не подумайте, что от вас, это от рубина. Я обожаю эти камни, — она разомкнула веки и посмотрела на сумеречные очертания окружающих небоскребов. — Знакомые силуэты. Что это за город?
— Мы около Публичной Библиотеки Лос-Анджелеса. Принцесса находилась тут на экскурсии, коснулась рубина и в некотором роде… остановила течение времени. Уверяю вас, это ненадолго.
Взор Маргарет вновь притянулся к рубину.
— Где вы взяли этот шикарный камень? Расскажите скорее, мне не терпится узнать.
— Принцесса отдала его мне. Наивная дурочка была влюблена и так безрассудна…
— Вот как? — сказала Маргарет, томно поглаживая рубин взглядом. — Напомните, когда это было?
— Сто лет назад, в Лондоне, на площади Пикадилли, у статуи Антэроса. Глупышка доверила мне камень, за который вы, не раздумывая, отдали бы свою жизнь. Дичайшая насмешка, не правда ли? Фокус в том, что на Пикадилли-сёркус ирония прямо-таки фонтанирует. В сороковых, во время второй войны, рядом с Антэросом, олицетворяющим, как полагал сам автор, зрелую и обдуманную любовь в противоположность Эросу – легкомысленному и ветреному тирану, стали собираться проститутки, — Дионис рассмеялся. — Сэр Гилберт трижды перевернулся в фамильном склепе, когда узнал, что ступеньки около его творения облюбовали прелестные «коммандос с Пикадилли».
— Довольно ностальгии, я хочу получить камень обратно.
— Сожалею, но этикет не позволяет… — Дионис помедлил и заговорил особенно вежливо, как ловкий царедворец, которому предстоит рассказать высокопоставленной особе о неприятных подробностях: — Видите ли, сей камень – королевская реликвия, но официально вы еще не королева, есть некие досадные формальности… — он сделал небрежный жест. — Ритуал посвящения, церемония коронации, придворные дамы и все такое прочее, после чего я буду рад вернуть королеве эту каплю ее величия.
— Прелестно, а кто эта зеленоглазая с ужасной родинкой на подбородке? — Маргарет потрогала плечо неподвижной улыбающейся Китти и прикрыла пальчиком изъян. — Она мила, приятная улыбка…
— Это подруга принцессы Европа. Как фрейлина она, пожалуй, пригодится, когда характером придется вам по нраву. Соврет, коль надо, и предаст кого угодно. Располагайте ею, если захотите, но… Есть кое-кто, и он задумал, «быком огромным млея, красавицу коварно умыкнуть, когда ее на пышный луг свернуть уговорят фиалки и лилеи».
Дионис почтительно замолчал, ожидая возражений и пожеланий. Маргарет, не без удовольствия играя предложенную ей роль королевы, подвела итог:
— Вам удалось завладеть нашим вниманием, нам было приятно слышать стихи Пьера де Ронсара. Очень мило, — она тронула рукой застывшую каплю из фонтана.
Вода оказалась вязкой, как прозрачный пластилин. Маргарет удивилась, но не настолько, чтобы отвлечься от того, что намеревалась сказать; глаза ее вдруг сверкнули злобным блеском:
— Скажите, что вам нужно, или катитесь со своей Европой в ад!
Дионис вздрогнул, но тут же напустил на себя благодушный вид и посмотрел на серое небо.
— Ад вокруг нас, душа моя королева. Здесь всем дано по думам и деяниям; швыряет то в одну немыслимую крайность, то в другую, но неизменно то движение по кругу, что образует бесконечные витки. По ним восходят души темные в чертоги невозврата, а светлые стремятся вниз, чтобы достигнуть дна, и нет конца падению в бездну. Где высь, где пропасть, выберите сами, но знайте, что в раю от изобилия и безделья дохнут даже крысы, — Дионис слегка поморщился и вдруг воодушевленно сказал: — Здешний мир темный, Маргарет, но это мир новых возможностей! Я подскажу вам, как сюда вернуться, невзирая на запрет…
Маргарет перебила:
— Прекратите плести кружева, славный Мефистофель. Нуждаетесь в моей помощи – так и скажите, но знайте: вам придется очень постараться, чтобы меня заинтересовать. Надеюсь, это понятно?
— Разумеется, — бесстрастно ответил Дионис.
— Вижу, что нет. Вы так уверены в моем возвращении, что даже не спросили, хочу ли я этого.
Дионис заговорил с воодушевлением:
— Принцесса живет во дворце, а королева ютится в башне. Это неправильно и несправедливо! Я был уверен, что вам захочется исправить такое нелепое положение вещей. Говоря о вашем возвращении, я руководствовался самыми благими намерениями!
— Самое время вымостить ими дорогу и отправиться по ней… Кстати, я до сих пор не знаю, кто вы и откуда. Обитаете ли вы там, — Маргарет подняла левую руку и направила пальчик в небо, — или там, — она опустила правую руку, ткнула пальцем вниз и перешла на злобное шипение: — Мне плевать! Я не нуждаюсь в богах и дьяволах, указующих перстами!
— О, вы ко мне несправедливы! — воскликнул Парва, чувствуя, как рубин нагрелся и больно обжег кожу.
Дионис поспешно сунул руку в карман брюк, тайком избавился от раскаленного кольца и стал возбужденно оправдываться:
— Указывать перстами вам?! Такая дерзость могла прийти лишь в голову злодея, который создал этот бренный мир и в нем решил повелевать единовластно. Тиран! Сатрап! Кровавый деспот! Жесток и притворяется, что любит, ввергая человечество то в войны, то в болезни, то взбеленится так, что пару городов сожжет или потоп всемирный насылает. А избранный народ? А казни египтян? Ведь то нацизм и геноцид, не меньше! А помните, душа моя, как он вам вслед кричал: «Вернись!» и гневно пальцем тыкал в небо? И что? Не смог вернуть! Нет власти у него над вами! А помните мальчишку-ябеду, которому сказали вы, что равная ему? Он с жалобами к папке тут же побежал, — Дионис сделал плаксивое лицо и передразнил писклявым голосом: — «Хочу покорную жену и сверху быть над ней желаю». Тьфу! Да мне об этом вспомнить тошно! Я вам, чудесное творенье, совсем иное предлагаю. Быть королевой в этом темном мире, а не служанкой, как другая.
Маргарет благосклонно выслушала эту драматическую тираду и спросила:
— Почему вы сняли кольцо? Я хочу видеть этот камень, он мне жутко нравится.
— Ваш гнев меня расстроил, — Дионис заложил руки за спину и украдкой помассировал обожженный палец. — Упреки ваши мне обидны. Вы здесь благодаря моим стараниям, сделать это было архисложно и…
— Чего вы ждете от меня? — вновь бесцеремонно перебила Маргарет.
— Согласия принять на голову венец Царицы Ночи, — Дионис развел руки и приподнял плечи, будто говорил об очевидности, которую даже странно упоминать. — Золотой венец Аннет! Последние три месяца этот древний артефакт демонстрировался в европейских музеях и буквально вчера вернулся на виллу Гетти в Малибу вместе с остальными предметами выездной экспозиции.
— Я что-то читала об этом… Вы говорите о диадеме, из-за которой расцвели драконьи кактусы?
— Всего один цветок.
— Селеницереус, кажется…
— Да-да, чудеснейший цветок, сорвать который невозможно, расцвел в день вашего рождения. Он распускается лишь ночью, при луне, коснуться лепестков нельзя – осыплются мгновенно, и, если кто-то дерзновенный… — Дионис замолчал на высокой интонации, замер на секунду и небрежно добавил: — Неважно, это все потом, когда вернетесь.
— Я вспомнила, это кадупул или «Царица Ночи»! Пышный цветок с игольчатыми лепестками, по виду похож на венец!
— Да-да, чудеснейший цветок… — повторил Дионис тоном собеседника, который желает уйти от надоевшей темы. — Раз речь зашла об удивительных цветках, давайте говорить о вас. Вам надобно вернуться в истинном обличье, в лучах кровавого рубина, так сказать…
— Допустим, я согласна. Что дальше?
— Тут есть одна заминка… — Дионис снова заговорил с паузами, подстилая шелковую учтивость: — Принцесса скоро возвратится, и, получается, вы как бы не в себе… а я повторно вызвать вас, простите, не смогу. Рубин ослаблен и должен зарядиться, восстановиться, так сказать. Вам надобно подумать, как сюда вернуться… самой, без помощи рубина. Зачем, вы спросите… Извольте, я скажу: мм-м… Представьте на секунду, что королева не хозяйка положения; она то здесь, то нет, и контролировать сие не в состоянии. А вдруг корона и рубин окажутся не в вашей власти? Такой нелепейший конфуз мы с вами допустить не можем. Нельзя, чтоб королева исчезала, иначе ее трон займет другая. Вы спросите, как этим управлять? Отвечу прямо и без кружев: вам нужно заключить принцессу в башню.
— Кто она такая, эта ваша принцесса?
— Кроткое создание, не способное предъявить миру ни воли, ни интеллекта, — с пренебрежением сказал Дионис. — Вечная жертва любви и семейного быта, работает душой до нервных срывов, истощения, истерик… Продолжать или вам уже не интересно?
— Если она так беспомощна, ради чего заключать ее в башню?
— Башни созданы для принцесс! Им там самое место! — пафосно заговорил Дионис. — Ведь это они влюбляются в чудовищ, которых не способны приручить надолго! Именно от принцесс исходит все то зло, которое обрекает женщину на чувственные муки. Нежные опаловые души склонны очаровываться и растворяться в предмете своей любви. Они готовы стать могилой, чтобы исправить горбатого! Но королева не такая. Королева рождена, чтобы владеть и править! Ее место во дворце, в водовороте интриг и приключений!
— Мне нравится ваша пылкая горячность, — величаво похвалила Маргарет. — Допустим, я согласна заключить принцессу в башню. Пока не знаю, как, но что дальше? Вы полагаете, будто, вернувшись сюда и став королевой, я начну играть по вашим правилам?
— О, правила весьма просты, вам нужно быть собой, и только. Я говорю о вашей внутренней свободе, о дерзком нраве и уме, неистовой энергии бунтарки, презрении к укладу патриархов. Все это есть у вас, но нету одного – той красоты, что ослепляет. И тут я мог бы вам помочь...
— Но есть условие, не так ли? — иронично предположила Маргарет.
— Скорее предложение лестное для вас. Сыграйте роль Пандоры, и вы получите ее божественную красоту.
— Каким образом вы намереваетесь сделать из меня красавицу? С помощью инъекций и имплантов?
— Что, простите? — в недоумении спросил Дионис и даже остановил дыхание, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Хотите сделать из меня пошлую суккубу с губами и сиськами? — гневно возмутилась Маргарет. — Как чиновник содержанку?!
— О нет, душа моя королева! — облегченно выдохнул Дионис. — Сто раз нет! Тысячу раз нет! Я обещал вам божественную красоту Пандоры, а вовсе не телеса демоницы похоти и разврата. Из вас суккуба? О, нет! Такого чудовищного неуважения к вам я никогда бы себе не позволил. Клянусь, поверьте, — Дионис лилейно заулыбался и напомнил: — Так как насчет ангажемента?
— Шьете белыми нитками, мой адский друг. Engagement это французское слово, оно означает обязательство. Я не стану заключать с вами никаких контрактов.
— Их и не нужно! — с апломбом воскликнул Дионис. — Никаких договоров, подписанных кровью, уверяю вас!
— Только не говорите, что надо продать душу, это скучно.
— О, нет вам достаточно любить только себя.
— Нахожу это условие слишком простым, — усомнилась Маргарет. — Но что все-таки вы имели в виду, когда говорили о красоте Пандоры?
— Позволите напомнить словами Гесиода? — учтиво осведомился Дионис и, не встретив возражений, принялся театрально декламировать:
Диву бессмертные боги далися и смертные люди,
Как увидали приманку искусную, гибель для смертных.
Женщин губительный род от нее на земле происходит.
Нам на великое горе, они меж мужчин обитают…
В бедности горькой не спутницы, – спутницы только в богатстве
Маргарет заметила, не скрывая насмешки:
— Прекрасный материал для лекции на тему «Дискредитация женского начала в эпоху становления патриархата». Гесиод был землепашцем, мужланом от сохи. Будь его воля, он, наверно, впряг бы женщину в плуг вместо быка. Впрочем, искажать порядок вещей по личной прихоти вполне в духе Гесиода. Вы ведь помните следующие строки, где он самым наиглупейшим образом сравнил мужчин с пчелами, а женщин с трутнями? — Она прочитала на память:
Так же вот точно в ульях хлопотливые пчелы
Трутней усердно питают, хоть пользы от них и не видят;
Пчелы с утра и до ночи, покуда не скроется солнце,
Изо дня в день суетятся и белые соты выводят;
Те же все время внутри остаются под крышею улья
И пожинают чужие труды в ненасытный желудок.
Так же высокогремящим Кронидом, на горе мужчинам,
Посланы женщины в мир, причастницы дел нехороших.
— Гесиод не знал, что трутни, это самцы пчел, — заметил Дионис.
— И попал впросак. Пчелиный рой матриархален до последней капли меда. Но к чему все это? Вы сулите красоту Пандоры за согласие исполнить ее роль. Это извращенный кастинг?
— Выпустить в мир возможностей саму себя – «приманку искусную, гибель для смертных», — вкрадчиво произнес Дионис. — Внушать восхищение и зависть одним своим появлением; блистать и повелевать. Разве эти привилегии не стоят того, чтобы исполнить маленькую роль?
— Не страшно выпускать джина из бутылки? — с блеском во взгляде спросила Маргарет.
— Страх мне неведом, королева.
— Неведение губительно, мой скользкий друг. Вздумаете обмануть – пожалеете, что со мной связались, — она слегка нахмурилась, но тут же вскинула брови и улыбнулась пришедшей ей в голову идее: — Я хочу, чтобы вы прямо сейчас доказали мне, что умеете изменять внешность. Уберите эту нелепую родинку с лица Европы.
— Нелепость жуткая, вы правы, но…
— Ага, есть «но», значит, все не так просто! — торжествуя воскликнула Маргарет.
— Воистину непросто. В родинке ее… как вам сказать… кармический налог. Вы просите подделать приговор, стереть печать суда. А я ведь говорил, что мы в аду. Здесь души отбывают наказание за провинность… — Дионис помедлил, раздумывая, и наконец сказал: — Допустим, сделать это можно. Но что взамен?
— Ничего, — холодно сказала Маргарет. — Если не хотите исправлять изъян, то оставьте вашу фрейлину себе. Я ее у вас не просила.
— Позвольте, но дареному коню…
— Еще как смотрят, если он данайцами поставлен к стенам Трои, — заявила Маргарет и кивнула на Европу: — Отчего она здесь? Что ей ставят в вину?
— Ах, это скверная история, — расстроенно покачал головой Дионис, — бедняжка сбросилась с моста, но все устроила, как будто бы ее столкнули, да так хитро обставила улики, что в ее смерти уличили неповинного мужчину. Хотя он участь эту заслужил, однако суицид… тут, знаете ли, покушение на власть того, кто сам казнить и миловать желает. Самоубийство есть фактический побег – отказ играть по правилам Его… увы, я, разумеется, о Боге. Да, самодур, но что ж поделать?! — Дионис заговорщицки посмотрел по сторонам и прошептал: — Я вам скажу, но только по секрету: она болезненная, склонна к суициду. О том и метка на лице. Да-да, поверьте, я-то знаю!
— А преданной она умеет быть?
— Как вам сказать… милашка меркантильна. Не от испорченности вовсе – от нужды. Отца не знала, мать не видела. Сиротка. Ей оттого и добродетели чужды, что некому их было преподать. Оно и к лучшему. Да, надобно вам знать – она мечтает о карьере демоницы. Девицы нынче любят бриться в местах вы знаете каких, а ей нет дела до других и эпиляций дорогих. Такое вот расхожее понятие о зверином и, с позволения сказать, натурализм. Довольно миловидный. Мм, что еще… Умеет погрустить, повеселиться, как все красотки, любит оголиться, особенно в зловещем антураже. Романтика ей голову кружит, но девственность как Цербер сторожит. Росы чистейшей капля в шоколаде! Развращена немного и бесстыдна, однако вкус и чувство стиля безупречны. Приврать умеет, это правда, но тут вы сами постарайтесь, чтоб она с вами лгать не смела…
— Довольно грязных сплетен, Мефистофель. Сотрите родинку, я так хочу.
Дионис пожал плечами:
— Извольте, раз вы столь категоричны… Я вам милашку, пожалуй, подарю, а родинка… убрать совсем ее нельзя, но спрятать можно. Европы милое лицо еще милее станет, вы не против?
— Подарков я не возвращаю, Мефистофель… Парва… или кто вы там? Это ясно?
— Как ночь в полнолуние, — кивнул Дионис. — Европа к вам привязанная станет, как нить к игле, как хвост кометы. Уйдете вы – уйдет она за вами; вернетесь – возвратится и она.
Дионис наклонился к лицу Европы, смачно поцеловал ее в полуоткрытые улыбающиеся губы, а затем влажно лизнул от подбородка по щеке всем языком, будто она была сливочным мороженым.
— Сладка чертовка, — он причмокнул, ткнул пальцем в родинку и аккуратно передвинул ее по щеке за ухо.
Маргарет посмотрела на Европу. Та по-прежнему кокетливо улыбалась, но родинка исчезла с ее лица.
— Желание королевы исполнено. Позволите вернуться к прежней теме? Осмелюсь напомнить, мы говорили об ангажементе на роль Пандоры.
— Я вас слушаю, — благосклонно разрешила Маргарет.
— Если вы согласны… найдите то, что спрятано отцом, — таинственно изрек Дионис.
— Ящик Пандоры? — усмехнулась Маргарет. — Как предсказуемо.
— Не могу сказать, ящик ли это или что-либо другое, но вижу валун над входом в пещеру. Искать нужно как вверху, так и внизу. К сожалению, числа неразборчивы, за ними костры и пляски ночных теней. Да, еще одно. Заключить принцессу в башню вам поможет круглое зеркало. По крайней мере, в начале, — он взглянул на меланхоличное животное, сидящее у ног девушки: — И не доверяйте кошкам, их глаза и уши повсюду.
— Когда и каким образом я получу награду?
— После вашего возвращения, однако обладать красотой Пандоры временно, пока вы здесь, можете уже сейчас.
— Что-то вроде ограниченной демоверсии? — насмешливо съязвила Маргарет.
— Красота, это ссуда, — вкрадчиво пояснил Дионис. — Потратить ли ее на развлечения или вложить в успешное дело, вы решите позже, а пока предлагаю разыграть всех, кому посчастливится вас увидеть. Не удивляйтесь, если те, кто знал принцессу до вашего появления, не заметят разницы. Люди, знаете ли, привыкают ко всему, даже к уродству и красоте. И не пытайтесь увидеть в зеркале, смотрите в воду, — он сделал учтивый жест, приглашая Маргарет подойти к бассейну.
Она с любопытством заглянула в зеркальную гладь воды и увидела ослепительную диву, излучающую дерзкое очарование независимой богини, один взгляд которой, как утверждают древние легенды, мог лишить жизни простых смертных. От совершенства Пандоры веяло хладом; это была математически идеальная красота, выраженная в безупречной правильности линий, гармонии форм, пропорций и абсолютной симметрии. Дыхание Маргарет стало прерывистым от восторга, она издала тихий стон, будто испытала оргазм.
Дионис патетично произнес:
— Красота Пандоры потрясает! Она недоступна и оттого мучительно сладостна, притягивает и влюбляет, лишает разума и воли! Нет смертной, что затмить тебя могла осанкой, поступью, и красотой чела, и черным блеском глаз, и даром умной речи... и дерзость губ, и этот властный взгляд, и чернь волос, окутавшая плечи...
— Ах, какая невозможная, дикая красота… — жарко прошептала Маргарет. — Да, я именно такая! Я всегда это знала!
Дионис вынул из кармана остывшее кольцо и надел его на палец.
— Покидаю вас с надеждой на скорую встречу, Маргарет. Спешу во тьму, как только свет блеснет. Возвращайтесь в город Ангелов, когда откроете ящик. И помните: проявляться из темноты нужно постепенно, чтобы не напугать саму себя.
Он зашагал прочь, поднял кулак на уровне плеча и резко распрямил все пять пальцев. Окружающий мир ожил, взорвался светом, солнечным теплом, запахами, звуками, ошеломил и ослепил Маргарет. Она поднесла руку ко лбу, прикрывая глаза, и тихо прошептала:
— Я в Лос-Анджелесе? Поверить не могу…
Глава 9. Зловещий храм
http://proza.ru/2023/08/13/1690
Примечания
* хотел, чтоб миг ночной не уходил… — Здесь и дальше цитаты из стихотворений Пьера де Ронсара.
* Суккуб, cуккубус (от лат. succuba — «любовница, наложница», от subcub(;re) — «лежать под» от sub- — под, ниже + cub;re — лежать, покоиться) — в средневековых легендах – демоница похоти и разврата, которая посещает ночью молодых мужчин и вызывает у них сладострастные сны; персонаж низшей мифологии народов Европы. Инкубы – то же, но мужского пола, посещают спящих женщин.
* Гесиод (VIII—VII века до н. э.) — первый исторически достоверный древнегреческий поэт, рапсод, представитель направления дидактического и генеалогического эпоса. Рапсоды — профессиональные исполнители эпических, главным образом гомеровских поэм в классической Греции; странствующие певцы, декламировавшие поэмы с жезлом в руке (жезл — символ права выступать на собрании).
* Диву бессмертные боги далися и смертные люди… — Гесиод, Теогония. (О ПРОИСХОЖДЕНИИ БОГОВ). Перевод В. В. Вересаева. Строки 585-601.
* Нет смертной, что затмить тебя могла… — Из сборника «Любовные стихи к Кассандре», Пьер де Ронсар. Перевод В. Левика.