Ахмадулина. Часть первая

Наталья Скорнякова
Мои студенческие годы совпали с хрущевской оттепелью. Это было время расцвета поэтов Е. Евтушенко, Р. Рождественского, А. Вознесенского, Б. Ахмадулиной, Р. Казаковой.
 
Поэты и барды выступали в студенческих аудиториях. Беллу Ахмадулину я впервые услышала на одном из таких концертов в моем институте. Зал был, конечно, переполнен: стояли во всех проходах, сидели на ступеньках, на краю эстрады.

Публика — студенты и преподаватели— с восторгом и благодарностью слушала своих кумиров, легко понимала любые намеки, охотно сопереживала лирическим откровениям выступающих.

Белла казалась мне девушкой удивительной красоты, удивительной хрупкости голоса, артистичной, и одновременно застенчивой, немного удивленной или испуганной. Но когда она читала свои стихи, то просто преображалась и как будто парила над залом, над публикой, над землей.

Поэтесса покоряла всех окружающих не только своими стихами, особой манерой чтения, но и самоуверенностью. Она завораживала. В её поведении даже искусственность становилась естественной.

Белла Ахмадулина родилась 10 апреля 1937 года в Москве в интеллигентной и состоятельной семье. Семья Беллы – настоящая советская элита. Квартира в центре Москвы, домработница, дефицитные вещи. Сейчас Беллу назвали бы мажоркой.

Ее отец комсомольский и партийный работник Ахат Валеевич Ахмадулин (1902—1979), в годы Великой Отечественной войны – гвардии майор, заместитель по политчасти командира 31-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, в дальнейшем крупный ответственный работник Государственного таможенного комитета СССР (начальник управления кадров, заместитель председателя).

Мать Надежда Макаровна Лазарева была русской с итальянскими корнями. Она окончила институт восточных языков, говорила на нескольких языках – японском, английском и французском – и работала переводчицей в звании майора в органах госбезопасности.

Имя Изабелла девочке дала родная бабушка Надежда Митрофановна. В 1930-ые годы в Советском Союзе была очень популярна Испания и всё, что с ней связано. Поэтому мама будущей поэтессы подыскивала испанское имя для дочери. Бабушка решила, что Изабелла – именно то, что нужно. Так появилась на свет Изабелла Ахмадулина. Как позже написала в мемуарах поэтесса: «Я рано спохватилась и сократила имя до Белла».

В Белле Ахмадулиной смешалась кровь разных национальностей: татарская по линии отца, российско-итальянская – по маме.

Очень большое влияние на Беллу оказала бабушка Надежда Митрофановна. Она обожала животных, и вдвоем с внучкой они подбирали бездомных собак и кошек. Позже, Белла будет заниматься этим всю жизнь, передав любовь к животным двум своим дочерям — Ане и Лизе. Так как родители были занятыми людьми, внучка часто оставалась на попечении родной бабушки по маминой линии. Именно она научила Беллу чтению, привила ей любовь к классической литературе, читая не только сказки, но и произведения Гоголя и Пушкина.

По воспоминаниям самой Ахмадулиной, в детстве она была «угрюмое дитя, неприветливое, несимпатичное нисколько».
Из скромности, упрямства или невнятной обиды на взрослый мир маленькая Белла долго не говорила, и едва ли не первым осмысленным сочетанием слов, слетевшим с детских губ, было восторженное «Я такого не видала никогда!» в тот миг, когда девочка впервые увидела тюльпаны.

«С раннего детства, — вспоминала Ахмадулина, — мне запомнился шар, беспомощно запутавшийся в ветвях, огромные оранжевые лепестки букета маков, облетевшие при первом порыве ветра… Это ощущение хрупкости всего на свете во мне очень сильно и сегодня, и я думаю, что в этом ощущении-отчаянии есть какой-то смысл, какая-то поучительность. Ну хотя бы в том, что красота не есть то, чем ты должен обязательно владеть, что вообще всякое владение чем-то не прочно».
 
Война. Белле 4 года. В эвакуацию маленькую Беллу и ее бабушку отправили слишком поздно, когда немцы вплотную подошли к Москве, Белла тяжело болела корью. Ей пришлось проделать тяжелый путь из Москвы в Самару, из Самары в Уфу и, наконец, из Уфы в Казань, где родился ее отец и жила вторая бабушка. Белле запомнилась эта дорога бесконечной чередой станций, лиц и вагонов: «Отец был на войне, и никакой издали помощи он оказывать никому не мог. И вот мы появились, совершенно чужие. Особенно меня напугала эта вторая бабушка. Она ходила в таком каком-то цветастом длинном наряде, голова замотана, страшно мрачная, хоть ей и объяснили, что это ее внучка, Ахата дочка, но это ей не понравилось. Ей и вообще, давно, может быть, не нравилось, что он в Москве, а сейчас он не виноват был, он на войне. И конечно, ее ужасно раздражало, что я не говорила по-татарски. Она несколько раз даже хотела мне заехать, но тут моя бабушка, конечно, такого не могла позволить. Заехать, чтоб я говорила, как надо, как нормальные люди говорят. И нам отвели угол, совершенный какой-то угол, и эта бабушка всегда была угрюма. Чего легче малому ребенку, чем заговорить на другом языке, но из-за того, что я видела эту враждебность, враждебность, совершенно неповинную, потому что, действительно, они все говорили по-татарски, а я ничего по-татарски не говорила. И еще, мало того, опять начались наши с моей бабушкой чтения. Это про Вия, про страшную месть. И, кроме того, мы были им просто страшно в тягость, потом люди даже удивлялись: «А что, в Казани такой голод был?». Да, такой голод. Вот я не знаю, почему, то ли какие-то карточки потеряли, то ли у нас их не было, что ли, не знаю. Или бабушка была совершенно не приспособлена к этому ко всему…». Голод подкосил и без того хрупкое здоровье девочки и спас ее только приезд матери в 1944 году. Закончилась эвакуация и вернулась московская жизнь.

В 1944 году Белла пошла в первый класс. Она рассказывала: «Я один раз сходила в школу, а потом так и пренебрегала образованием. В школу я не ходила три года, и ничего поделать со мной нельзя было. Почему-то школа меня ужаснула, и, не знаю, я привыкла уже к одиночеству, к этой болезни, к этой молящейся женщине, которую я и сейчас отчетливейше помню. Учительница, так и помню, Анна Петровна Казаченко, приходила и у родителей просила какие-то продукты, чтобы ее поддержать. Но ничего у меня все равно не получалось, и вся жизнь складывалась только из хождения вдоль Китайской стены, вдоль набережной, и - никогда не ходить в школу. И так я почти не ходила…
Несмотря на это, она хорошо знала грамоту и писала без ошибок, потому что много читала.

…Я повадилась жить, но, увы, –
это я от войны погибаю
под угрюмым присмотром Уфы.
Как белеют зима и больница!
Замечаю, что не умерла.
В облаках неразборчивы лица
тех, кто умерли вместо меня.

Ее отец Ахат Валеевич Ахмадулин прошел войну от звонка до звонка. В сентябре 1943-го замполит зенитно-артиллерийского дивизиона 6-го Гвардейского механизированного корпуса Ахат Ахмадулин был награжден медалью “За отвагу”.
Белла была очень слаба после болезни, не умела общаться с другими детьми, не смеялась, не улыбалась, пропускала уроки. Наверное, она и вовсе оставила бы школу, если бы не вернувшаяся с фронта после тяжелого ранения учительница Надежда Алексеевна Федосеева. “Вот такая израненная одинокая печальная женщина, вдруг она какое-то крыло надо мной простерла, как будто я ей кого-то напоминала…”

Пятнадцать мальчиков, а может быть и больше,
а может быть, и меньше, чем пятнадцать,
испуганными голосами
мне говорили:
"Пойдем в кино или в музей изобразительных искусств".
Я отвечала им примерно вот что:
"Мне некогда".
Пятнадцать мальчиков дарили мне подснежники.
Пятнадцать мальчиков надломленными голосами
мне говорили:
"Я никогда тебя не разлюблю".
Я отвечала им примерно вот что:
"Посмотрим".
Пятнадцать мальчиков теперь живут спокойно.
Они исполнили тяжелую повинность
подснежников, отчаянья и писем.
Их любят девушки -
иные красивее, чем я,
иные некрасивее.
Пятнадцать мальчиков преувеличенно свободно, а подчас злорадно
приветствуют меня при встрече,
приветствуют во мне при встрече
свое освобождение, нормальный сон и пищу…
Напрасно ты идешь, последний мальчик.
Поставлю я твои подснежники в стакан,
и коренастые их стебли обрастут
серебряными пузырьками…
Но, видишь ли, и ты меня разлюбишь,
и, победив себя, ты будешь говорить со мной надменно,
как будто победил меня,
а я пойду по улице, по улице…
1950 г. Белле 13 лет.

Стихи писала с самого детства, занималась в литобъединении при ЗИЛе у поэта Е.Винокурова. Еще учась в школе, подрабатывала внештатным корреспондентом газеты «Метростроевец».

Дождь в лицо и ключицы,
и над мачтами гром.
Ты со мной приключился,
словно шторм с кораблем.
То ли будет, другое…
Я и знать не хочу —
разобьюсь ли о горе,
или в счастье влечу.
Мне и страшно, и весело,
как тому кораблю…
Не жалею, что встретила.
Не боюсь, что люблю.
1955 г Белле 18 лет.

На фото - маленькая Белла с родителями

http://proza.ru/2023/08/12/1156