Муза

 
             Ах, как хорошо быть супругой художника.  Выставки, хождение по салонам,  позирование любимому для портрета. А  щедрые подарки после больших гонораров – не жизнь, а сказка.  Хотя бывает, картины продаются с трудом, денег в семье   не хватает, но все эти привычные  недостатки легко компенсируются первой же удачной покупкой  работ  искромётного в своём творчестве муженька.  Одно плохо, время идёт, былая красота потихоньку  остаётся в прошлом  и вот уже тебя мучают  первые сомнения, а не изменит ли мне любимый. Не вдохновится  ли новой, многообещающей и юной музой , посвятив ей  всё своё мастерство  и талант.
           Инна Семёновна ,  давно перешагнувшая сорокалетний рубеж, как раз и находилась в таком положении.  Уже не так была свежа  кожа на её, ещё сохранившем былую красоту личике,  притух манящий блеск карих, миндалевидных глаз, а вместе с ним  потихоньку улетучилось то очарование, которое так зацепило в свое время   начинающего живописца Ивана  Куницу.  Как результат Инна Семеновна незаметно даже для себя стала невольно следить за любимым.  Потихоньку  ловила его взгляд  на уличных прогулках – не засмотрелся ли её благоверный на  местных красоток.   Прислушивалась к его телефонным разговорам – не шифруется ли её Ванечка с любовницами.  Но,  к сожалению, а может быть и к счастью,  столь тщательная слежка так и не принесла  Инне Семёновне ожидаемого факта неверности обожаемого супруга.
        Но как говорится, кто ищет – тот всегда найдёт.  Это случилось  зимой, в декабре, когда ночи становятся до безобразия длинными и, кажется,  свет в соседних окнах не выключают круглые сутки.  Ванечка весь день  сидел дома, о чём то думал, возможно предавался творческим размышлениям, а возможно – ну кто его знает, что в голове у гения кисти и холста. К вечеру он вдруг неожиданно взбодрился, кому то позвонил по телефону, коротко сказал жене, что ему необходимо в мастерскую и быстро, быстро покинул супружеское гнёздышко.
      Терзаемая  неуёмной фантазией Инна Сергеевна не смогла усидеть дома. Быстро одевшись, она вмиг отправилась подтверждать свои сомнения.  Мастерская Ивана Куницы располагалась на первом этаже жилого многоэтажного дома.   Когда  ревнивая муза заняла свой наблюдательный пост  во дворе за деревом, в окнах мастерской  уже горел свет.  И как  некстати опущенные занавески не давали полный обзор, а ведь там , за занавесками,   происходило что-то уж очень интересное.  С придыханием  Инна Сергеевна, набравшись терпения,   вынуждена была созерцать   как  два человеческих силуэта сначала долго  сидели за столом, затем встали, стали обниматься, потом пошли  в сторону кровати,  и, вероятно там и прилегли,  став  недосягаемыми  для взоров ревнивой супруги .  А через несколько минут  в мастерской погас свет. Это стало последней каплей – Инна Семёновна  рысью бросилась в мастерскую.  Дверь была не заперта. Влетев в  заваленное картинами  помещение  разъярённая женщина  сразу же увидела кровать, на которой в обнимку лежали два человека, и лишь  две пары  ног выглядывали из под одеяла.  Недолго думая, Инна Семёновна схватила  стоящую у входа швабру  и  начала неистово  колотить её  по  влюблённой парочке,   в гневе   одаривая  избиваемых всевозможными цензурными и нецензурными эпитетами .   Уже на весь дом слышались  вздохи и болезненные крики жертв  Амура, как вдруг  одеяло сползло с лиц  уснувшей парочки и перед глазами Инны Семёновны предстали недоумённые, до ужаса   испуганные   лица её супруга и  его коллеги Петра Николаевича, с которым он частенько любил выпить и поговорить о творчестве.  И тут только неугомонная жена заметила, что  лежали оба  бедолаги на кровати в одежде, а на столе валялась пустая бутылка водки и недоеденная нарезка из колбасы и сыра. И вот  тогда блаженная улыбка появилась на её всё еще прекрасном личике, и спокойная за верность  своего суженного она с приятной усталостью опустилась  на единственное в просторной мастерской  кресло.