; «…В сердцах, восторженных когда-то,
Есть роковая пустота».
Александр Блок
«Ибо написано в «Книге пути»: тридцать спиц
образуют колесо повозки, но только пустота
между ними делает движение возможным».
Луи Лалой
…Мир полон ламп зелёных и молчаний,
Страниц шуршаний, шелеста изданий,
Столов, терпений, знаний за гроши
И библиотечной тишины.
Вечерний город в стеллажи расставлен.
В каталог лифтов, лестниц, кухонь, спален.
Следит за мною в щелочку гардин.
Я странен. Я задумчив. Я один.
Пришла пора теперь перечитать
Исписанную второпях тетрадь…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
«Случилось так…» Все помнят продолженье
Про лес, про сумрак жизни, про виденья.
И мне однажды кем-то послан он,
Мучительный и долгожданный сон.
Случилось так!.. Февраль. Москву заносит
Метелями. Мне срок – пятьдесят восемь.
Компьютер–лес, и сумрак жизни–word.
И от ворот привычных поворот.
Плен памяти в пятиэтажной башне.
Я маленький. Ночь. Коммуналка. Страшно!
Спят крепко папа с мамой. Я не сплю
И в пропасть чёрной комнаты смотрю.
Я – выдумщик и сам себе опасен.
Обычный мир и сложен, и не ясен.
Приходят тени, сказки, голоса
И ужасы, как будто чудеса.
На крышу шкафа бюстик приземлился -
Орёл когтями в горб скалы вцепился.
Нос крюком, уши-крылья, дыркой рот.
Сова?.. Дракон парящий?.. Бармаглот?..
Но время превращало страхи в глупость.
Я рос и рос, перерастая трусость.
Первопечатный вязкий детский шрифт
Как ложечкой мешал навар для рифм.
От коротышек, Знайки, Чипполино,
Алисы, Винни Пуха, Буратино
Пацан с Русланом в небеса летел
И от лукавого Балды балдел.
Так слышит невидимое слепой,
Накапливая с детства слух глазной.
II
Итог не виден никому с порога.
(Банальность просится: длинна дорога,
Хлеб сгрызен, заржавели сапоги.
Но солон пот! Беги, беги, беги!)
Рождение задумано не нами.
Случайностью, природами, богами.
Быть может, в шутку, может быть, всерьёз,
По наученью бесов или звёзд.
Был Новый год привычно наготове.
Пушистый, снеговитый, вечно новый.
Наверняка, меня проказник ждал,
Снега копил и что-то замышлял.
Загадка начинается с ответа,
Как темнота с полуденного света.
Как снегопад - с пустующих небес.
Как с умиранья – к жизни интерес.
Что будет с нами, то и прежде было.
Ко мне уже однажды приходило.
Но только я не знал, что это – я,
Отмеченный ребёнок декабря.
Но понял вдруг, что мне полезен холод,
Не слышимый никем снежинок шёпот.
Откуда? Неизвестно. Наобум.
Такой чужой, но мне знакомый шум.
На белый свет сугробов, крыш, карнизов,
На белизну ребяческих капризов,
На плач обидный, драки, озорство
Меня манило что-то и несло.
Под валенками чистый снег скрипел
И монотонно и волшебно пел.
III
Нам невдомёк, что можно быть счастливым.
Есть большее в уме неторопливом.
Так океан молчанием богат
И беден грозный шумом водопад.
Мне не пришлось грызть зубом в школе перья,
В чернильных пятнах постоять у двери
Директорской, учителей дразнить,
Задир-девчонок по башке лупить.
Началка, середняк, восьмой, десятый.
Пробирок блеск, двух полушарий карта.
Учебник с роем классиков внутри.
Жужжат, как пчёлы в улье, чёрт дери!
И мятые страницы мне мигали
Подхалимажно: мы тебе наврали!
И в буквах сладких смысла нет: поймёшь,
Пока горчинку горя не хлебнёшь.
Фасадом школы гипсово белели
Те, кто нам врали, чушь несли и ели
Глазами мертвецов нас, дурачин,
Для армий подрастающих мужчин.
Но вновь и вновь ко мне влетали с тайной,
Садясь на крышу головы платяной,
Сова, орёл, дракон и Бармаглот:
Не так всё! Мир иной! И ты - не тот!
И дни охотно путались с ночами,
Урок над книжкой длился вдруг часами.
Я в этой паутине застревал,
Мечтал, бесился, плакал, хохотал.
Отец и мать решили: сын с ума
Сошёл, в двенадцать лет сел за роман.
IV
У детства тонкокожие тревоги,
Проталин суффиксы, ручьёв предлоги,
Коротких слов без шапки голова
И ворот фраз, застёгнутый едва.
Весна щекочет лексику проёмов
Оконных стёкол на соседнем доме.
В раскрытых форточках – посуды звон,
Стрекочут битники в магнитофон.
Весна! Весна! Как много в этом звуке
Щенячьей радости и смутной муки
Для сердца по-классически слилось,
По писанному в нём отозвалось.
А раньше, раньше… Подмосковным летом,
Дошкольным, балагурным и заветным -
Предчувствия, похожи на огни
Далёкого приюта на пути.
Река Пахра. Как сад, дремотный ельник,
Ветла, кувшинки, сбитые коленки.
У тёти со свекольником обед,
А дядя днём играет на трубе.
Ровесницы – двоюродные сёстры.
Евреечки - глаза, височки, косы.
Я – русский шкет и, кажется, хохол
и чуть еврей. Не целый, а на «пол-».
Когда стихало всё в коттедже сельском
И за шоссе, в заснувшем перелеске,
По потолку ночному свет блудил
Машинных фар, спать не давал, будил.
И ночь летела тёплая, легка,
Неся с собой куда-то паренька.
V
Зачем же Красное село мне нужно?
Откуда и куда мальчишку кружит?
Какие шарики, какой игры
Катились звонкие с лихой горы?
Возможно, то был знак заветной встречи,
Когда знакомиться приходит вечер
В другом наряде, с именем другим
По тайным тропочкам с тобой одним.
Выкладывают разноцветный кубик,
Тысячегранный, спящий беспробудно.
На каждой грани гипса лунный глаз.
Вздохнёт? Откроется? Сейчас-сейчас!
Трень-брень… Шары катя’тся врассыпную.
Вскрыл грани кубик, выбирай любую.
А глаз-буркал мимический оскол
Увидишь позже на фасадах школ.
Пять лет прошло от зимнего рожденья
До летнего до цветопредставленья.
Труба горнила, клавесил рояль,
Переливался дождевой хрусталь.
Сестрёнки, дядя, тётя, мама, папа.
На огороде мак, крапив засада
Вдоль по штакетнику, вокруг малин.
С утра роса, кукушка, белый гриб.
Я всё запомнил, ничего не помня.
Свистки былого шустрым белкам ровня.
Раскручивают белки колесо.
Шары мелькают, грани, спицы - всё.
Игра на интерес, а не за так.
Предувертюра, пауза, затакт.
VI
Художник юный начинает с копий
Чужих картин. И осторожно копит
Своё. И как неповторимый дар
Воссоздаёт старинный календарь.
И снова зимы, зимы, зимы, зимы.
Серебряные, пушкинские, с синим
Небесным сводом, солнцем, блеском льда,
С морозцем, с печью, с чаркою вина.
А на другом конце Земного света
Аляска, горлохваты, пистолеты.
Собачья, волчья, человечья кровь,
Джек Лондонская верность и любовь.
Стихи всё чаще рифмовала проза,
Как солонину крепкий джин с мороза.
Ремни скрипели, загоняя скво
Картечью краденной в двустопный ствол.
И снова сн;ги, сн;ги, сн;ги, сн;ги.
И гипсовые классики-калеки,
По рожно облепившие фасад,
В послушных классах прячут голый зад.
Валом-валит бродяга и бездельник
На стол из всех Россий, из всех Америк.
Безмолвье белое хоронит мир
В многоэтажках, в тесноте квартир.
Листы бумаги проще и грубее
Углы цветные наглухо забелят.
Прямоугольный резаный формат
Зачистит книжный лаковый форзац.
Зима, оцепененье, снегопад.
Планеты спят. Созвездия молчат.
* * *
Продолжение следует.