Весной 1992 года к Сергею Михайлову приехал бывший сослуживец Гарик Хазов. Он собрался эмигрировать в США и звал его поехать вместе с ним.
- Ты с ума сошёл! - отказался Сергей.
- Тогда помоги мне с отъездом, - попросил Хазов. - Я переезжаю всей семьёй, но мужиков нет…
Он хотел, чтобы Михайлов проводил его до Москвы. Когда гость умчался улаживать последние формальности, он крепко задумался над предложением сослуживца.
- Может мне действительно уехать с ним? - спросил он отца. - Жены и детей у меня нет, ничего здесь не держит…
- Никогда Михайлов добровольно не покинет нашей Родины! - крикнул Пётр Фёдорович.
- Где она - эта родина, - отмахнулся Сергей. - Мне недавно прислал письмо Вовка Король.
- Как он, кстати? - оживился старший Михайлов.
- Служит на Черноморском флоте, живёт в Крыму, - ответил он. - Его сын Андрей недавно пошёл в армию.
- Ну и какая связь с твоим бегством?
- А то, что присягу за первый год он принимал четырежды. Сначала великому Советскому Союзу, потом Содружеству Независимых Государств, сокращённо СНГ.
- Ничего себе! - присвистнул отец.
- Затем СНГ и республике, от которой служил и в конце службы, «незалежной» Украине, - с болью закончил сын.
Улететь в США можно было только из Шереметьева, а добраться до Москвы эмигранты могли из-за большого багажа только по железной дороге.
- Нам нужно вести себя осторожно! - предостерёг товарища Гарик. - По словам знающий людей на Курском вокзале столицы отъезжающих встречают заранее осведомленные бандиты, которые не выпускают из вагона, пока не отберут последние деньги… Рассчитывать на защиту милиции никому не приходит в голову.
- Действительно, как-то бессмысленно защищать людей, которые через
несколько часов будут уже в ненавистной всем Америке! - согласился Сергей.
- Это понимают все, - буркнул Хазов, - кроме моих сумасшедших родственников.
Семья Хазовых из шести человек, включая древнюю бабушку, заняла
два купе. В третьем сложили двенадцать огромных чемоданов.
Провожающих было не больше пятидесяти, некоторые сильно плакали, как на похоронах.
- На кого вы нас бросаете! - голосили его дородные тётки.
Последняя любовь Гарика тоже рыдала навзрыд в сторонке, так чтобы законная жена её заметила. Поезд тронулся, а конспирация продолжалась. В купе говорили только о московских музеях и театрах.
- Мы едем туда и обратно! - говорил всем попутчикам Хазов.
Идиллию нарушил бабушкин младший брат Дима, который примчался на вокзал промежуточной станции попрощаться. Поддерживаемый молодой женой, он ворвался в засыпающий вагон с диким криком:
- В Нью-Йорке сразу позвоните Мане. Она живёт в Америке пятьдесят лет и всех знает!.. Передайте ей, что мы уже получили разрешение в ОВИРе и скоро приедем.
Его едва угомонили, и поезд снова тронулся. Гарик мрачно сказал:
- Ну, кто ещё не знает, куда мы едем?
На Курский вокзал поезд прибыл утром. Около купе возникли два крепких молодца в спортивных зелёных адидасовских костюмах. Быстро и доходчиво объяснили, что в Шереметьево доставляют только они, и что это удовольствие будет стоить триста долларов.
- Да это же астрономическая сумма! - взвился Хазов.
Он поторговался и сбил цену до двухсот пятидесяти. Отдал деньги. Подошёл третий зелёный. Ему сказали:
- Заказ принят.
Он удалился. Всего на платформе Михайлов насчитал их примерно десяток. Зелёные человечки отдали команду носильщикам, уже стоящим наготове. Быстро и аккуратно все вещи были перегружены в большой удобный автобус.
- Вот это сервис! - восхитился Хазов.
Бабушку до автобуса донесли на руках. До Шереметьева доехали без приключений. Там вещи и бабушка с аккуратностью были доставлены прямо к регистрации. Зелёные люди вежливо пожелали:
- Счастливого пути.
Это был первый опыт хорошего обслуживания в их жизни.
- Могут, когда хотят, - подумал Сергей, - а за хорошее обслуживание платить не очень обидно, даже если очень дорого…
На обратном пути у него появилась идея:
- Нужно уезжать!
По приезду домой он начал активную подготовку. Через полгода нервотрёпки и бешеной активности, которая впоследствии оказалась совершенно бессмысленной, Михайлов был готов к отъезду.
- Деньги, вырученные от продажи вещей и книг, - жалел он, - инфляция превратила в прах на следующий день.
Родители с ним не разговаривали, правда, пришли проститься на вокзал. Его отъезд отличался от отъезда Гарика только мелкими деталями. Все чемоданы были красные, а пожилой Дима кричал на всю платформу:
- Мы уже продали квартиру!.. Если у вас долларов меньше лимита, мы можем добавить тысячу прямо сейчас!
Он тайком сунул Сергею триста долларов. В Москве в вагон вошли двое зелёных и направились прямо к купе. Но там уже стоял третий зелёный.
- Привет, братаны, - сказал третий - Заказ принят.
Двое кивнули и удалились. Зелёный человек вышел из вагона и начал командовать носильщиками. Этим зелёным был Михайлов.
- Двести двадцать «баксов» чистой прибыли! - радовался он.
Спортивный костюм обошёлся ему в тридцать долларов. Как только последний красный чемодан оказался на перроне, к вагону подошёл милиционер. Властным движением руки он остановил носильщиков и сказал:
- Гражданин, пройдёмте со мной.
Гром победы сменился волной паники. Шагая рядом с милиционером, Сергей понемногу успокоился.
- Для милиционера я всего лишь «зелёный», который ещё не заплатил… - понял он.
В линейном отделении милиции после недолгого торга он отдал майору двести двадцать долларов.
- Ту же сумму, что отдал Гарик, - успокаивал себя Михайлов, - но зато у меня остался зелёный костюм…
Майор достал из сейфа бутылку коньяка, налил, они выпили за счастливое приземление. Носильщики возобновили работу. Теперь ими командовали два милиционера.
- Вещи грузите к нам! - их носили в милицейский «ПАЗик».
Зато его путь в Шереметьево по праздничной Москве расчищала милицейская «Волга» с мигалкой и визгливой сиреной. В «Волге» сидел Михайлов. Гром победы снова звучал в его голове, но тише:
- От этой страны можно ждать чего угодно!
Он оказался прав, самолёт эмигрантов направили в Италию.
- Теперь там перевалочный пункт! - сообщил ему тучный сосед.
Денег вывозить разрешалось не более двести «баксов» на человека, а на них особенно не проживёшь, поэтому на римских рынках эмигранты продавали всё, что смогли вывезти: матрёшки, палехские шкатулки, одеколон «Красная Москва», кружева, фотокамеры и пластинки.
- Я жду визы в США... - поведал сосед.
Они стояли на маленьком рынке. Михайлову продавать было нечего, он ходил с толстяком от скуки. У того в руке была пачка ртутных градусников.
- Они в Италии дорогие! - похвастался он.
Грудь крест-накрест обвешана лентами «изделия № 2», издали он
напоминал революционного матроса, готовящегося к штурму Зимнего Дворца. Подошёл к нему средних лет итальянец, безразлично посмотрел на градусники, затем пальцем показал на ленты:
- Ке эсто э?
Мужик напрягся. Если бы он сказал «презервативо», то итальянец бы его понял, но сосед достал маленький словарик и начал его судорожно листать.
- Ничего нет! - застонал он.
По-видимому, составители словаря решили, что советскому туристу в Италии не надо знать такого слова. Тут его лицо просветлело, он обратился к Сергею:
- А как по-итальянски будет ребёнок?
- Бамбино, - ответил он. - Помнишь «Чао, бамбино, сорри!»…
Мужик повернулся к итальянцу и с гордым видом произнёс:
- Антибамбино, синьоре!
Желанная виза пришла, но почему-то она было из Аргентины. Делать было нечего, Михайлов вылетел в Буэнос-Айрес.
- Почему ты оказался здесь?! - первым делом спросил Сергея, когда увидел приятеля.
- Так получилось, - засмеялся беспечный Хазов, - но мне здесь нравится!
Буэнос-Айрес оказался огромным городом, в центре напоминающий Нью-Йорк. Гарик отправил семью к родственникам, сам активно осваивал щедрую ниву бизнеса аргентинской столицы.
- Да тут непаханое поле! - заверил он приятеля.
Хазов провернул парочку специфических выгодных операций и снял хорошую квартиру в центре. Сергей в одиночестве отдыхал с дороги и случайно увидел, как на карниз одиннадцатого этажа жилого дома напротив, вышла погулять маленькая собачонка, прелестная пекинская болонка.
- Почему вышла, - вяло удивился он, - что ей надо на карнизе и что в голову собачью взбрело? Может хозяйка ушла в магазин или уехала с любовником. Главное, болонка осталась одна, стало ей скучно, решила собачка прогуляться по опасному карнизу.
Неожиданно болонка сорвалась и полетала вниз. Была бы кошка, так не упала бы, а болонка сорвалась запросто.
- Когтей нет, зацепиться не за что, - понял он.
Хвоста, которым управлять в полёте можно, тоже не было, болонка быстро летела к земле, набирая скорость по всем законам физики. Дом стоял на Коррьентес, одной из центральных улиц города. Народу внизу много, сплошные толпы.
- Движение машин жуткое… - глянул вниз Михайлов.
Болонка упала прямо на голову несчастной старушке, бредущей по делам, сразив её наповал. По ходу движения старушки был открыт глубокий канализационный люк, а внутри находились рабочие.
- Вокруг стоит ограждение, - увидел он, - но старушка в падении сбивает заборчик и падает прямо в открытый люк.
Вниз по лестнице спускался слесарь, тело старушки свалилось ему на голову, слесарь полетел вниз и упал прямо на живописную группу коллег, которые паяли какую-то трубу.
- При падении паяльная лампа отлетела в сторону, - узнал позднее Сергей, - газовый баллон вспыхнул и через секунду раздался взрыв.
Группа в полдесятка слесарей в полном составе погибла на месте. При взрыве пробило стену подземной шахты, где проходила линия метро, по которой шёл поезд.
- Поезд срывает с рельсов, - рассказал вернувшийся Гарик, - он ударяется во все углы и стены, вагоны налетают друг на друга. Огонь, жаркие взрывы, рушатся перекрытия. Сплошной винегрет и мешанина...
- Картины ада Данте! - оценил Михайлов.
Пара сотен пассажиров погибло на месте. При взрыве из колодца вырвался высокий столб пламени, городской автобус влетел в облако дыма. Ошалелый шофёр резко вывернул руль, и автобус на полном ходу врезался в стоящую рядом бензозаправку.
- Одновременно из-под земли рвутся языки пламени от катастрофы в метро! - рассказал он товарищу о происходившей на глазах катастрофе.
Бензоколонка полностью взлетела на воздух. Машины, автобусы, люди смешались в невообразимую кучу. Дом, стоящий рядом был охвачен пламенем и обрушился от местного землетрясения, всё вокруг взрывалось.
- Хорошо, что наш дом не зацепило! - выдохнули приятели.
Почти весь квартал полыхал и грохотал взрывами газовых баллонов, осколки от которых разлетались по всему району, поджигая автомобили.
- Вырвались из советской разрухи, и попали в такое! - удивились они.
Пожар длился полтора суток, после чего затух. Трупов насчитали более четырёхсот, пропавших без вести, ещё больше. Президент страны выступил с обращением к нации:
- Дорогие сограждане! Беда обрушилась на нашу страну. Невиданная катастрофа унесла жизни сотен наших соотечественников. Виною стала маленькая пекинская болонка.
Аргентинский президент, несмотря на трагедию, не смог сдержать истерический нервный смех. Следом по ТВ передали последние известия:
- Поступают новые данные о трагедии на Коррьентес! Пожарными обнаружено ещё тела погибших в результате падения пекинской болонки.
Ведущая выпучила глаза, пытаясь удержать рвущийся наружу сатанинский хохот. Все понимали, что трагедия, но невинная мордочка собачки никак не вязалась с причинёнными ею разрушениями.
- Знаешь, о чём я жалею больше всего? - спросил Сергей друга.
- О чём?
- Зелёный адидасовский костюм я здесь больше ни разу не надел... Тут такие вещи не носят, а ходят в дурацких футболках с нелепыми рисунками.
- А это идея! - закричал Гарик.
Вскоре он принёс образец футболки с рисунком милой пушистой болонки с бантиком на шее и надписью:
- «Коррьентский Монстр!»
Они продали в США, где болонка стала невероятно популярна, несколько десяткой тысяч таких футболок и переехали в Штаты богатыми людьми.