Навеяло одной американской историей:
"Когдa Шарлиз Терон было 15 лет - её мать застрелила
её отца. Тот был aлкашом и больным на всю голову и в
один из вечеров напал на семью, cxватив дробовик.
Шарлиз с мамой заперлись в комнате и держали дверь.
Пaпаша ломился, ломился, потом отошёл на пару шагов
назад и трижды выстрелил, но ни дочь, ни жену не задело.
Прям божественное вмeшательство.
Однако, мама Шарлиз медлить не стала и сделала ответный
выстрел через дверь, тем самым убив муженька. Дикий Запад,
а не семья.
Копы не предъявили обвинений, сказав, что женщина действовала
в рамках самозащиты."
---
Однажды, когда мне было 12 лет, из моего обреза прозвучал
выстрел в голову капитана - отца моего друга Вовки. Он
прибежал ночью, весь бледный, сказал: мне нужен твой обрез.
- Зачем?
- Он опять нажрался и избил мамку, она закрывала голову
руками, он бил ребром доски, переломал ей пальцы, она вся
в крови убежала к соседке тёте Тоне, почтальонше. Забинтовали.
А он храпит дома, спит. Я его убью.
Обрез у меня хранился в тайге, в дупле одной коряги.
Мы пошли в непроглядной темени, изредка подсвечивая китайским
фонариком - писк в то время. В схроне я достал свой обрез,
патроны, и мы пошли к Вовке домой.
Его отец спал на кровати, храпел во всю мощь, лицом вниз,
рядом притаился маленький братишка Витька. Мы его подняли,
чтобы не напугать выстрелом. Вовка взял обрез и стоял над
храпящим отцом, медлил. Я протянул к обрезу руку, и тут
вдруг раздался грохот выстрела. Отец Вовки заорал, вскочил
и повалился на пол, вокруг головы по полу растекалась лужа
крови. Я забрал у Вовки обрез и ушёл.
А он побежал к соседке-почтальонше, сказал забинтованной
матери: пойдём домой.
- Как пойдём? Я не пойду туда больше, он зверь.
- Пойдём, не бойся, мы его кокнули, больше не будет драться.
- Что значит кокнули?
- Ну, застрелили.
- Как застрелили?
- Из обреза.
- Из какого обреза?
- Ну, это ружьё такое, обрезанное.
Мать Вовки всполошилась, вскочила, побежала на улицу, к
дому своему. И вдруг перед глазами такая картина: из ворот дома,
пошатываясь, выползает капитан собственной персоной, на
башке фуражка, а из-под неё с затылка стекает кровь за воротник.
И он быстрыми неуверенными петляющими шажками побежал в медпункт
Центрополигона.
Оказалось, заряд картечи прошёл только краем, попало
штуки три-четыре в голову, остальной заряд ушёл в подушку, где
до этого ютился младший Витька. Хорошо, мы его подняли оттуда.
Картечь в медпункте удалили из головы, она прошла скользом,
под кожей.
А днём ко мне снова прибегает Вовка, говорит: отец зовёт тебя,
поговорить хочет. Просил принести обрез.
Я сходил в тайгу, в схрон, взял обрез, вставил два патрона,
подвесил его в петлю под телогрейкой, пошли к дому Вовки.
Его отец с забинтованной головой встретил меня вежливо, учтиво,
поздоровался первый. Спросил:
- Покажи, из чего стреляли?
Я достал из подмышки обрез, протянул ему молча, глядя исподлобья.
Он взял в руки, быстрым движением переломил, посмотрел на патроны.
Потом спросил:
- Можно выстрелить?
- Можно.
Он повернулся в сторону бревенчатой бани и выстрелил. Снова
взглянул на меня и сказал:
- Продай?
- Нет.
Он вздохнул и протянул мне обрез обратно. Я его подвесил под мышку
и ушёл, не оглядываясь.
С тех пор тот капитан перестал пить, с женой и сыновьями нормальные
отношения восстановились, а по Центрополигону слухи поползли, скоро
весь населённый пункт знал, но ни в милицию, ни в военную прокуратуру
никто не стукнул.
А если какой пьяный мужик начинал дома дебоширить, его жена говорила:
- Хочешь, чтобы ребята с обрезом ночью пришли?
И он сразу успокаивался.
Так что у нас свои истории не хуже голливудских.
Есть и другие. Так складывалась жизнь.