В ежедневной суете мы и не заметили как это волнистое чудо заокеанской природы сызмальства прижилось у нас. А когда он стал безошибочно обращаться к каждому из нас по имени и стал без спросу вступать в наш разговор, тогда до нас и дошло, что в нашем семействе „прибыло“, и оно вдруг увеличилось как говорила Маша «на одну целую „членку”.
В то же время учиться повторять слова, а то и целые выражения он начал заодно с Машей и в некоторых случаях даже стал ее превосходить. Таким образом заняв особое место в семье, он уже к каждому из нас мог пытливо обратиться, и именно так как научила его Маша. К ней "леля Маша", к нам - Машиным родителям "бабушка" и "дедушка", а к Машиным дедушке и бабушке, соответственно, "Иван Савельевич" и "Лидия Николаевна".
Бывали конечно и сбои в его "науке" познавать наши голоса и наши лица, а вместе с этим и путать наши имена. Но что касается Маши и его чирикающего обращения к ней, то он здесь никогда не ошибался и всегда попадал в точку. Кроме того он был по отношению к ней очень галантным и обходительным, и как настоящий кавалер всегда громко порой без надобности вычирикивал ее имя. В этом случае он демонстративно садился ей на макушку, где как правило к ее волосам была уже прикреплена какая-то блестящая безделушка и начиная ее расклевывать, постепенно входил в какой-то дикий экстаз. И надо подчеркнуть, что в течении всего этого процесса он не подпускал никого из присутствующих близко к Маше и продолжая яростно исполнять этот свой ритуал, одновременно показывал всем окружающим всю свою мужскую стать: это распахнутый клюв, похотливые глазки и взъерошенные во все стороны перья.
Такие же "петушинные" танцы он исполнял и на головах Машиных подружек, большей частью специально по этому поводу гостивших у нее. Они тоже прикалывали к своим волосам такие же яркие броши и притворяясь, что им вроде бы страшновато, почему-то быстро соглашались на этот "ритуальный контакт" с "мальчиком" Кешей. И не пропускал этот пернатый Казанова никого из них, пока над каждой из девочек в завершении всего процесса не прокричит этот свой пламенный клич, означавший победу его неизбывной страсти над блестящей безделушкой.
Но были и прорехи в его поведении. В этом случае по решению семейного совета его "лишали" свободы и "сажали" в клетку на одни, так сказать,"хлеб и воду".
Как-то придя из садика, Маша застала Кешу в клетке и обратившись к нему, спросила: "Ну, как дела, дружок ты мой, „одноклеточный”, опять набедокурил?" Кеше конечно это не понравилось, так как он не относил себя к отряду „одноклеточных” и сидя на прутике, только молча таращил глазки и широко раскрывал клюв. Тогда Маша тут же повелевала ему "закрыть рот", чтобы оттуда случайно „не вылетела другая птичка” и лишь после этого Кеша, прочирикав нечто связанное со свободой, начинал бочком пятиться по прутику то в одну, то в другую сторону, давая понять всем, что он не перестанет чирикать до тех пор, пока его не освободят из неволи. Тогда Маша, чтобы загладить сей конфуз и имея на то особые права „отобранные“ ею у „семейного совета”, с легкостью выпускала бедолагу из клетки. Последний почувствовав желанную свободу, тут же залетал за карниз, чтобы его никто не смог достать оттуда, и возмущаясь неистово поносил всех нас, сидевших за вечерним столом за то, что к нему как к пернатому и многоклеточному представителю далеких тропиков так несправедливо отнеслись.
Однако несмотря на такие казусы, он упорно продолжал совершенствоваться в деле общения с нами и не только.
Как-то к нам по вызову пришел сантехник. Он был до того деловым и шустрым, что не успели мы ему показать на туалет, как он тут же заскочил туда и с головой „окунулся” в унитаз. Видимо, обладая особым профессиональным чутьем, он путем метода исключения таким макаром устанавливал причину того, почему содержимое унитаза не уходит сразу после смыва. Поэтому находясь в коридоре мы с любопытством следили за каждым его движением.
Сидевший как всегда на Машином плече Кеша, вдруг слетел с нее и описав дугу тоже залетел в туалет и сходу „припарковался“ на плече сантехника. Потянувшись к его уху Кеша покашлял, а затем произнес:
- Привет, я Кеша, Кеша хороший, а ты кто?
Опешивший от неожиданности мастер сперва растерялся, но овладев собою ответил:
- Привет, а я мастер – сантехник!
Кеша тут же зачирикал в ответ мол "все понятно" и членораздельно с нажимом на букву „р”, произнес:
- Мастерр, дур-рак!
Продолжая чирикать, он тут же слетел с его плеча и тем же макаром вернулся на Машино плечо. Обращаясь к ней, он стал ей на ушко чирикать:
- Леля Маша, Кеша хороший, Кеша умница, - затем оглядевшись по сторонам добавил, – давай, поцелуемся!
И подражая „дедушкиному” голосу тут-же захихикал.
Мастер явно остолбенел, но тихо-молчком продолжил свою работу. Когда он уходил, то всем нам с явной обидой в голосе, бросил:
- Я поражаюсь как можно воспитывать свою дочь при таком невоспитанном попугае? А мне, такому интеллигентному сантехнику, за вредность даже стопарик водки не предложили.
Мы все в недоумении переглянулись, а затем дружно рассмеялись под победное чирикание Кеши.