Бутылки из-под пепси-колы были стеклянными и закрывались железной крышкой.
Море, солнце, студенческий лагерь в Дивноморске. Днем мы шатаемся по поселку и заходим на базарчик, чтобы купить фаршированных помидоров к ночному походу.
Подготовка к ‘ночному’ всегда начинается с выпивки – с вином в поселке туго, надо занимать очередь до открытия. На втором месте закуска – базар пустеет к двум часам дня. И на третьем – девушки. Они в наличие круглосуточно, без перерыва на обед.
У стекляшки стоят двое наших, а мы с Вадей сегодня легкотрудники. Солености всегда в ассортименте, за ними не надо ‘переть буром’ через толпу – подходи, пробуй, бери.
Самые вкусные помидоры вон у той адыгейки в красном платке. Но видимо не только нам об этом известно, там уже стоят две девицы в шортах. Подходим, рассеянно прицениваемся (к помидорам, конечно). Вадик почему-то считает меня более красноречивым. Он проявляет нездоровый интерес к толщине наструганной морковки, одновременно усиленно моргая правым глазом. Делать нечего, два каротиновых эксперта вызвали бы подозрения даже у продавщицы, тем более у покупательниц.
Начинаю с глупейшего вопроса, дальше еще хуже. Так и есть – опять подействовало! В донжуанстве главное без импровизаций, женщины этого не любят. Через десять минут мы уже договариваемся ужинать под луной, звездами, пограничным прожектором. Затем быстро прощаемся – на другой стороне улицы появляются две фигуры, с которыми мы пару дней назад договаривались о том же самом.
Нырнув в переулок, мы демонстрируем друг другу улыбки победителей. Дело в том, что девушки не просто блондинки с чертами лица и тела, они ленинградки!
Среди студентов нашего института бытовало мнение, что ленинградки – самая лучшая компания для ночных купаний. Считалось, что они обладают открытым взглядом на вещи, тогда как москвички – только широким, а о провинциалках и говорить нечего.
По пути в лагерь нас догоняет еще одна удача в образе мотороллера, груженного ящиками с пепси-колой. Мы успеваем купить несколько бутылок дефицитнейшего из напитков до того, как о его чудесном сошествии на дивноморскую землю становится известно широкой общественности.
Перед входом на территорию садимся и закуриваем. Предстоит нелегкий разговор. Дело в том, что мы не хотим делиться с друзьями (нет, не южными помидорами, а северными девушками). За это нас могут обозвать жмотами, жлобами, пижонами, и даже пожелать полного облома. Грустно.
Друзья оказываются более благородными, чем мы о них думали. Под грубые шутки они обменивают алкоголь на овощи и пепси. Возможно, их снисходительность вызвана тем, что сегодня в стекляшку впервые завезли водку, и им удалось выхватить несколько бутылок. Нас это, наоборот, удручает. Мы обещали девушкам вина. К счастью нам выделяют целых две бутылки пепси-колы, и конфликт объявляется исчерпанным.
Как только солнце золотит верхушки деревьев, холмов, спасательных вышек мы трусим к месту встречи, где нас уже ждут не склонные к выпендрежу (девушка должна опаздывать) ленинградки. Наш путь лежит к самому дальнему и дикому из всех пляжей-полумесяцев, чтобы никого, только шум волны, млечный путь, голые девушки.
Прибываем засветло, давно сюда не ходили, не рассчитали времени. Складываем из топляка костер и, не разжигая, наливаем по первой – за знакомство. Девушки раскладывают помидоры, мы открываем одну бутылку пепси-колы с помощью другой. Разговор клеится, солнце не садится, пепси пользуется популярностью.
Выпили пол бутылки белой и целую колы, девушки разбавляют. Нужно открывать вторую. С собою ни ножа, ни вилки. Пытаемся подковырнуть железную крышку пустой бутылкой, не получается. Оглядываемся вокруг: галька, скалы, топляк. Пробуем первое и третье – результат ноль, только под крышку набилось целлюлозы и пара ссадин на пальцах. Предлагаем ленинградкам запивать водой из ручья чистого как слеза горного…, горного короче. Девушки улыбаются во всю ширь своих притягательных губ и говорят, что им и так хорошо, и чтобы мы не беспокоились.
Как же нам не беспокоиться, если мы перлись сорок минут по камням, ракушкам, крабам, чтобы довести их до кондиции, когда всем будет хорошо, без ‘и так’! Встаем и направляемся к скалам, якобы для того, чтобы набрать воды из ручья чистого как слеза того самого горного гада. Пока один полощется с глупым видом под водопадом, другой использует все из чего состоят скалы для откупоривания проклятой бутылки. Ничего не выходит.
Девушки, устав грызть корейскую морковь, снимают с себя все сверху, оставляя пустяки снизу, и заходят по колено в море. Выясняется, что мне больше нравится та, что в желтых трусах, а Вадику – в голубых. Солнце освещает их силуэты и смеется над нами из под кромки воды.
Когда вся скала от подножья до метра девяносто отполирована начисто, решаемся прибегнуть к дедовским методам – выдернуть пробку глазом или зубом. И то, и другое повреждены, долбанной пробке хоть бы что!
В закатных лучах девушкиных лиц не разглядеть, но по направлению сосков видно, что они скучают. Нужно срочно возвращаться, но как, если с ладоней сочится кровь, как у вурдалаков. К тому же у Вадика порез под глазом, а у меня разбита губа. Появляется идея о позорном побеге через скалы, но тут одна, та что в желтом, швыряет его на берег и погружается в пучину. Другая следует за ней.
Мы несемся наперегонки к кромке воды и опускаем в нее руки, веруя, что соль способствует скорейшему заживлению. Теория оказывается ошибочной.
Девушки плывут назад и просят поднести им полотенца. Оба полотенца, как назло, белые. Я беру его кончиками пальцев и тут же оставляю красное пятно на махровой поверхности. Вадик хватает свое зубами, надеясь, что эта дикость будет принята за шутку. Мы роняем полотенца в полуметре от прибоя и идем наливаем себе по пол стакана. Хочется выть от стыда, злости, боли.
Водка нас слегка успокаивает. Затем нас успокаивают девушки. Раны дезинфицируют и перевязывают платочками. Потом нам что-то рассказывают на ухо, а мы лежим, довольно улыбаемся и смотрим на ввысь: синюю, мерцающую, далекую.
Ранним утром мы собираем мусор и находим две пустые бутылки от пепси-колы. Мы разворачиваемся в сторону укладывающих сумки девушек и открываем рты… Но тут же закрываем, решив, что лучше сохранить достоинство, чем удовлетворить любопытство.