Мёртвые и живые

Борис Кондаков 2
                Мёртвые и живые.

             Всё, что будет рассказано ниже, каждый может воспринимать по-своему: кто-то как чисто фантастическую историю с элементами хоррора, кто-то как рассказ в готическом стиле, а кто-то воспримет как вполне вероятные события. В психическом здоровье человека, рассказавшего эту историю, у меня не было и нет оснований сомневаться, косвенным участником этих событий был я сам, и они заставили меня поверить в то, что наши представления о мире, в котором мы живём, весьма относительны.
               Начну, как водится, издалека.
             В далёкие советские отроческие годы на меня произвели сильное впечатление такие произведения Николая Васильевича Гоголя, как «Вий» и «Страшная месть». А тут ещё на экраны Родины в 1967 году вышла экранизация «Вия», и она позволила визуализировать те ужасы, которые произвели неизгладимое впечатление на ранимую детскую душу. А потом попался мне в руки томик с прозой Алексея Константиновича Толстого. Разумеется, я прочитал «Князя Серебряного», но самое большое впечатление на меня произвели рассказы «Упырь» и «Семья вурдалака».
                Времена были самые что ни есть атеистические, в чертовщину я не верил, но чем-то эти повести и рассказы меня зацепили. Видимо, с подрастающими детьми нужно говорить и о таком явлении, как смерть, поскольку в нашей жизни вещь это неизбежная, и восприниматься юным поколением должна с пониманием. Я же теоретически знал, что смерть существует, но никак не мог поверить в то, что мои родные так же смертны, как и все рождающиеся на этой удивительной голубой планете существа.
             Видимо, меня зацепила цена бессмертия, которое даётся упырям за счёт употребления чужой свежей крови и расширения своего круга. И только серебряная пуля с осиновым колом могут прервать существование этого ужасного создания на белом свете.
             По мере взросления пришло осознание неизбежности смерти. И тогда казалось, что смерть – это конец, не предполагающий продолжения существования той сущности, которую называют душой. Мы сдавали в Вузе такой предмет, как «научный атеизм», и поэтому воспринимали все рассуждения о душе и загробной жизни как поповские сказки, перенесённые в христианство из древних восточных культов, истоки которых терялись в Древнем Египте и Древней Месопотамии.
             Но развитой социализм сменил российский капитализм, больше напоминающий какую-то пародию на себя из «Незнайки на Луне» Николая Николаевича Носова, чем новую общественную формацию, место официального атеизма заняли религии и дичайший оккультизм, пышно расцвели экстрасенсорика и гадания, и теперь уже чуть ли не на каждом углу продавались книги доктора Реймонда Моуди, особенно его «Жизнь после жизни», которая многих заставила увлечься темой околосмертного опыта и путешествий души вне тела.
             До того, как я услышал приведённую ниже историю, я воспринимал всё это просто как стремление человека найти самоуспокоение насчёт того, что жизнь не заканчивается с последним выдохом, и все религиозные и псевдорелигиозные размышления на эту тему не стоят потраченного на их изучение времени. 
                «Жизнь есть способ существования белковых тел, существенным моментом которого является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой, причём с прекращением этого обмена веществ прекращается и жизнь, что приводит к разложению белка». Лучше Фридриха Энгельса в «Анти-Дюринге», казалось, нельзя было лучше сформулировать это понятие.
                Однако надо отдать должное Ф. Энгельсу, что он отнюдь не считал своё определение универсальным. «Наша дефиниция жизни, разумеется, весьма недостаточна, поскольку она далека от того, чтобы охватить все явления жизни, а, напротив, ограничивается самыми общими и самыми простыми среди них. Все дефиниции имеют в научном отношении незначительную ценность. Чтобы получить действительно исчерпывающее представление о жизни, нам пришлось бы проследить все формы ее проявления, от самой низшей до наивысшей. Однако для обыденного употребления такие дефиниции очень удобны, а подчас без них трудно обойтись; повредить же они не могут, пока мы не забываем их неизбежных недостатков», - писал он дальше в этом же произведении. Но кто из нас читал эти сочинения классиков марксизма-ленинизма в полном объёме?
                Понимаю, что такое долгое предисловие вызывает законное раздражение читателей. Но без этого краткого теоретического введения в моих заметках не обойтись.
                В своих заметках я уже раньше рассказывал о том, как с 1996 года забыли на железнодорожных путях станции Грозный два вагона-рефрижератора с телами погибших летом 1996 года в ходе боёв за этот город российских солдат. За четыре года, прошедших до нашего возвращения в Грозный, рефрижераторы сломались, тела разложились или мумифицировались, и даже в начале лета 2000 года их никак не могли отправить в славный город Ростов-на-Дону, где находился печально знаменитый 522-й Центр приёма, обработки и отправки погибших для последующей идентификации и отправки к местам захоронения. Сколько тел погибших воинов прошло через него, мы можем только догадываться. Условно считается, что около 15 тысяч человек, хотя точные данные мы узнаем только тогда, когда цифры потерь в вооружённых конфликтах снова перестанут быть государственной тайной.
Отряд, в котором я тогда служил, занимался охраной железнодорожного моста через реку Сунжа, железнодорожной станции «Грозный» и занимался сопровождением так называемого «подкидыша» - пригородного поезда сообщением Грозный-Минеральные воды.
                А напротив нашего пункта временной дислокации в общежитии Грозненского техникума железнодорожного транспорта на улице Табачного, через пути, располагалось локомотивное депо, в котором расположилась группа обеспечения движения Железнодорожных войск, обеспечивавшая безопасность движения бронепоездов на участке Алды-Гудермес. По сути, это был взвод железнодорожников, проверявших пути и железнодорожные сооружения на предмет минирования или повреждения перед проездом бронепоездов.
                Надо сказать, что бронепоезда пришлись весьма к месту, несмотря на то, что их время, казалось бы, прошло в годы Гражданской войны. Это были мини-крепости на железнодорожных платформах, способные оказать серьёзное сопротивление при нападении на них и поддержать огнём своих огневых средств личный состав рассыпанных по пути следования контрольно-пропускных пунктов, прикрывавших мосты и железнодорожные станции. Было три бронепоезда (или спецпоезда, СП) Федеральной службы Железнодорожных Войск – «Амур», «Байкал» и «Терек» и один поезд, сформированный Волго-Вятским УВД на транспорте Главного управления внутренних дел на транспорте МВД России с гордым именем «Козьма Минин». Мне доводилось ездить на них, и впечатления от таких поездок остались незабываемыми.
                Поскольку в случае серьёзной угрозы группа обеспечения могла рассчитывать только на себя и своих соседей, то есть нас, мы постоянно поддерживали контакты, встречались и даже подружились между собой. В отличие от нас с постоянными ротациями через три месяца воины-железнодорожники оставались в этой командировке с января 2000 года, когда наши войска заняли Грозный, и вплоть до конца 2003 года, когда ситуация изменилась и необходимость в постоянном присутствии этой группы отпала.
                Познакомился я и с командиром группы старшим лейтенантом Андреем В., который умудрялся параллельно со службой учиться заочно в Военно-транспортном университете железнодорожных войск в Петергофе, поскольку вся его подготовка свелась к девятимесячным Высшим центральным офицерским курсам Железнодорожных Войск там же, в Петергофе, после года срочной службы в этих же войсках, и иногда он просил разъяснить кое-какие вопросы из изучаемых им предметов. И если специфические профильные предметы были для меня тёмным лесом, то по экономике, социологии, истории или иностранному языку я чем-то мог помочь.
                Снова уже с капитаном В. я встретился во время следующей командировки в Грозный в 2001 году. Так уж получилось, что офицерский состав наших подразделений собрался тесным кружком по случаю нашего возвращения в Грозный, и в промежутках между тостами и рассказами мы начали вспоминать предыдущую командировку. Как обычно, пережитые трудности и проблемы со временем превращаются в весёлые рассказы, и мы теперь посмеивались над ними.
Зашёл разговор и о тех злополучных рефрижераторах с телами павших бойцов, которые были отправлены в Ростов только в июле 2000 года. У Андрея изменилось лицо, и он попроси меня выйти вместе с ним перекурить. Хотя я и не курил, но поддержать человека никогда не отказывался.
                И он рассказал мне свою историю, попросив отнестись к нему с пониманием. Конечно, с течением времени какие-то детали выветрились из моей памяти, но суть рассказа я постараюсь передать близко к тексту.
                «Ты знаешь, что мы заехали в Грозный в начале января прошлого года. Пока обустроились на новом месте, наладили контакты с комендатурами и с железнодорожниками, укрепили ПВД (пункт временной дислокации), прошло несколько месяцев. И только к концу марта мы наконец-то дошли до этих вагонов с мертвяками. Ты знаешь, что мёртвых я не боюсь, поэтому вместе со старшиной мы залезли в рефрижераторы и постарались посчитать трупы. Всего мы насчитали 93 трупа.
                Я сообщил в тот же день об этих вагонах своему руководству, но в ответ мне сказали, что сейчас не до этого, и надо заниматься более актуальными проблемами, связанными с состоянием железнодорожных путей, контактных линий и предупреждением минирования объектов транспорта. А насчёт трупов сказали, что до лета далеко, санитарных проблем они не создают, а потом когда-нибудь и до них дойдут руки.
                Той ночью я спал крепко, но почему-то перед самым подъёмом почувствовал какой-то холод. Я подумал, что надо поправить одеяло, и вдруг увидел перед собой незнакомого бойца. «Здравствуй, Андрей!» - произнёс он. Ничего странного в нём я не заметил, такой же камуфляж, как у нас, и выглядел он вполне естественно. «Ты вчера заходил к нам в гости. Меня зовут Рауф Ахметшин, я из Бугульмы в Татарстане. Постарайся побыстрее разобраться с нами, нам тяжко без родной земли». И сразу исчез.
                После этого я уже не мог заснуть. Какие гости, при чём тут Бугульма? И как я могу помочь этому Рауфу, если я не знаю, кто это, где он служит и какое отношение имеет ко мне?
                Наутро, после завтрака, ко мне подошёл старшина, который вчера был со мной при осмотре рефрижераторов, и спросил, нет ли у меня снотворной таблетки. «С чего это у тебя, Петрович, сон испортился?» - спросил я. И старшина ответил, что к нему во сне приходили мертвяки и просили быстрее их похоронить. Вот тут-то, сопоставив свой сон и рассказ старшины, я понял, кто приходил ко мне, и мне стало страшно. Я не верил ни в Бога, ни в чёрта, но тут сами собой сложились слова молитвы «Отче наш», которую я слышал от своей бабушки.
                Поговорив с Петровичем, мы решили записать данные «мертвяков», приводимые ими, поскольку при трупах в вагонах не было ни документов, ни жетонов с личными номерами.
                И пошла работа. «Мертвяки» являлись не каждую ночь, но, когда приходили, просили записать их данные. В итоге из 93 погибших к концу мая у нас появились данные о 72 погибших бойцах.
                Мы каждый месяц докладывали по команде о необходимости убрать с путей эти вагоны, и каждый раз решение этого вопроса откладывалось. И только в конце июня, когда собирались запустить «подкидыш», мы достучались до начальства Гудермесской дистанции пути ПЧ-15 Северо-Кавказской железной дороги, и оно наконец-то выделило тепловоз для транспортировки этих вагонов до Ростова-на-Дону, где их должны были встретить представители Центра по приёмке погибших. И с машинистом мы передали собранные данные для передачи их представителю ЦООП.
                Осенью прошлого года я был в командировке в Ростове. Не мог я не заехать и 1602-й окружной военный госпиталь проведать раненого товарища. А на территории госпиталя располагался этот самый ЦООП. Я встретился с заместителем начальника этого центра и расспросил его о том, удалось ли установить личности тех воинов, которые были отправлены к ним из Грозного. Тот посмотрел на меня внимательно, пожал руку и сказал спасибо за те данные, которые мы передали. Он сказал, что удалось установить личности почти что восьмидесяти погибших, хотя трупы были в таком состоянии, когда без дополнительных исследований личность установить было невозможно. И поинтересовался, как мы добыли эти данные. Я соврал, сказав, что данные были получены за счёт найденных документов и расспросов местных жителей. Мне показалось, что он понял, что я говорю неправду, и только тяжело вздохнул. Видимо, и у видавших виды криминалистов были свои секреты.
                После этого я никогда больше не встречал погибших. И хоть я всегда был неверующим, пошёл покрестился и каждый вечер читаю на сон грядущий молитвы.
                Только ты никому не рассказывай об этом, иначе меня сочтут психом, и прощай военная карьера».
                Я обещал молчать об этой истории, и только сейчас, когда снова гибнут на войне люди, многие из которых так и останутся пропавшими без вести, я решился рассказать её своим читателям.
                Верить или не верить – каждый решит сам. Но в то, что в нашей бюрократической системе мёртвым самим приходится добиваться нормальных похорон, меня не удивляет. И пока мы в России не построим нормальное государство, в котором и для живых, и для мёртвых не надо будет проходить круги бюрократического ада для получения полуженных благ, история эта может повториться в любой момент.
                Мы не можем построить Царство Божье на Земле, но от нас зависит, чтобы наша страна перестала быть филиалом ада для своих жителей.
                И ещё одно. Жизнь устроена намного сложнее наших представлений о ней, и грань между живым и мёртвым отнюдь не мешает взаимодействию этих миров. Если сегодня мы не можем объяснить какое-то явление, это не значит, что завтра наука не сможет обосновать их, даже если раньше считала, что такого не может быть никогда.
                Каждому доводилось видеть во снах своих умерших родственников. И эти сны служат нам напоминанием о том, что существование в мире не заканчивается с остановкой биологических процессов в теле человека. Но если есть другая жизнь, значит, мы будем вынуждены в ней расплачиваться за свои грехи и ошибки, допущенные в предыдущей жизни, и только от нас зависит наша дальнейшая судьба.
                Поэтому блаженны миротворцы и проклинаемы в веках поджигатели войн, какими бы благими словами не обосновывали они свои действия. Потому что даже будучи физически живыми, душевно они мертвы.