Кричали поздние петухи. Над селом Кукаревцево вставала щемотная осенняя заря. Отец Макарий - скорее молодой, нежели старый человек - шел через ферму на старую церковь. Вдруг из-за угла какого-то сарая пред ним выскочил паренек лет 5-ти и побежал к нему навстречу, смотря почему-то прямо себе под ноги. Подняв голову в нескольких шагах от отца Макария мальчик вдруг закричал тоненьким надрывистым голоском и пустился бежать вспять, не глядя обратно. Он уже было добежал до поворота за коровник, как вдруг оттуда появилась молодая толстая доярка в длинной хлопчатой юбке, которую он тут же обхватил за коленку, со словами:
-Мама, там датвэйдэр!..
-Игнатка, никакой это не дартвэйдер!.. ты чего? Здравствуйте, отец Макарий.
Отец Макарий в длинном подряснике, который и впрямь был ему немного не в пору и в широкой осенней скуфье учтиво кивнул ей в ответ, наклоняясь:
-Спаси вас Господь, Клавдия, и вы будьте здоровы.
-Ах, батюшка, мне даже не верится, что завтра не вставать на службу…
-Да уж, Клавушка, а что поделать?.. такие времена… не всегда нашей церковке приходилось легко…
-Да может… как-нибудь еще сладится, батюшка Макарий?..
-Ох, не знаю, Клавенька, даст Бог – сладится… а я сейчас только об одном думаю…
-Мама!.. а что это такое у дяди, смотри. – сказал Игнатка, дотрагиваясь до правой руки отца Макария.
-Игнатка, ну-тка веди себя хорошо!.. что ты там такое увидал?.. Ох, отец Макарий, Господи ты Божечки, какое ж счастье!
-Да, Клавушка, я и сам не знаю, как это…
-Когда, сегодня обменялись?!
-Да, только что.
-А венчаетесь тоже сегодня?!
-Да и венчаемся… ох…
-Ах, батюшка, как же я за вас рада!.. - и она бросилась к нему на шею и заплакала.
-Ну, ладно, Клава, ладно… а то у меня еще столько хлопот.
-Ох, да, конечно, это уж точно… ну, так передавайте Анечке привет!.. Игнатка, пошли, отпусти батюшку.
Игнатка тем временем пытался вырвать один – самый большой волос, росший у отца Макария на правом запястье. Наконец, мать одернула его за локоть и повела под руку, продолжая еще как-то отряхивать его выходные запачканные штаны. Отец Макарий дождался, чтобы они чуть-чуть отошли, перекрестил обоих и пошел дальше. У маленькой крестово-купольной церкви с горбинкой кирпичного придела со стороны людского его в это время уже ждал молодой человек лет 20-ти в стеганой флисовой курточке и суконных охотницких штанах. Глаза его горели крупно и каштаново на такой же крупной реденькой голове, хотя был он, конечно, совсем еще молодой. Выше правого глаза у него рисовался бледный шрам через весь лоб и немного косил наискосок левый.
-Здороу, отец!.. гдя ж ты ходил!.. о-о знаю, знаю… а-а!.. скоро ты будяшь краси-и-ивый!.. ой, прядставляю табя под венцом!
-Здравствуй, брат Стефан, давно ждешь? – говорил отец Макарий, немного конфузясь и протягивая молодому человеку руку для пожатия.
-Та не!.. за меня ня пяреживай… Ай, ну и нявеста тебе досталась, отец Макарий, прямо-таки… - ух!..
-Кх-кх… Ну, так, что ты решил, съездишь?
-А то! почаму ня съездить, я пономарь - свое место знаю…
-Ну и мудро решил, брат Стефан, я в твоей душе не сомневался… кстати, я оттого тебе еще со вчера список и отправил: чего купить, как и сколько. Да где попало тоже брать нельзя, сам понимаешь: вся родня за столом будет…
-Куда й ты мне, отец, отправил?
-На твой номер, который ты в резюмэ указал, когда еще устраивался.
-А-а… так это я тогда матушкин напясал, я теляфоном ня пользуюсь, да и в дяревне не понимаю, на черта они вам сдались!
-Стефа-ан...
-Ой, извини, батюшка…
-Эх… жалко, конечно. Куда ж сейчас без телефона? Ну, да ладно… тогда придешь, - сразу у нее перепиши куда-нибудь, дабы не забыть, добро?
-Добро… Так, вы, стало быть, завтра гуляете?
-Я тебе, быть может, еще какую-нибудь записку оставлю, посмотрим… нет - послезавтра, а завтра надобно будет все купить и изготовить, потому как днешнего нам явно не хватит, а сегодня родственники приедут, готовить помогать будут. Ух, мне ажник как-то не по себе…
-Охохох! да ты прям весь светишься, отец, как архиепископ. Да ведь шо я говорю, какой архиепископ! - у няго ж с роду такой, как Анька твоя ня будет, хы-хых-хы!
-Слушай, брат Стефан, у тебя же своей машины нету?
-А-а. Была, да таперь исдохла…
-А права есть?
-А как же, спросишь еще!.. без прав сейчас никуды!
-Я тогда оставлю тебе свою буханку, прямо тут у церкви, на ней и поезжай, вот ключи… и возьми еще деньги.
Тут отец Макарий достал связку ключей с маленькой складной иконкой вместо брелока и картонный коричневый пакетик с бумажными деньгами:
-Вот, тут 12 тысяч. Если не хватит, я еще дам.
-Ага.
-Завтра поезжай часам к 10-ти, а, как вернешься, сразу позвони от матушки, хорошо?
-Позвоню, позвоню, спи спокойно, отец. А вернее, хы-хы, лучше сегодня ваабще не спи.. хи-хих-хи. Ну ладно, па-айду…
-Ступай, брат Стефан, Господь с тобою.
Брат Стефан ушел, а отец Макарий, постояв под слабеющим ветерком, остался поглядеть еще на старую церковь, где прежде он бывал каждый день и где до этого прошла вся его жизнь с самого детства. По белокаменному пояску кирпичного фасада, расколотому в нескольких местах, махали крылышками и толпились сизые голубки. Где-то шелушилась масляная краска, оголяя жженые ребрышки красного треснувшего кирпича. У крылечка паперти бездомная черная кошка играла с солнечными зайчиками под тенью. Влево подле церкви стояла поржавелая невысокая ротонда, в которой был виден фигурный фонтанчик из мрамора, весь в черных трещинах и заросший дырявым лопухом. Отец Макарий вздохнул и перекрестился. Воспоминания о детстве непрошенными пузырьками волн нахлынули сами собою в его неготовое сознание. Он уже было хотел совсем отдаться их нежному шелестению с целым горизонтом лиц, запахов и живых картинок, как вдруг услышал в сумке тихий телефонный звонок. Он достал из почтальонки трубку и провел по экрану одним пальцем. Звонившая была подписана как "Анечка".
Вечером отец Макарий и его невеста возвращались со связанными руками в дом к его родителям, где должен был пройти по старинному обычаю первый день свадьбы. Их сопровождала совместная родня, в которой несмотря на предстоящее самое торжество уже и сейчас было много начавших праздновать. В частности, в одном из первых рядов таковых, был Анин крестный папа, приехавший накануне из Москвы, который теперь громче всех зачинал древнюю свадебную песню:
За зеленую долинушку
Полетали ясны соколы,
Ясны соколы разудалые
На печальные дни, на третии.
Всемером улетали друженьки
По малиновый дол, по ягодный.
Прогостили три дни, проплакали
Хромый сват да сваток осокорек,
Да худая сваха рябинушка,
Да березка седа матушка,
Да сестрицы, братья и папенька.
Воротились под вечер молодцы,
Воротились бравы соколки -
Вшестером во свои, во горницы,
И искали да недокликали,
И плакали да недозвалися:
Лишь один соколок-лебедушек
Не вернулся из долу зеленого.
Не вернулся, собрав малинушки,
В отчий дом да к старушке-матушке,
Не вернется ж он боле, милые,
Во родимое наше гнездышко.
В темно-белом свадебном платье своей бабушки - еще с длинным кружевным рукавом - Аня была, разумеется, ненаглядно чудесной невестой. И Отец Макарий, одетый в строгий серый костюм наполовину из вискозы, с полосатым галстуком и белой искусственной розой на грудном кармашке, глядел на нее теперь, совершенно не умея налюбоваться. По красоте с невестою разве что могла сравниться одна только свидетельница – ее двоюродная сестра – девушка в длинном алом платье с белой жилеткой до талии на плечах и завившеюся прядью волос, спадающей ей на млечный висок и весь ее тонкий профиль.
Наконец под песни и кружение молодых толпа стала понемногу приближаться к дому, пред которым родители жениха и невесты с дядями, тетями и племянниками принялись подметать худенькую грунтовую тропинку вениками из веточек лещины, собранной в посадке через лес, в то время как дружка – молодой человек лет 24-х в бордово-блестящем костюме с лоскутным полотенцем через плечо, приходившийся младшим братом отцу Макарию, - во весь голос закричал, чтобы жених взял невесту на руки. Отец Макарий покорно послушался и внес Аню в дом. Когда все уже уселись за большой обеденный стол, немного танцующий на одну ножку, отец Макарий не сразу заметил, что пропустил несколько телефонных звонков от отца Алексия. Улучив шумную минутку, он вышел в пустые сени и, достав из пиджака телефон, перезвонил батюшке:
-Алло.
-Отец Макарий, дай Бог тебе счастья!
-Здравствуйте, батюшка Алексий.
-Ах, братец ты мой, радость-та какая!
-Что, что случилось?!
-Илья Михайлович денюшки прислал.
-Правда?.. ох, ну слава Богу, я как чувствовал!.. дождались-таки!
-Да тут столько!.. на все теперь хватит… да приезжай же скорее в церковь!
-Ох… А вы уже вернулись от отца Ермолая?
-Ну да, а как бы я узнал про посылку?
-Ну это да, да… хорошо, батюшка, подождите… подождите меня немного, ладно?
Аня тем временем вышла из-за стола и, тихонечко подкравшись к отцу Макарию, обняла его двумя руками сзади:
-Представляешь: мы не закрываем церковь! – сказал он, оборачиваясь.
-Правда?! Отец Алексий звонил?
-Да, благодать-то какая! – продолжал он, сжимая ее худенькие руки.
-Хи-хи, вот видишь, а ты думал…
-Слушай, скажи тогда, чтобы меня подождали… то есть, наоборот, не ждите меня, кушайте, я сейчас приду. – промолвил отец Макарий и поцеловал ее веснушки.
***
Когда он дошел до церкви, над деревней уже зашел темно-синий вечер. Отец Макарий перекрестился и вошел в притвор, там он еще раз перекрестился, наконец оказался внутри. Пахло холодным воском, и луна отражалась снежно-белыми осколками от икон. Всю трапезную разрезывала полоса желтовато-белого огонька – светила лампадка из приоткрытой дверцы маленького придела. Отец Макарий постучался и вошел внутрь. Спиной к нему подле раздутого от влаги серого стола из липы, перед зеркалом в недорогой раме стоял отец Алексий с большим штампованным крестом на груди и причесывал бороду широкой деревянной расческой.
-Здравствуйте, отец Алексий.
-А-а! Отец Макарий, храни тебя Господь, заходи скорее!.. Я уж тебя заждался… Ох, ну гляди, не знаю, сколько здесь… ты как думаешь? – говорил отец Алексий, садясь за липовый стол и доставая из ящика зеленый полупрозрачный пакет.
-Истинно много, никогда столько не присылали.
-Я ж тоже думаю… должно быть оттого, что задержались.
-Вероятно.
-Постой, отец Макарий, ну-ка дай-ка руку… да у тебя никак была сегодня свадьба?! А я и забыл совсем! Что ж ты мне не напомнил?
-Ну, полно вам, батюшка, вы в такое место ездили, и я тут со свадьбой…
Отец Алексий серьезно покачал головой.
-Не говори так, сынок. Семья – это малая паства. Я и монахам всегда поминаю, да не многие понимают… Ну, да это ладно… завтра же надо выходить на службу.
-Конечно, конечно, батюшка Алексий… я вот только думаю…
-Ты уж тогда предупреди всех наших. Надо ж еще кого-то с утра послать водицу освятить. Ну, да это уж я сам кого-нибудь найду.
-Я-то предупрежу, батюшка, да ведь, я говорю, - у нас же теперь и нет ничего…
-А ведь и правда… надо лампадного маслу купить, вина, свечек… ох. Ну, так завтра и поезжай, или хоть пошли кого. Ну и тесть у тебя, Мань!
-Что?!
-Говорю: у тебя же есть пономарь?
-Ах, это да…
-Он божий человек?
-Он бо… божий…
Отец Макарий хотя и был рад приезду своего давнего друга и учителя, отца Алексия, тем более что приезд этот означал возобновление будней их маленькой старой церкви, но все же во весь их разговор никак не мог перестать думать об Ане. Отец Алексий смеялся, и даже что-то девичье и родное чудилось отцу Макарию даже в этом тихом, затаенном смехе. В кармане у него зазвонил телефон и через минуту уже слабо затих, разразившись коротеньким сообщением от Ани: "Миленький, ну ты где? Нам тут какую-то шубу за столом стелют…" Он прочитал и стал прятать телефон обратно.
-Отец Макарий, куда ты там смотришь?
-А-а… да тут я… ничего. Жена пишет.
-Мг?.. это все та девочка, кажется… Аня?
-Да, Анечка.
-Хм, я знал, что у вас все будет хорошо. Будь же ей достойным мужем и перечти еще разок Домострой.
-Спасибо, отец Алексий, обязательно перечту.
Немного помолчали.
-Ну, и как свадьбу справили, все добро?
-Вообще-то мы сегодня только обвенчались, батю...
-Эх, да что ж ты сразу-то не сказал? опять молчишь! А я думаю что; он?.. эх ты! Ну ладно, завтра можешь не выходить, но пономаря пошли. Я тут денюжки оставлю - передашь ему, когда надо будет, - ну а: чего, где и сколько тогда сам ему скажешь… ты же помнишь?
-Я-а… да, конечно.
-Вот и славно, ну ладно, ступай, отец Макарий, я тут пока сам управлюсь.
Когда попрощались, отец Алексий какое-то время еще пробыл в церкви. Он подмел в людском и у алтаря, покормил черную кошку, которая утром играла с солнечными зайчиками; сходил на ротонду и, пока обрывал лопух, вспомнил: "Еще мука закончилась!.. из чего просфорки лепить?" Наконец, снова войдя в комнату, устроенную в маленьком приделе, он сел за стол и нашел по святцам ближайший праздник. Немного полистав страницы, он взял деньги из зеленого пакета, отсчитал несколько тысяч и спрятал в левый ящик стола; остальные, завязав пакет, убрал в правый. Затем нашел бумагу и на всякий случай написал:
"1. Масло
2. Свечи
3. Мука
4. Вино
На все деньги,
иже суть в столе слева."
"Дабы не забыли." – сказал себе отец Алексий, после чего погасил свет, затворил двери, и, выйдя из церкви уже под полуночь, побрел, не спеша, к себе в хату.
Немногим ранее, отец Макарий возвращался домой по окольной дороге через водонапорную вышку; разговаривая с самим собою, он думал так: "Завтра приедет брат Стефан, привезет продукты и позвонит от матушки. Я у него все заберу, и тогда уже можно будет посылать его за свечками, вином и прочим, а если не согласится, ну так сам поеду и все куплю, без меня не женят… тем более, что им еще все готовить… да и с чего он не согласится?"
В новый раз зазвонил телефон, - он сразу же ответил:
-Сына, ну ты там где?
-Уже иду, мама. Что вы там?
-Давай приходи, а то мы сейчас твою невесту колдуну какому-нибудь отдадим.
***
Брата Стефана между тем позвали в тот же вечер на какие-то посиделки к его давним школьным товарищам, так что домой он возвращался уже под ночь в приятном тумане домашнего настоянного вина:
-Мамо-о-о! – позвал он в самых дверях, надеясь застать мать дома, но никто ему не ответил. Войдя на кухню, отделанную с фасада блоками старого волнистого стекла, он увидел на столе записку:
"Ушла на именины к дедушке Егору. Голубцы в подвале."
-Ох ты ж именитый хрен дедушка Егор! да как же я теперь!?.. ох. – он взял со стола конского молока и немного выпил. – Ладно, утро вечеру мудренее, водка квасу весялее. – сказал себе брат Стефан, после чего, не жадничая, зевнул и, упав на железную кровать с решетками на изголовье, растаял сном без сновидений.
Проснулся он уже в девятом часу. Петухи с сороками и воробьями за окном, казалось, кричали каким-то сумасшедшим будильником. Гуси гоготали на дороге на пробегавших детей. Над серенькими заборами, выкрашенными под голубые венцы, подпрыгивали большие и маленькие собаки, вскидывая шерстью и лая на каждого встречного: "гау, гау, гау, гау!", "аф, аф, аф, аф!" Мать Стефана не возвращалась, а в 10 велено было уже выезжать. Работа предстояла немалая. Понимая это, брат Стефан попервоначалу даже хотел идти к дедушке Егору на соседнюю улицу - забирать телефон, - для чего и надел свою вчерашнюю куртку, разукрашенную, как и штаны, в какой-то болотный камуфляж (в кармане, между прочим, лежали ключи и деньги), но в этот момент его сознание точно краешком бумаги порезали вдруг слова отца Макария, которые ему отчего-то вспомнились теперь сами по себе: "Я тебе, быть может, еще записку оставлю-тавлю-тавлю…" Брат Стефан ненадолго задумался, но через секунду уже вышел из хаты и побрел, направляясь в сторону церкви.
Когда пришел, солнце светило еще тускло и бледно, расчерчивая косые тени по оконным западинкам апсид. Острый, наполовину белый луч сонно заглядывал в световой барабан под главкой, озаряя внутри белый перелив пыльных пушинок. Из поля прибежали какие-то лошади и теперь гуляли по паперти, кладя друг на друга лохматые головы. По правую сторону от церкви загорала старая буханка. Брат Стефан заглянул внутрь, но никакой записки ни на сидении, ни в бардачке не нашел. Неожиданное волнение понемногу охватило его душу.
В этом месте мы бы хотели оставить ненадолго брата Стефана и сказать несколько слов о буханке отца Макария, поскольку ей, может быть, суждено сыграть не последнюю роль в нашем рассказе.
Героиня эта была особой еще тех далеких времен, когда кабина водителя (в подобных же ей буханках) отделялась от грузовой части, предназначенной для сидения пассажиров, только маленьким стеклянным окошком со скругленными уголками, обтянутыми резиновою ленточкой, которое в нашем случае было почему-то металлическим. Когда же брат Стефан собирался открывать это самое окошко, чтобы поглядеть записку и в кабине пассажиров, из церкви послышался отрывистый, как бы железный шум, не успевший еще и слететь, как уже не оставил после себя ни звука. Брат Стефан изумленно поморщился, отвечая своим же мыслям: "не уж ли какая скотина забралась, церковь-то закрывают?", "может, отец Макарий пришел?" Брат Стефан перекрестился и вошел внутрь. Отца Макария, однако, нигде не оказалось, но всюду было необыкновенно тихо, как бывает ночью в низеньком темном хлеву, а любой звук, стоило ему раздаться, тут же проваливался в какую-то воронку из серебристого эхо. Единственное, что бросилось тогда на глаза брату Стефану - это то, что дверца в маленькую комнатку, видную всегда из трапезной, была теперь несмело притворена, а рядом с нею стояло несколько железных ведер, наполненных водой, заинтересовавших его намного меньше. Раньше он часто видел в этой комнате и настоятеля, и отца Макария, а потому и сейчас постучался и, не дожидаясь ответа, сразу вошел внутрь. Внутри, однако, все также никого не было.
Брат Стефан огляделся по сторонам: пахло каким-то чаем на развес, а на потолке жужжала блестящая жирно-зеленая муха. Вдруг он заметил на липовом столе записку и, подойдя поближе, остановился подле него, чтобы читать. Улыбка облегчения тут же растаяла на его молодых губах. Здесь уж ему снова вспомнились слова отца Макария, а именно вот какие: "если не хватит, я еще дам-дам-дам…". "Ага, стало быть, не хватает, ну да ладно… теперь-то все ясно, ну вот почему нельзя было так сразу, а? и зачем только нужны эти языческие телефоны" – негодовал брат Стефан – "ну да-к ладно, теперь-то все ясно" – заключил он, переводя дух. Единственное, что ему было все-таки сначала неясно - это почему отец Макарий не подписал нигде необходимые количества, хотя что-то подобное, кажется, и обещал, но немного погодя, брат Стефан догадался: "оставил на мое усмотрение". Следующим своим действием он обошел липовый стол и открыл тот самый ящик, который был от него слева, когда он стоял напротив:
-Ба-атюшки светы! Ну ты, отец Макарий, и даешь! – вырвалось у него пока он перебирал купюры. - Да куда ж вам столько?.. ну, да, впрочем, я пономарь – мое дело маленькое.
В следующую секунду брат Стефан уже вышел из церкви, забрав деньги и записку, но только сел в буханку, как вдруг: "а куда ехать?" – пронеслось порывисто в его реденькой голове. Из недолгой неопределенности его снова выручили все те же воспоминания, которые, словно родниковые капли, по-новому стали падать в его сознании отдельными словами: "Где попало тоже брать нельзя-зя-зя-зя…"
-Ага-а, ну не боись, отец Макарий, возьмем в лучшем месте, хе-хе!
Брат Стефан завел болотную буханку, тронулся и решил ехать в город.
***
На окраине города, недалеко от четырехрукого перекрестка, тянутся фасады продуктовых магазинчиков, кофеен, цветочных лавок, похоронных агентств и всего тому подобного. Не сразу, но постепенно брат Стефан читает:
"Бильярд, туалет душ", "Храм Пива", "РАЙСКИЕ ОБЛАКА ‡ магазин кальянов", "Супермаркет Третий Рим КРУГЛОСУТОЧНО у нас есть все!!!".
"Вот оно"- делает выбор брат Стефан - "то, что надо". Он паркует буханку напротив Третьего Рима и заходит в магазин. На одной из касс его тут же встречает взглядом молоденькая дама в куманиковом фартуке (Д), отчего верхняя ее губка медленно начинает ползти вверх. Подле нее стоит паренек (П) в жилетке кровавого цвета, на которой видна белая печатная надпись: "Подскажем, поможем, подсобим". Брат Стефан (С) подходит к даме, чинно здоровается и отдает ей листик.
-Что это? – спрашивает кассирша.
-Мне нужно все это купить, у моего друга отца Макария скоро свадьба. – с участием объясняет брат Стефан.
Д: -А нельзя конкретней: какое вино и сколько?
С: -Нет, я знаю только, что на все деньги. – говорит брат Стефан и поднимает пакет на выдачу.
Д: -Ма-ама дорогая!
П: -Ох ё!!..
Д: -Э-э… э… это у-у к-кого, вы говорите, свадьба?
С: -У отца Макария, друга моего.
Д: -Ах, у отца… м-м-м… вот уже как…
С: -Ох, а нявеста какая красавица!.. Вы б видели!
Д: -Не сомневаюсь… О-о-одну м-м-минуточку, я а-а-администратора позову… - судорожно говорит кассирша и отходит в сторону. - Алло, Виолетта Глебовна, подите на кассу, на секундучку.
Скоро из узенькой полукладовой клетушки, под бурливое закипание электрического чайника на какой-то очень цветной и ловкой скатерти, выходит женщина (В) чуть постарше молоденькой дамы за выдачей, в строгом костюме и с темной рацией на грудном кармашке, подходит к кассе и говорит:
В: -Что случилось, Танюня?
Д: -Виолетта Глебовна, тут молодой человек хочет продуктов купить…
В: -И в чем проблема?
Д: -На все деньги. – уточняет кассирша, кивая в сторону пакета.
В: -Етит воротит!..
Д: -М-гу…
В: -Да это ж, это ж по какому поводу, молодой ч-ч?.. – пытается справиться Виолетта Глебовна, взглядывая на брата Стефана.
П: -Друг у них женится, отец чей-то.
С: -Да, отец Макарий – золотой человек.
В: -Да уж… золотой… Я сейчас приду, постойте тут секундочку… - просит Виолетта Глебовна и возвращается к себе в кладовку.
Отключив чайник, она от волнения укусывает пару пирожков с яйцом и рисом и начинает кому-то звонить. Берут трубку:
-Да, Фиалочка, ну что там у тебя, моя дорогая?
-Здатуте, Валетына Феодоона.
-Фиалка, ты прожуй сначала, а потом говори.
-Валентина Федоровна, тут такое… что уж мамка не рожай!
-Что, говори быстрей?!
-Тут парень пришел, хочет чего-то купить и деньги сует… наличными… не меньше лимона...
Пауза и вздох.
-Виолетта, ну что я не пойму, ты опять за старое?..
-Что?
-Господи Боже мой, ну что ты за человек!
-Д, да вы что, Валентина Федоровна, клянусь я не…
-Не ври мне, я по голосу уже все слышу! Ну, чего ты на этот раз наклюкалась, бесстыжая?!
-Д, да я… да вы… да я вам как истинный Бог свят говорю!.. Ничего я не клюкалась!.. Правда!
-Не врешь?..
-Да куда ж…
-Вот, черт… парень, говоришь… гм… ну да и флаг ему в руки, пусть покупает… ты только смотри все деньги на водяные значки проверь, нам там по весне детекторы очень хорошие привозили, достанешь разберешься, да и смотри, чтобы на камерах все хорошо было видно, а то вдруг потом еще юродисты приедут разбираться... чтобы проблем не было… в общем, давай, мне бежать надо…
-…
-Чё молчишь-то? ты администратор - твое дело лопуховое, давай, я побежала.
Валентина Федоровна положила трубку. Виолетта Глебовна, немного придя в себя, потерла глаза, похлопала щеки, на всякий случай подошла к чайнику и попробовала рукой. Был очень горячий. В это время из-за двери послышался обоюдный смех брата Стефана и паренька с кассы, немного развеявший ее помутнение: "хух… все нормально…" – сказала она себе – "я не проспала, я не проспала – это я помню точно…" – подумав так с минуту, она глубоко перевела дыхание, вышла из клетушки, расправляя плечи, и подойдя туда же, где стояла, обратилась к кассирше:
-Ну, Танюш, пусть берет, в смысле - берут, пробивай. Молодой человек, вам чего и сколько?
В этот момент кассирша сунула листик брата Стефана Виолетте Глебовне, поглядевши на который, та спросила:
-Вам вина сколько?
-Ня знаю, побольше, наверное, какая жа свабдя без Леонардо да Винчи?
-А остального?
-Ня знаю, покладите поровну… я пономарь - мое дело кроткое.
-Да вам же тут хватит на весь стеллаж, и деньги еще останутся…
-Что поделать? остальное потом докуплю, я пономарь - мое дело послушное.
-Ну смотрите… Мыколка, принеси валютные машинки из подвала, а потом бери Валерку с Гришаней, ящики, и неси, что скажут, на кассу!
После таких слов Виолетты Глебовны в Третьем Риме загорелись уже все кассы одна за другою до последней. Весь персонал без исключения принялся верифицировать деньги брата Стефана. Те, кто освобождался, на уже проверенные купюры считали ему продукты. Половина алкогольного отдела отправилась в коробки, которые потом перенесли в болотную буханку. Валерка и Гришаня по совету Виолетты Глебовны добавили еще полочки с ликером и брэнди, дабы молодым было веселей погулять. Вместе с алкоголем в буханку ехали заодно какие-то свечки для детских тортов в форме кроликов и поросят, два стеллажа муки высшего сорта и простого, но перед тем, как погрузить масло, Виолетта Глебовна все-таки спросила у брата Стефана:
-Молодой человек, вам маслица-то какого: сливочного или подсолнухового?
-Да ты ж сама подумай, тетя, у них же свабдя… клади и такое, и сякое. Хех, спросишь еще!..
В итоге вся буханка оказалась загружена под потолок. Внизу разместили вино с маслом, сверху и между ними выложили муку, и, наконец, под самый свод, набили маленьких разноцветных свечек. У брата Стефана осталась еще половина пакета радужных бумажек, и он решил пока отвезти, что есть, а потом вернуться и за остальным. Сев за руль, он завел мотор да и поехал. Выехавши на перекресток, он показал поворот на объездную дорогу, пропустил несколько машин и нажал на газ. Буханка сделала несколько метров и вдруг мертвецки заглохла:
-Ц!. Ну что такое! – не успел сказать брат Стефан, как вдруг голова его резко ударилась о край руля, из-за чего минуту-другую спустя у него будет шишка на лбу в форме синего рога.
Это чей-то белый опель влетел сзади в его болотную буханку чуть ли не на полном ходу. В ту же секунду очнувшись, брат Стефан еле заметно различил за своей спиной какой-то стеклянный, как бы лопнувший хруст, донесшийся из кабины сквозь упомянутое металлическое окошко. «Наверно, вино разбилось» - подумал брат Стефан и стал откручивать маленький стальной шурупчик с бабочкой держателем на конце – чтобы открыть то самое окошко в кабину. Открыв, он запустил руку туда, в темноту вниз, где должно было стоять вино, как вдруг почувствовал, что ему в кожу впилось что-то острое и колючее. Вытащив руку назад, он увидел, как из предплечья у него торчал прозрачный осколок стекла, на обратной стороне которого была выдута надпись: «Х.О». Он сразу же вытянул его из себя и в тот же момент по его руке хлынула свежая дорожка темно-алой крови. К тому же рука еще и искупалась в муке, и теперь была яркого – красно-белого цвета. Брат Стефан сразу почувствовал, как начинает терять сознание, но именно в этот момент он быстро обхватил свою голову за затылок с обеих сторон и что есть силы прижал ее к груди подбородком. Дело в том, что именно так по словам его бабки Томы, очень сильно увеличивался кровоток к голове, и именно эти ее слова почему-то вспомнились ему в тот момент, как нельзя кстати. Не успел брат Стефан очухаться после этой своеобразной самооперации, как вдруг в дверь буханки чертовски заколотили. Раздались несколько поочередных сильных ударов со стороны.
-Эй, ты куда прешь, дебила кусок!!.. Всю машину мне разбил!.. Ты чо там ваще обарзел, козлина чумазая! Че не вылазеешь! – закричал надрывисто чей-то тоненький женский голосок снаружи.
Брат Стефан огляделся и увидел, что двери в буханке и вправду заклинило, а напротив машины вышла и стала какая-то беловолосая девушка лет 20-ти, в обтянутых светлых джинсах и на каблучках 13-го калибра. К сожалению, чего бы то ни было в салоне, или в кабине, или тем более самого нашего главного действующего лица она не могла видеть, поскольку буханка Отца Макария еще с 2000-х годов 21-го века была тонирована спереди и сзади в дым и гарь. Сам не зная зачем, Стефан попытался залезть в бардачок и найти аптечку, пользоваться которой он все равно не умел, тем более что ничего кроме старых кипарисных четок буханка отца Макария в бардачке не хранила. Не найдя аптечки, брат Стефан решил выйти к девушке, стоявшей перед машиной, которая к тому времени уже начала кому-то звонить. Он открыл дверь и, вытирая пот со лба своей кроваво-мучной рукой, со вздохом спрыгнул с порога машины. Не успел он еще обратится к той девушке, полностью повернувшись к ней лицом, как к полной неожиданности для него – она покачнулась и рухнулась прямо перед буханкой.
-Эй, ты чего?.. – проговорил он и наклонился над ее ухом. - Хух, слава Богу, дышит.
Рядом упал большой сенсорный телефон, из которого продолжали еще доносится какие-то мало внятные звуки. Звонил некто, подписанный как: «Ашот ; ». Пономарь зажал одной рукой свою рану и, не зная что делать, инстинктивно пошел поглядеть аптечку в белом опеле. «Может, у нее будет?» - думал наш деревенский друг, но дверь оказалась закрыта. Тем временем из болотной буханки на асфальт начинает сочится темная, красная жидкость, представляющая из себя ничто иное, как смесь подсолнечного масла с красным, темным вином.
Видя эту картину, женщина из ниссана напротив, ехавшая за опелем, в судорожном припадке достает телефон и начинает звонить 02, берут трубку:
-Ало, отделение милиции, младший лейтенант Егоров. Что у вас случилось?
-А,а,ало! Приезжайте ско-рорей, ту-,тут просто ужааас!! А-а-а!!
-Женщина, вас не слышно. Можете внятно объяснить, что случилось… по какому адресу звоните?
-Ту-, тут прросто кошмааар! Я н-на перекрестке при выезде на, на обездную дорогу из города… ааа, тут какой-то псих весь в крови… в каком-то кокаине… у него тут целая машина т, трупов!..
-Буханка?.. вы в курсе, что вы 02 звоните. Или вы там с ним тоже одной дорожкой закинулись.
-Д, д, да вы… Вы ч, чо не понимаете! Я не наркоманка!.. тут ма, маньяк какой-то в кастюме охотника, он тока что девушку убил, которая в него врезалась! Ааа! Мамочки!.. приежайте скорее пожалуста, он щас и меня убьет!!
-Женщина! Женщина! Послушайте, успокойтесь! Если вы в машине, то как можно ниже нагнитесь. Какого цвета буханка?
-Зеленая… я не знаю какая-то… грязно-зеленая.
-А номер можете разглядеть?
-…М-м… не наю.. по нему кровь течет… не все буквы видно. …Кажется, «с616юи».
-Как еще раз? «Сюи»?
-Да.
-Точно?
-Я же сказала…
-Все, хорошо. Спасибо за звонок.
-Ало!.. ало… вы приедете?..
-…………………………………………………
Положив трубку, лейтенант Егоров, в свою очередь, тут же позвонил уже со своего сотового. Взяли:
-Алл-ё!
-Василий Петрович, ну мне тут звонок поступил – нашли эту буханку… которая в угоне и по 162-й. На выезде из города.
-…Толик! Твою дивизию! Твою мать, рот свой погромче можешь открывать – я ни хрена не слышу!
-Го-во-рю: буханка нашлась ва-ша. Что с утра в угоне. И разбойное на-паде-ние.
-А, это который «сюи»?
-«Сюи», «сюи».
-Где?
-На выезде из города. Объездное шоссе.
-Понял, молочюля… высылаю ОМОН!
Между тем брат Стефан, заметив, что и правда буханка подтекает, решает подойти сзади к машине и открыть ту самую, правую дверцу в кузов, которую меньше всех задела девушка, ехавшая на опеле. Только он дергает за ручку, как в ту же секунду на белый бампер опеля этиловым водопадом выливается из разбитых бутылок вино, накрывшись сверху пыльной мучной пирамидой. Чуть больше секунды Стефан с недоумением и досадой смотрит на все это, как вдруг замечает в ниссане за опелем ту самую женщину, которая только что звонила 02. «Может, она может помочь» - думает пономарь и направляется к ее машине. Увидев приближение молодого человека, женщина в ниссане, как ошалевшая, бросается ко всем подлокотникам блокировать двери. После неудачной попытки открыть дверь в ниссан и добиться какой-то помощи брат Стефан уже чуть было не отчаялся, видя, как водительница автомобиля бросается от него по всему салону, как угорелая. Тут сознание нашего героя вновь пошатнулось, он взялся за голову и решил передохнуть пару секунд. В это время один – косой его глаз вдруг заметил через дорогу со встречной полосой аптеку «Ромашка». «Надо туда» - решил Стефан и хотел уже идти в аптеку, как вдруг вспомнил, что нужны деньги. Он вернулся в буханку, открыл дверь, захватил зеленый прозрачный пакет, но когда уходил неожиданно для себя не заметил, как прихватил его закрывшейся дверью.
Далее будем писать в настоящем времени: пока брат Стефан идет по встречной полосе к «Ромашке», новенькие банкноты из пакета сыплются на грязный асфальт, выкладывая своеобразную денежную дорожку, ведущую к буханке, на которую к тому же продолжает капать с руки Стефана красная, молодая кровь. Где-то на середине дороги Стефан понимает, что до пункта назначения вряд ли сможет дойти, так как сознание из его головы снова куда-то уходит. Он останавливается и, невольно посмотрев назад, видит дорожку из денег.
-Мама... – жалуется брат Стефан и возвращается собирать деньги.
Тем временем какие-то дети и подростки на тротуаре достают свои телефоны и начинают снимать все происходящее на камеру.
Таким образом, к моменту приезда полиции на перекресток там разворачивается примерно следующая картина: брат Стефан кое-как собрав деньги, поднимает потерявшую сознание блондинку, чтобы уложить на переднее сиденье буханки. Посреди перекрестка стоит сама машина, окруженная горками белой муки, которая то и дело подлетает от ветра в воздух и создает впечатление какой-то снежно-наркотической бури. Тут же, вместе с ней под Танец цветов, который на полную мощность играет из открытой буханки кружатся радужные бумажки, заляпанные в крови, как в общем-то и большая часть пространства, где ходил пономарь и куда расползалось содержимое большей части купленных им бутылок.
Нашего героя тут же берут на прицел, окружают со всех сторон его санитарку (еще одно название этой машины) и какой-то полицейский низким басом орет:
-Капитан полиции – Порошков! Отпустить девушку! Руки за голову и на машину!
Брат Стефан теряется, не зная, что из этого делать раньше.
-А ну быстро опустил девушку, сволочь!!
-Я.. да, да вы ня правильна по… - хотел как-то сказать брат Стефан, опустив блондинку и сделав пару шагов навстречу сотрудникам полиции, но, к сожалению, не договорил. В этот момент три омоновца налетели со спины на него и заломали прямо лицом в волны мокрой винно-кровавой лужи.
***
На следующий день отец Макарий и Аня проснулись поздно утром в доме его родителей. В просторной комнате из серой лесной доски без обоев и на высокой железной кровати, примерно такой же, как и в домике брата Стефана. Сквозь прозрачную шторку легко потягивал свежий утренний ветерок, светило желтое ленивое солнце. Вся комната, особенно стены, были разукрашены свето-теневой зеброй, шелестевшей в окне и на деревянном полу. Первым открыл глаза именно отец Макарий и осторожно полез рукой на тумбочку, где лежал его телефон.
-Маканя… ты что уже проснулся?
-М-м…
-А, ну ладно… тогда…
-…………………………….
-Ну что у тебя там?
-……Будильник смотрю…
-А. Ааа-эо.. Масечка… я тебя люблю…
-И я тебя люблю, заечка.
-Мх… а я тебя сильнее.
-Мм-м….. Не-а….. я – тебя.