Far Cry 3 - Game over

Иевлев Станислав
(сценарий для видео)

===========================
Архипелаг
РУК-АЙЛЕНД…

Он навсегда изменил
характеры и судьбы
МНОГИХ ЛЮДЕЙ.

Но мало кто подозревал,
что и некоторые из них,
в свою очередь,
сами бесповоротно
изменили судьбу
РУК-АЙЛЕНДА.

===========================
Daisy Lee

Никогда не вела дневников, даже в лос-анджелесской школе – и никогда бы не подумала, какое это, оказывается, непростое занятие! О чём писать в начале, о чём – после, а о чём, может быть, и вовсе не стоит? Уф… легче было победить в чемпионате по плаванию! Вот ставлю на полях сегодняшнюю дату – и тут же откладываю ручку в раздумье: почему только сейчас, спустя почти год после… хм… тех событий я решила доверить тебе, мой милый дневничок, свои переживания? Может, для того чтобы выговорить свои мысли во что-то более-менее конкретное – буквы, слова, предложения… цифры? Или, может, чтобы хоть таким примитивным способом вынуть эти мысли из головы – ведь дольше терпеть их возню там уже невмоготу? О, мисс Ли, кажется, ты лишь больше всё запутываешь… поэтому бери-ка в ручку твою ручку и просто пиши, а там – как получится. Окей, мисс Ли, окей, как скажешь. А ты, мой милый дневничок, – ты уж, дружок, потерпи.
Забавно, что я была первой, кто поддержал сумасбродную авантюру Джейсона и его друга Дугласа, ди-джея из того тайского клуба. Следом – видимо, не желая уступать девчонке! – подтянулись Оливер с Китом: ну, первому, по большому счёту, было плевать, на какую очередную экзотику спускать папину кредитку, второй же был рад вырваться в отпуск подальше от Манхэттена, из каменных джунглей Уолл-стрит. И конечно же, наша благоразумная Лиза и мой осторожный Броди-старший, как всегда, мялись до последнего! Что же до младшего Броди, Райли… думаю, парнишка пошёл бы в огонь и в воду за своим кумиром Джейсоном… которому постоянно не хватало на него времени – этот засранец даже собирался продинамить его пилотскую церемонию, сказав, что договорился с Олли покататься на лыжах в Тахо! Надо было слышать эту сардоническую горечь в голосе Райли: «Да, он не придёт отмечать моё свидетельство через месяц. Странно, да?» Ну-ну, как это знакомо: быть в тени своего старшего брата! Поверь, я знаю о чём говорю: в школе не на шутку увлекалась парусными регатами, и даже наш суровый и обычно скупой на похвалу отец, обучая работе с парусом в Бостонской бухте, бывало, пошучивал: «Наша непотопляемая Дейзи!» А потом мой брат выиграл Кубок Америки, и Непотопляемая Дейзи, чтобы не плестись вторым номером, безо всякого сожаления променяла штурвал и пирс на шапочку для плавания и вышку в бассейне. Видел бы ты наши призы! Семейная конкуренция! Если уж серьёзно, состязания нас сплачивают. Это здорово. А засранец Джейсон… хотя – не моё дело. Это я, пожалуй, вычеркну.
На чём я остановилась? Как назывался тот тайский клуб? Вот у самого бара мы поднимаем стопки самбуки за пилотскую лицензию Райли, а виновника торжества где-то черти носят. Потом мы сами еле уносим ноги от разъярённых тайцев, которым что-то там нахамил наш задиристый Рэмси. Потом долго едем в лифте, и Джей знакомит нас со своим приятелем Дугом. Самбука бьёт мне в голову, и я кокетничаю с ди-джеем, заявляя, что хочу на лодыжку татуировку-янтру – и даже показываю куда именно. Ди-джей «подхватывает мяч» и рекомендует знакомого тату-мастера у станции Сиам, мой Капитан ревниво хмурится, а мне море по колено… точнее, по лодыжки. А что? Они у меня красивые. Это я, пожалуй, тоже вычеркну.
Потом новый знакомый, узнав о наших планах на остаток азиатских каникул – точнее, об их полнейшем отсутствии – осторожненько вбрасывает предложение насчёт скайдайвинга, на что Лиза с Грантом скептически качают головами, мол, прыгать наугад – это слишком рискованно, а мы с Джеем – два оголтелых безумца! – принимаемся дружно орать, что нам это подходит, да что вы все как тряпки, и что мы подписываемся, бла-бла-бла. Как там говорил Дуг? «Я знаю один остров, там можно делать что угодно! Берёте самолёт, и на парашюте – прямо в рай. Бум! Вылет завтра!» А назавтра… назавтра этот Остров… отнял у меня Гранта и чуть не убил меня саму. И не терпеть бы тебе, мой милый дневничок, этих глупых строк, если бы не один местный доктор, который нашёл меня, как он потом рассказывал, «валявшуюся как труп у зарослей ядовитого антиариса», кое-как дотащил до своего дома, где и выходил… не без помощи засранца Джейсона.
Что было потом, помнится смутно. Какой-то провал. Наверное, память, щадя рассудок, вымарала самые травмоопасные куски, как я вычёркиваю написанное, да и лекарства доктора потрудились на славу. Кажется, когда сны немного отпускали, я плакала – тем не приносящим облегчения плачем, бесконечным как осенний дождь, и таким же выматывающим – мучительно и безостановочно, как никогда в жизни до этого. Кажется, временами наступало какое-то спасительное опустошительное отупение. Помню лишь, что пришла в себя – не полностью – уже в пещере под домом Эрнхардта, увидев там большой разбитый катер, вросший в каменный пол грота у небольшого карстового колодца. Непотопляемая Дейзи, истерзанная ударами судьбы, была настолько рада этому маленькому знакомому кусочку из своего прошлого, что отвергла любые попытки докопаться до разумных причин появления этой лодки в пещере и, боясь возвращения мыслей о Гранте, с головой ушла в знакомый с детства корабельный ремонт, говоря себе, что чем скорее лодка сойдёт на воду, тем скорее останется за кормой – и в прошлом! – это проклятое место… это райский тропический Остров с его изумительными флорами и фаунами… оказавшийся вратами в преисподнюю.
А вот как Джей привёл спасённую и едва не сгоревшую заживо Лизу, помню очень хорошо. Чумазая и страшно исцарапанная, она разревелась и бросилась ко мне на шею как маленькая потерявшаяся девочка, а я… м-м-м… мои слёзы были уже все выплаканы, а нормально улыбаться получилось ещё ой как нескоро. Умница Лиза, конечно же, всё почувствовала, правильно поняла и с глупостями вроде пустых соболезнований или предполагающих вежливый отказ вежливых предложений помочь с ремонтом лезть не стала: защебетала что-то насчёт своего ненаглядного Голливуда и упорхнула к костру готовить ужин.
А с Джейсоном явно что-то происходило… ни хорошее, ни плохое – непонятное. Пойми меня правильно, мой милый дневничок: средний Броди никогда не был рохлей – просто он… как бы это сказать… очень комфортно ехал по жизни пассажиром на шикарном чужом лимузине, с одной стороны, свалив всю ответственность на Гранта, а с другой – снисходительно поглядывая на Райли сверху вниз и тем самым теша своё братское самолюбие. Позиция, что ни говори, удобная – но кто из нас без греха!
Сейчас же он как будто наливался металлом, словно пустовавшая доселе формочка: плечи распрямлялись, ноги увереннее упирались в землю, взгляд, в котором уже не осталось ничего мальчишеского, становился тяжелее, пронзительнее и… злее, движения приобретали невиданную грацию танцора или… или дикаря… да, да, вот оно – именно дикаря! С парня на глазах, как змеиная кожа, слезала цивилизованность, обнажая нечто звериное, первобытное и… пугающее. Вызволив Оливера, он как ни в чём не бывало подсел ко мне, отпустил моим более чем скромным результатам починки лодки ни к чему не обязывающий комплимент и неожиданно спросил, каково мне было, когда я выиграла свой 400-метровый заплыв, и не потом, на подиуме, а в воде, когда ты только-только касаешься бортика? Я разулыбалась и, ничего не подозревая, ответила: «Незабываемое чувство! Как будто весь мир – это я!» А он невидяще покачал головой и пробормотал: «Знаешь… никогда не думал, что смогу кого-нибудь убить. В первый раз это казалось неправильным… и это правильно, верно? А теперь… теперь я чувствую себя победителем». Отчего-то эти слова врезались мне в память, хотя тогда я не придала им особого значения… и не уверена, что даже сейчас понимаю их до конца.
Всегда дерзкий и невоздержанный на язык, Джей вдруг перестал спорить по поводу и без повода – и при этом как-то само собой расхотелось спорить и с тем, что он теперь говорил. А эта его странная полусветящаяся татуировка, о которой он упорно отмалчивался! А этот необычного вида старинный серебряный кинжал с украшенным лезвием, который Джей выкопал в какой-то китайской гробнице и от которого меня до сих пор мороз пробирает по коже! Помнится, я посоветовала ему избавиться от клинка, потому что ножи, пускай и самые красивые, всё же созданы забирать жизнь, а не даровать или спасать её. Джейсон глянул волком и ничего не ответил. Катер к тому времени уже был практически на ходу. А в следующее посещение пещеры Воин сказал, что остаётся на Острове… я что, написала «Воин»? Ох, Дейзи, Дейзи…
Однако хватит жить вчерашним днём. Копаясь в прошлом, рискуешь стать такой же ветхой окаменелостью, как руины древних храмов на Рук-Айленде. Каковым бы ужасным не было пережитое – оно отжило своё и ушло водой в песок, и лучшее, что можно сделать – это извлечь из него опыт, чтобы не повторить ошибок в будущем. Нам всем выпало крайне нелёгкое испытание – то ли за наши грехи, то ли за что ещё, неважно – и мы, худо-бедно выдержав его, должны идти дальше. Иначе жертва тех, кто не вернулся домой, будет напрасной. Думаю, Грант меня понял бы. Так и вижу: сложил на груди свои сильные руки, прищурился – и басит: «Вот чему учат в армии: не забывать бесценных уроков судьбы, как бы та не хлестала нас по мордасам! Не забывай и ты, Дез – ведь остров Рук показал тебе – ТЕБЯ! Ты же могла присесть у костерка рядышком с Лиззи, протянуть ножки и заскулить бэк-вокалом – но Непотопляемая Дейзи, едва оправившись от интоксикации, берёт яйца в кулак, вытаскивает на свет божий отцовские навыки – и вывозит всех наших к чёрту с этого сраного Острова! Ха! Одному только Посейдону ведомо, каких трудов стоило тебе дотянуть на той ржавой скорлупке до сингапурского побережья!»
Это точно, дотянули на соплях и честном слове. Как угорелые бросились по домам. И как я и ванговала Лизе в подземном импровизированном судоремонтном доке – за время наших, так сказать, «каникул» мы ничегошеньки не пропустили! За исключением родных и редких знакомых легкомысленная Санта-Моника совершенно не заметила нашего отсутствия – и, думается, вряд ли обнаружила бы его, не вернись мы вовсе. Никто в целом мире не узнал, что Рук-Айленд изменил всё: и нашу маленькую дружескую семейку, и каждого в отдельности. Наша жизнь уже не станет прежней – и я не знаю более подходящего случая употребить эту избитую фразу! За эти несколько дней мы повзрослели на целую жизнь… и стали чуть более чужими друг для друга. Одни – вроде меня или Лизы – на виду хорохорятся, но оставшись в одиночестве, подолгу стоят у окна с бокалом неразбавленной самбуки и бездумно смотрят на спешащие в Малибу «Большие синие автобусы». Другие – наподобие беспечного кузнечика Олли – делают вид, что ничего не произошло – чтобы тут же, незаметно покосившись на часы, неловко извиниться и, сославшись на неотложную встречу, усвистать на… действительно деловую встречу с бизнес-партнёром! Вот написала рядом «Олли» и «бизнес» – и схлопотала когнитивный диссонанс, с трудом припоминая прежнего Оливера, вся деловитость которого ограничивалась заботами не забыть вовремя забить косячок и запастись впрок очередным, а также выяснить, какие клубы в этом сезоне самые модные, и всё такое. Третьи – типа Райли – точно впитав силу ушедших братьев, с невиданным упорством и даже каким-то фаталистическим ожесточением принимаются покорять высоту за высотой (в отношении Райли – в буквальном смысле, потому как пацан расправил крылышки, задрал хвостовое оперение и на всех парах рванул в военную авиацию). Четвёртые – типа Кита – замыкаются в себе, и язык не поворачивается осуждать их: похоже, он единственный из нашей компании, кто по-настоящему… сломался. Говорят, время лечит. Что ж… ещё говорят, что надежда умирает последней.
Заходит Лиз. Неизменно заводит разговор о Гранте – когда я успокоила её, что уже выплакалась, эта тема стала… очень удобной, что ли… я знаю – это её неумелая попытка поговорить о Нём.
О Джейсоне.
Ей не нужен собеседник – ей нужен слушатель и, прошу прощения за мой французский, жилетка для похныкать. Пусть и без слёз, пусть и большей частью фигурально, но оттого не менее горько. Мы обе потеряли наших любимых, нас обеих осиротил ненавистный Остров – и тем лишь ещё больше сблизил. Лиза лечит свою душевную рану тем, что говорит о Гранте и думает о Джейсоне, я – тем, что слушаю Лизу и не думаю ни о чём. Сидим при свете торшера, как два «синих чулка»: она в моём кресле, я – на пушистом ковре, и много за полночь говорим, говорим, говорим… Вернее, всё больше говорит она. Лишь однажды Сноу сменила тему и как-то деревянно, чужими словами выдавила из себя нечто, что, по всей видимости, давно просилось наружу, хотя и непонятно зачем. Выяснилось, что ди-джей Дуг из тайского клуба и в самом деле подрабатывал у Вааса подсадным казачком, «подкидывая» тому желторотых мажориков вроде нас и имея с этого нехилый процент, и что теперь он в розыске, а в клубе, как водится, никто ничего не знал. Я пожимаю плечами. Может, всё так, а может, и нет. Какая разница? «Какая разница?» – покорным эхом соглашается Лиз и больше к этой теме не возвращается.
Один раз она чуток перебрала коктейля и в ярости расколошматила мой стакан об стену, крича проклятия Рук-Айленду и чуть не на коленях заклиная того провалиться в ад. Битый час я утихомиривала её как могла и осторожно возражала, что в этом, мягко говоря, нет никакого смысла. Сноу хлюпала носиком и понимающе кивала: конечно, Дез, конечно – это же не вернёт нам наших Броди. Я наспех замяла тему и перевела разговор на другое. Прости, подружка, но ты так и не въехала, что причина глубже: бессмысленно желать такое Острову, который и без твоих проклятий является адским филиалом…
Каждый раз я готовлю панкейки, как меня научил Грант. «Готовлю!» – сказал опытный кулинар! Лиз хвалит мою неизбежно подгорающую стряпню и упорно отказывается спуститься в пиццерию на первом этаже. Как-то принесла карманный словарик и, принуждённо хохоча, ткнула мне отмеченное место. Читаю: «pancake» – «блин, оладья». «Ну и что?» – недоумеваю я. «Читай дальше», – говорит она и прямо закатывается. Читаю дальше: «pancake make-up» – «грим из прессованной пудры». Становится понемногу смешно. Беру словарик в руки: «pancake landing» – «посадка с парашютированием»… В горле невольно встаёт ком, но я дочитываю последний пунктик: «pancaked» – «разбившийся в лепёшку»…
Лиза, закусив губу, отбирает брошюрку и вышвыривает прямо из окна. «Прости, – говорит. – Думала, будет весело. Плохая идея». Молча доедаем мои глупые оладушки, потом она вызывает такси. А следующим вечером приходит снова. И я снова пеку панкейки.
Время и вправду лечит. События прошлого лета уже не столь ярко и болезненно стоят перед глазами, хотя, безусловно, забыть их совсем невозможно. Лишь один крохотный эпизодик, ничуть не потеряв и даже, напротив, прибавив в чёткости, врезался в память и застрял там как пуля под сердцем, которую лучше не трогать: вот Джей приводит отбитого у пиратов Карсвелла, который, кажется, так до конца и не врубился во всю серьёзность ситуации, дымит с доктором травкой и вопит как здесь клёво; вот я увлекаю его пустой болтовнёй и даю измотанному окровавленному Броди перекинуться словечком с Лизой; вот я краем глаза замечаю, что Сноу ставит крест… самодельный крест для моего погибшего Капитана. Опять наворачиваются злые слёзы… мне ведь даже некуда возложить цветы! Всякий раз Лиза провожала Джейсона в неизвестность, как на иголках дожидалась его возвращения, а позже бесилась и орала, что он не спас брата и как пить дать сбежал, когда тот умирал, и что не кто иной, как именно Джейсон с подачи Дуга притащил нас на Остров, и что фактически Гранта убил тоже он, и всё в таком духе… Сейчас я понимаю, что она просто изнемогала от бессилия, видя, как теряет любимого, и явно не соображала что говорит… но тогда… тогда я и сама поступила не лучше, о чём теперь нестерпимо жалею. В нашу последнюю встречу я прямо-таки выплюнула нашему спасителю в лицо: «И уходи! Береги себя, ты в этом хорош!» У меня на плече рыдала убитая горем подруга, и я не видела – и не хотела видеть! – ничего вокруг. На месте Джейсона я ни за что не простила бы подобных слов. Но Воин, скорее всего, меня попросту не услышал.
И слава богу.

Бьют часы.

О, мисс Ли, кажется, тебе пора закругляться! Скоро заявится Лиз, а у тебя в духовке ещё и конь не валялся! Какое там в мореходы, бог мой – в писатели бы тебе идти! Но, пожалуй, на сегодня воспоминаний уже достаточно – мой милый дневничок, надеюсь увидеться с тобою завтра! Bye-bye!

===========================
Liza Snow

Монолог Алисы в стране Чудес, дубль второй.
Нет, вы только подумайте! Какой сегодня странный день! Ещё вчера всё шло, как обычно… может это я изменилась за ночь? Дайте-ка вспомнить: сегодня утром, когда я встала, это была я или не я? Кажется… уже не совсем я! Но если это так, то кто же в таком случае я? Всё так сложно, всё так непонятно, и чем дальше, тем страньше и страньше! Проверю-ка, всё ли я знаю, что знаю, или не всё. Значит так: четырежды пять – двенадцать, четырежды шесть – тринадцать, четырежды семь… Ой, мамочки, так я до двадцати никогда не дойду! Ну, ладно, таблица умножения не считается. Возьмём географию: Лос-Анджелес – столица Калифорнии, Калифорния – столица Бангкока, а Бангкок… Нет, всё не так, всё неверно! Что же делать? Прочту-ка с выражением какой-нибудь стишок, вот хоть бы этот:

Как дорожит своим хвостом
Малютка крокодил! –
Урчит и вьётся над песком,
Прилежно пенит Нил!
Как он умело шевелит
Опрятным коготком…
Как рыбок он… благодарит…
Глотая… целиком…

Плачет.

Монолог Алисы в стране Чудес, дубль третий.
Мне каждую ночь снится Голливуд, а просыпаюсь здесь… зачем только я полезла в эту кроличью нору! Джейсон, мой отважный Джейсон, ты, как обычно, всё решил за нас обоих: «Видишь, Лиза, нам подходит! Мы должны прыгнуть! Мы участвуем! Ну, и где этот остров?» – и в тот же миг я доверчиво юркнула за тобою следом, не думая о том, как же буду выбираться обратно! Надо было мне не соглашаться на скайдайвинг… и всё же… всё же… такая жизнь мне по душе – тут всё так необыкновенно! Интересно, что же со мной произошло? Когда я читала сказки, твёрдо знала – такого на свете не бывает! – а теперь сама угодила в одну из них! Обо мне надо написать книжку, большую хорошую книжку с картинками. Вот вырасту и напишу… или снимусь в фильме… ах, какая же я забывчивая! Фильм уже давным-давно снят! Режиссёр со странной причёской как у панка был так груб со мной… а ведь мисс Сноу в своей главной роли блистала просто божественно! Эти «мама, папа», эти «я хочу домой», эти слёзы – совсем как настоящие! О, как обзавидуются моему «Оскару» те, кто остался дома! (Пауза.) Как хорошо было дома… там никто мне был не указ… там я всегда была я – председатель Студенческого совета Калифорнийского университета, между прочим, будущая леди актриса… там я помогала Стиву в его голливудской киностудии… вздор, всё вздор!.. ах, я всё брошу…

Плачет.

Монолог Алисы, дубль чёрт знает какой!
Слова совсем не те! Значит, я всё-таки – не я. Придётся теперь жить в этом безумном месте. И у меня совсем не станет игрушек – зато надо будет без конца учить уроки… преподносимые уроки. Ну что ж, решено: если я не я, останусь здесь навсегда. Пусть тогда попробуют прийти сюда за мной! Свесят головы вниз, станут звать, уговаривать: «Подымайся, милочка, к нам!» А я на них едва посмотрю и отвечу: «Сначала скажите мне, кто я! Если мне это понравится, я поднимусь, а если нет – останусь здесь, пока не превращусь в кого-нибудь другого!» (Всхлипывает.) Почему за мной никто не приходит? Джейсон… где ты, любимый? Мне так плохо здесь одной! Море… на картинках оно было всё в купальных кабинках и парусниках, у воды сидели малыши с деревянными лопатками, дальше шли заросшие пальмами горы и пансионы, а за ними – железная дорога… домой. Картинки обманули. На самом деле в море полным-полно голодных акул, жгучих медуз и злых железных лодок, на берегу вместо малышей лежат мёртвые люди, на месте пансиона дымит лагерь под бело-красным флажком, а там, где просто обязаны проходить рельсы, гудит ветрищем бездонное ущелье. Выходит, домой я на поезде не поеду? Или я – уже дома? Вот-вот позвонит Джейсон, и я скажу ему: «Привет, я скучаю!», а он, по своему обыкновению, зачастит: «Не могу долго говорить, нужно забрать Райли из школы и отвезти на лётные курсы, он только что получил лицензию – надо было это видеть: парень просто сиял!» И ещё он скажет: «Я думаю, меня возьмут на работу в твою студию – пока не уверен, но очень на это надеюсь!» А потом он помолчит и добавит: «В общем, я тоже скучаю… знаю, что ты не можешь меня простить, но я думаю, нам есть что друг другу сказать… я не сдамся… Лиза… позвони».
Лиза – позвони. Да, так он и скажет. И положит трубку.
Не беспокойся – не позвоню. Возвращайся к своей полуголой татуированной ведьме, а то я снова тебя задержу. Чего только не выдумает мужчина, дабы оправдать своё… свою… как ты там говорил? Воин нашёл своё место – оно здесь, на Острове… впервые в жизни ты точно знаешь, чего хочешь, и ты не упустишь эту возможность… когда ты с ней, всё обретает смысл, и ты чувствуешь себя нужным… Красноречиво. В глаза мне при этом ты почему-то не смотрел. Полагаю, не так-то легко глядеть в лицо человеку, кому собираешься перерезать горло изящным церемониальным ножом. Воин… так вот какой ты воин! Спорю, ты выстрелил Васу в спину! Ты трус! Убери от меня свой нож! Думаешь, ты воин? Только потому, что ты таскаешь всё это оружие, и у тебя все эти жуткие тату на руке? Я свожу их, Джейсон! Ты живёшь в мире фантазий. Я всё это сотру. Всё, всё это. Ничего бы этого не случилось, если бы ТЫ не привёз всех на Остров. Выжить должен был другой Броди! Дейзи говорит, что махать кулаками после драки глупо, а пытаться высечь море – ещё глупее, но, признаться, я бы хлопала в ладоши и визжала от восторга, если бы на этот Остров вдруг свалилась большая-пребольшая бомба – и к дьяволу слабоумных аборигенов с их диковинными людоедскими зверушками! БАМ! ВОТ И ВСЁ!
В своём ли ты уме, Лиз? Не знаю, Лиз, не знаю… должно быть, в чужом. Видишь ли… ты совсем взрослый, и мы так много над этим работали, и я целую вечность этого ждала, и… боже мой, сама говорила тебе: «Твой младшенький равняется на тебя – будь взрослей!» – и теперь ты уходишь. А я… я отпускаю тебя. Мне невыносимо больно, но… не тебе одному Рук-Айленд открыл правду, насколько глубока кроличья нора и отчего вместо железной дороги к дому – нашему с тобой, Джейсон, дому! – теперь зияет та жуткая пропасть. В тёмной и сырой пещере, где мы с Дейзи безвылазно ожидали тебя и томящихся неизвестно где друзей, остров Рук показал мне – МЕНЯ. Просветил насквозь как кусочек кварца. Ткнул в лицо трещинками и острыми кромками. Ослепил сиянием отполированных граней. И бросил камушек на весы. И мнительной дурочке Лизе Сноу всё стало ясно как день. Например, откуда у этой куклы с парой штрафов за неправильную парковку в самый нужный момент вдруг проснулось мастерство горного автовождения.
А ты… ты так радовался, когда спас меня из горящего здания… Мы чуть не умерли и не попали в рабство – хороша радость! Только моему ли спасению ты был рад? Надеюсь, что так… а то сдаётся порой наивной Лизе, что храбрый эгоист Джейсон в первую очередь гордился собой.
Мораль отсюда такова… нет, что-то не соображу. Ничего, потом вспомню… а, может, и нету здесь никакой морали. Хотя нам всю жизнь твердили, что мораль есть абсолютно во всём, и нужно только уметь её найти.
Дейзи… она молодец, держится, а ведь ей досталось куда как тяжелее моего: ты-то, о Великий Воин Броди, по крайней мере жив… вроде. Интересно, цел ли мой крест, который я поставила брату твоему, Гранту? Вот бы навестить ту пещеру под домом доктора Э! Жаль, что это невозможно… хотя, наверное, тем и лучше.

Молчит.

Не выходит сегодня с Алисой. С Офелией было легче. Окей, дорепетирую завтра – Стив не торопит. Да и к Дейзи пора собираться. Опять небось печёт свои… бисквиты… прости, подружка, но на капитанском мостике ты смотришься определённо более на своём месте, чем у плиты! Прикупить, что ли, пиццы? Обидится ещё…
Прощай, Джес. Не вини себя – мы оба лишились того, что не было нашим с самого начала – и каждый обрёл недостающее. Ты не виноват. Главное – мы оба целы. Что с нами произошло, уже давно требовало решения – и не на Рук-Айленде, так в нашей с тобой родной Санта-Монике или где-нибудь ещё рано или поздно всё равно пришлось бы решать этот непростой вопрос. Мы предпочитали плыть по течению – и Остров решил за нас. Значит, так тому и быть.

Звонит телефон.

А вот и Дез, легка на помине… Хелло! Дейзи-и-и! Уже выхожу-у-у! Что? Захватить пиццу? (Хихикает и спохватывается, что услышат.) Окей, говорю, окей! Тебе какую – с оливками? С анчоусом?

===========================
Oliver Carswell

Номер недоступен. Вы можете оставить сообщение после звукового сигнала.

Звуковой сигнал начала записи.

Алло! Привет, ма, чудесно выглядишь… боже, что я несу… раньше сказал бы – синдром вторника, но сегодня, представь себе – банально не выспался! И… эй!.. слушай, хватит гундеть, что балбес Олли всю ночь зависал по клубешникам, с этим покончено… надеюсь. Теперь балбес Олли – босс уважаемой компании, и дело, кажется, начинает потихоньку отбивать вложения! Собственно, потому и звоню – похвастаться. Ага, спасибо, ма, не стоит.
Чем занимаюсь? Чем ещё можно заниматься в Массачусетсе – продаю спортивные и прогулочные лодки. Если не ошибаюсь, где-то тут, на Дир-Айленде, наша Дейзи чуть не стала местной звездой-яхтсменом… то есть яхтсвумен… то есть… ты же помнишь Дейзи? Да-да, Ли, она самая. Что? Нарочно забрался подальше от Калифорнии? Ну что ты, ма… (Мнётся.) Просто в Бостонской бухте сейчас – самый парусный бум, и Кит посоветовал вложиться именно в лодки… ты же помнишь Кита? Да-да, Рэмси, он самый. Все точно помешались на кругосветке, вот мы с ним и решили, так сказать, «оседлать волну». Вместе с тем я вроде как возвращаю Острову небольшой должок – ведь пиратов-то мы с Джеем натянули как раз на лодке! Кит у меня по типу управляющего: его идеи – моя кредитка. Мы тут соединили наши инициалы – и назвали фирму KROC’s, прикинь! Круто, да? На логотипе крокодильчика заказали, ну, знаешь, альбиноса. Что? Крок уже был? Реймонд Альберт Крок, один из первых владельцев «МакДоналдса»? (Огорчённо вздыхает.) Чёрт… я не знал… придётся переделать на первый вариант, скучный как биржевые сводки Кита: «Carswell & Ramsay Bros.» Ма, ну зачем ты так?..
Ладно, ладно, проехали, не за этим я позвонил. Такое дело… ты же помнишь, в какое крутое дерьмо мы так охеренно попали год назад? Тогда эти ублюдки всерьёз взялись за отца, и он едва не отдал им кучу денег – а нас всё равно продали бы в рабство, даже с выкупом. Да-да, Рук-Айленд, он самый. Это место вообще выносило мозг: реальные джунгли, дофига дикой травы – да столько, сколько там, я не выкуривал даже… ма, дай же договорить, пожалуйста!.. Вот и девчонки тоже смеялись: наш попрыгунчик Олли попал в рай!
А Олли, ма, просто-напросто, как умел, душил в себе страх. А страшно было – до усрачки, до… Понимаешь, когда тебя сначала с завязанными глазами кидают в грязный грузовик на что-то мягкое и вонючее, потом в каком-то «бункере» несильно, но очень-очень долго – и, главное, молча! – бьют прикладами автоматов, потом опять куда-то долго-предолго везут, снова бьют и, наконец, готовятся вот-вот запихнуть в вертолёт – пристегни-ка ремень, Олли, и скажи Канзасу прости-прощай! – но из ниоткуда, как чёртик из табакерки… нет – как ангел возмездия! – появляется увешанный оружием Джейсон, раздаёт люлей пиратам и увозит тебя прямо у них из-под носа, и ты было облегчённо переводишь дух – но из, казалось бы, безопасной пещерной темноты – на этот раз как духи зла! – возникают какие-то угашенные туземцы в татушках и с эпичным покерфейсом ведут вас в какой-то храм, куда вновь заявляется Броди и велит этим громилам всех отпустить, а сам куда-то пропадает с ихней шаманшей… наверное, такое бывает.
Говорят, дерьмо случается, да? И, знаешь, ма, теперь я понимаю – для чего. Чтобы, отмывшись, мы стали чище чем были. Тот Остров каждого из нас окунул с головкой – тадам! Но почти каждый смог вынырнуть. Вечная наша память оставшимся на дне. Да, Олли завязал с наркотой – сам в шоке, но получилось без особых напрягов, какими пугали кенты, а вот мой дилер так и не вкурил моих объяснений… не умею объяснять. Это тяжело… но для тебя, ма, я постараюсь ещё раз.
Остров Рук показал мне – МЕНЯ. Смешного плюшевого простачка с дымом в голове и папиными бабками в кармане. Вечно укуренного придурка, охотно игравшего роль записного шута, ходячего банкомата нашей «золотой» компашки. Обалдуя, уверенного, что знает цену настоящей дружбы – и убеждённого, что именно за эту цену он её себе и купил. Боже… как есть балбес, верно, ма?
Неверно, ма. Внезапно оказалось, что мои друзья, те, кто тратили мою кредитку и угорали над моим глубокомысленным бредом – вот моя настоящая семья. Оказалось, что терять одного из них… это больно… как отрезать себе палец. Оказалось, что тебя любят вовсе не ЗА ЧТО-ТО – а просто так, за то, что ты есть. И есть таков, каков есть. В то время как твои собственные родители путешествуют по миру и слишком заняты, чтобы замечать тебя. Вы щаз, кстати, где? Яра? А где это? Карибы? О чём я и говорю.
Я изменился. Жаль, что вы с папой этого не просекли. Мне бы хотелось быть не только счётом в вашем… нашем семейном банке. Но я спокоен. Где-то внутри меня есть что-то… что-то лучшее. И боже меня упаси обвинять в чём-то вас, но… прости, ма, но мне всегда казалось, что родительская любовь – это не только пару раз внести залог, когда сынок погорел, толкая дурь… и нечто большее, чем на его совершеннолетие отделаться взрослой «чёрной» картой с открытым кредитным лимитом… надеюсь, я не был нежеланным ребёнком? Не говорил тебе раньше, но знаешь… а ведь твой Олли даже подумывал остаться на том Острове насовсем – но Джейсон, мудрый воин Джейсон отговорил. И знаешь как? Просто напомнил мне о тебе. Я вас люблю, ма, па, правда! И я благодарен Острову, что помог он мне понять это. Вот у Броди отец уже никогда не сможет… а вы у меня молодцом и… как говорится, живите долго и счастливо! Опять несу бред, да?
Да, и ещё одно. Скажешь – мелочь, но мне почему-то важно. Мы ведь, как смылись из храма, не сразу дёрнули на материк. Дейзи упёрлась, чтобы мы непременно похоронили доктора Э. по-человечески. Мы и похоронили – на обрыве у беседки. А пожар залило дождём, так что и дом, и теплица, можно сказать, пережили своего старичка. Добрый был чел, хоть и торчок… безобидный, даже милый в чём-то… нигде толком не задержался: ни в своём Лондоне, ни в здешней Стране Чудес – отовсюду уходил в себя. Покойтесь с миром, док, надеюсь, вы там не разминулись со своей маленькой дочуркой.
Мы слишком часто сдерживаем себя. Представь, ма, как быстро можно достичь успеха, если делать то, что желаешь. И мой успех в нашем с Китом бизнесе – твоя заслуга, ма. Твоя и папы. И всех остальных. И даже того Острова. Получается, Рук-Айленд всё-таки убил нас. Убил и воскресил – но уже совсем-совсем другими.
Ну ладно, ма, я, наверное, побегу, дел невпроворот – сегодня ожидается крупная поставка разных такелажных прибамбасов. Был рад увидеться… в смысле услышаться… ну, ты поняла. Короче, привет папе и всем, кого увидишь. Да, на День благодарения обязательно заморочусь вырваться… хотя бы на недельку. Сделаешь твою знаменитую индейку и мой любимый тыквенный пирог. Сходим куда-нибудь. Береги себя, ладно? Ну, бывайте. Целую-скучаю-обнимаю!
Пока!

Звуковой сигнал окончания записи.

===========================
Keith Ramsay

Я, нижеподписавшийся, находясь в здравом уме, твёрдой памяти и ясном сознании, действуя добровольно и без принуждения, понимая значение своих действий и не заблуждаясь, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: всё движимое и недвижимое имущество передать в фонд студенческого братства с пометой «На усмотрение председателя Совета мисс Л.Сноу». Также со всей ответственностью заявляю: в моей смерти прошу винить…
Какая всё-таки гадость этот ваш виски. Вот самбука сладкая… как будто лакрицу жуёшь. Грант, братишка, ты говорил, не пил её с двадцати лет? В жопу виски. Что пьют в Бангкоке? Май тай? Пф, забудь. Давайте вдарим по самбуке! А потом завалимся к девочкам… таким, знаешь, с крыльями! Да не буду я платить, чел! Она меня за задницу лапала – моё мнение: пусть сама платит! Отвали, мудила! Ещё посмотрим! Выживание? (Резко ожесточается.) Да что они знают о выживании!.. Все эти биржевые «медведи» и «быки», «волки» с Уолл-стрит, вся их борьба… они говорят мне, говорят: «Кит! Кит! Думаешь, ты один из нас? Думаешь, ты как мы, а? Думаешь, ты лучше нас?» Да, а что? Они говорят: «У мажора из Калифорнии стояк на экзотику? Кого, ****ь, ты выберешь – их или нас? Нас или их?» Как будто, *****, мне ещё нужно выбирать! Они говорят: «Это наш район, не твой. Опасно ходишь, Farang. О, так теперь ты тут главный, да?» Это всё суета… вот бы их да на тот Остров, вот была бы потеха! (Так же резко успокаивается и начинает бестолково суетиться.) Что? Где «привет»? О, что ж ты! Согласен, перейдём к делу. Идём. Вот и стопочки! Вот это, прям здесь – то, о чём я говорю! Давай выпьем. Держи. Держи, держи… Дер-жи. Поехали! Дамы! Тихо, тихо, тихо, тихо, не разлей, не разлей! Окей. За что? За что? За что? За что? За что? За твоего младшего братца Райли и его пилотское удостоверение. Где?.. Да! Где его носит? Найди его. Сделаешь – и мы с тобой в расчёте. И биржевой маклер Кит уйдёт с тобой. Спокойнее, Джейсон. Не кипятись. Я с тобой в игры не играю. Я просто зритель, но я жду хорошего шоу. Убьёшь меня и никогда его не найдёшь. Грант, Грант, Грант… ну не все же тут дикари! Мы – деловые люди, достойные капиталисты. У меня есть то, что нужно тебе, верно? Это товар. А у тебя есть то, что нужно мне… постоянная подписка на двадцать с лишним порносайтов. Век живи, век учись… и у нас опять урок истории! Это случилось год назад, помнишь? «Да, мистер Бак, сэр. Конечно, помню». Отвечай так. Когда я задаю вопрос, ты отвечаешь, ладно? Я ведь тоже служил в армии, как и ты, здоровяк, – записался, как стукнуло двадцать – правда, дяде Сэму я отчего-то не приглянулся. Но, Джес, не волнуйся. Высечь бы тебя. Да посильнее. Но знаешь что? Я лучше высеку Кита. Нашёл сокровище? Да ты мой любимый ученик! Я готов оказать тебе услугу: когда я с тобой закончу, Хойт тебя повесит так, чтобы местные полюбовались. А где Райли? Я помню, он бейсболку козырьком назад надел. А, вот и ты. Ты… дурачок! А ты небыстро сюда добрался. Лично я боюсь, что у тебя пропал энтузиазм. Райли, заткнись и принеси мне пива. В нём истории больше, чем в ваших задницах. Бон вояж, друг. Не спи, замёрзнешь. Подъём. Открой сомкнуты негой взоры! Да вставай же, давай! Ты как не мужик! Возьму тебя окровавленным. Люблю мясо с кровью. Ты чего такой неласковый, а? Джейсон, ты уверен, что он мёртв? Райли мёртв. Прости. Он пытался бежать, и его пристрелили. Мне жаль. Э-э-э, поцеловал – плати! Прошу, хватит! Прошу, умоляю вас! Я больше не вынесу. Взять Кита. Ох, Джейсон… Киту это не понравится. Похоже, ему уже неловко. Кит… Кит теперь всё время плачет. И что ещё? Он становится нытиком. Да он, понимаешь, кусался… ой, прости – вы близки? Ты бы спасибо сказал, я ж его объездил. Бесплатно. Постой… не говори им об этом, хорошо? Я жульничал на тех контрольных. Зачем? Сам не знаю… смеха ради, лапочка, смеха ради… родители еле отмазали. Джейсон, вытащи меня отсюда! Умоляю тебя, умоляю! Ты должен вытащить меня, друг! Вытащишь? Да? Обещаешь? Обещай мне. Ну давай, спроси: «Что они искали, Бак?» Долго рассказывать. Потом поговорим. Спасибо, что спас. Думал, смогу справиться с этим дерьмом сам. Не вышло. Хорошие тату, Воин. Всё собираешь? Посмотрите-ка… скайдайвинг? На этот раз нет. Представь, здесь мы видим настоящую иронию в чистом виде. Остров Рук показывает тебе – ТЕБЯ. В этом месте… едят, что убьют. Летя в грёбаное небо, ты думал, что схватил судьбу за вертлявую жопу – но, брат, тут внизу… ты всего лишь чужестранец-фаранг и… «не мужик». Прыгая по глобусу, ты везде орал: «Я король мира!» – но мир сошёл с ума, друг, и сделал тебя чьей-то порноподпиской. И вот ожившая «Animal Planet» отрыгивает на прибрежный песок твои обглоданные косточки – раз за разом, в надежде на изменение! – но ты не хочешь меняться даже сейчас. И тогда Остров стирает тебя окончательно. Грант, я тут, похоже, больше не главный. Так что разбирай всё и не забудь вспороть Кита от паха до шеи, ладно? И значит – у нас опять урок истории. Моё сердце трепещет в предвкушении. До встречи, Джес. Это всё… Береги себя. Урок окончен. Я отчаливаю. Удачи.
Я, нижеподписавшийся, находясь в здравом уме, твёрдой памяти и ясном сознании, действуя добровольно и без принуждения, понимая значение своих действий и не заблуждаясь, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: всё движимое и недвижимое имущество передать в фонд студенческого братства с пометой «На усмотрение председателя Совета мисс Л.Сноу». Также со всей ответственностью заявляю: в моей смерти прошу винить… этот безумный, безумный, безумный, безумный мир.
Дата, подпись. Глоток виски.

Выстрел. Звук падения тела.

===========================
Willis Huntley

Дети мои… Сиджи, Рассел. Привет вам из солнечного Сингапура… ха, ха!.. из подземной времянки, откуда я руковожу очередной секретной операцией. Скоро час «Ч», затишье перед бурей… Всего сказать не могу, но, поверьте, дело крупное. А, чёртова секретность! Какому-то умнику из правительства показалось хорошей идеей послать целое авиакрыло на зачистку пары маленьких тропических островов – две эскадрильи в поле, одна в резерве. Выбрасывать деньги налогоплательщиков на ветер – вот это работа для настоящего патриота! А ты заткнись и выполняй приказ! Твой резидент – один из лучших, между прочим! – обосрался по полной: задачей было внедрение и сбор информации, а ему ударило в лысую башку поиграть в героя! Ещё этот хренов гражданский рекрут… как его?.. Белоснежка! Мститель нашёлся… Теперь на место убитого ими наркобарона сядет новый, но на сей раз – к гадалке не ходи! – обозлённый Синдикат будет куда хитрее и уже не даст к нему подобраться. А ведь ты почти раскрыл это дело, агент, – чтобы накрыть ВСЮ организацию, оставалось совсем чуть-чуть! Так что засунь-ка свой патриотизм себе в задницу и приберись в доме, пока не поздно. Высшее командование вторыми шансами не разбрасывается – используй его на все триста, kapeesh? Третьего не будет. Твоё назначение в ОТГ-141 и без того под большим вопросом.
Дети мои… Рассел, Сиджи. Сколько себя помню, я всегда работал на Лэнгли. Мне не удалось избежать ошибок, и я всегда был патриотом – да, сэр! – но жалею лишь об одном: никак не могу вспомнить ваших лиц. Фотографии, особенно семейные, агенту под прикрытием запрещены. Не уверен даже, что выгорит с этим письмом. Тебя, Сиджи, помню непоседой, прирождённым лидером… таким искрящимся как бикфордов шнур вулканчиком. Рассел же, напротив, вроде предохранителя – сдержанный, невозмутимый, рыжеволосый – весь в мать!.. забавно, её лица я почему-то не забыл. А вы, ясное дело, уже сильно изменились.
Я плохой отец. Наверняка хороший шпион и неплохой тактик. Вероятно, не самый бездарный разведчик и сносный провокатор. Но отец никудышный. Да и патриот, как выяснилось, ещё тот: отдавать салют американскому флагу – и разбрасываться итальянскими словечками, лечить штатского салагу за Леди Свободу – и ему же лицемерно сливать на планшет о погибшем брате: «Мне очень жаль. Страна им гордится», сваливать на щенка всю свою грязную работу – а самому тем временем отсиживаться в подвальчике, чтобы потом, как запахнет палёным, и вовсе сбежать на Большую землю, бросив на произвол судьбы внедрённого с таким трудом агента, который, судя по донесениям, был патриотом побольше моего – НЕМЕЦ!
Дети мои. Я всю свою жизнь отдал Управлению – и на семью не осталось ничего. Почему я решился написать об этом только сейчас? Причина проста как хот-дог перед матчем: да только сейчас-то я это и понял. Со всей безжалостной отчётливостью. Это как лампа в лицо во время допроса – бах! И всё как на ладони. Остров Рук, мой самый грандиозный провал, показал мне – МЕНЯ. И жёсткий беспринципный эмиссар испытал непривычное ощущение, которое обычный человек называет муками совести. А поскольку подобная роскошь рядовому цэрэушнику не по карману, то мистер Хантли интуитивно отмочил то, что сделал бы на его месте любой потревоженный моллюск: сжал до хруста челюсти и осатанело погрузился в знакомую с колледжа работу, уже не разбирая кто свой, а кто чужой. Тут-то под руку и подвернулся злополучный Броди со своими друзьями. Этот самоубийца простодушно принял моё предложение услуги за услугу и с ржавым Flammenwerfer наперевес без колебаний помчался косить коноплю! Господи Иисусе… да я даже по самой тяжёлой укурке не мог бы предположить, что ему сойдёт с рук В ОДИНОЧКУ, uno: выжечь ПЯТЬ кишащих пиратами плантаций и, dos: ВЗОРВАТЬ лодку! Воистину Бог любит детей, пьяниц и дураков. Да наведённого Джейсоном шороха с аванпостами УЖЕ было более чем достаточно, чтобы Волкер живо примчался на Остров! Но пришлось выполнять обещание и собирать данные о его корешах, на коих мне было, простите, насрать с высокого недостроенного Насеста Цапли. Ну… информация лишней не бывает. Пригодилась и эта.
Моя работа была – знать этот Остров вдоль и поперёк – но всё пошло наперекосяк. Тщательно продуманную операцию райский уголок переиграл по-своему, и жопой чую – аукаться последствия будут аж до второго пришествия. Мне так и не довелось проникнуть в храм «богини воинов» Цитры, и всё наше заочное в кавычках «общение» свелось к выслушиванию городских сплетен. Но знаете, дети… я так радовался и вопил как ирландский ковбой, когда этот зелёный ад, наконец-то, остался за хвостом моего одномоторника! Я люблю свою Родину, но я не выжил из ума и не полезу ради этого на небоскрёб и не поплыву на спине кита. При всей моей без пяти минут кончине как профессионала я был счастлив убраться оттуда живым как человек. Оттуда, где цена человеческой жизни – не вообще, а конкретно твоей! – не выше бросовой стоимости куска вторчермета, из которого сложена твоя халупа.
Страна Чудес под названием Рук-Айленд играючи лишает разума. Ты можешь задвинуть фанерную дверь столом и цепляться за остатки здравомыслия и порядка, можешь мнить себя в этих четырёх стенах обществом, но там, за порогом, начинаются – джунгли. Они пугают тебя своими призраками, там синапсы в мозгу начинают постепенно затухать, там теряешь себя и сразу забываешь, кто ты и откуда. Там царят животные инстинкты, жестокость и… безумие. Противостоять воздействию Острова невозможно. Проще грохнуть Папу Римского. Впрочем, ты можешь попытаться. Джунгли сожрали многих – не подавятся и тобой. Белоснежка наломал дров и исчез с радаров, группа завербованных информаторов – все до единого! – догнивает на дне Пиратском бухты, Сэм пропал без вести и, вернее всего, погиб. Мне очень жаль. Страна им гордится. Как и Грантом Броди. Отдаю честь.

Звучит американский гимн.

Подбери сопли, агент Уиллис. Соберись, старина. Тут одни лишь призраки. Стареешь, друг. Пора завязывать с кофе. Как так: вроде американец, а пользы как от зонта в ливень! Не чета своему прошлому напарничку, которому постоянно подгузники менять приходилось. Хотя сходство есть: от патриотизма вас обоих распирает, того и гляди яблочный пирог через поры полезет. Настоящий патриот, узнав о гибели брата на войне, спросит: «Мы победили?» – и возрадуется вести о победе. Убедившись в смерти Бекера, я бы спросил то же самое – но боюсь услышать в ответ: «Нет, мы проиграли».
Дети мои. Я перед вами в неоплатном долгу. Дети – самые незащищённые на земле люди, к тому же ещё вынужденные платить по счетам отцов, зачастую с огромными неустойками. Из Агентства, как из мафии, как правило, сами не уходят. Решившийся отдать себя защите и служению Отчизне подобен монаху: он собственной рукой ставит на себе крест и становится отверженным, выпадая из числа тех, кого он клянётся защищать и чьим интересам присягает служить. Агент – это ангел-хранитель ничего не подозревающего обывателя, невидимый и бесплотный, он принимает на себя чудовищные удары коварного врага и частенько гибнет в полной безвестности, затерянный где-то на чужбине. Но самое страшное не это: прежде чем пасть смертью храбрых, ангел начинает воспринимать и себя, и, увы, своего «клиента» как ничего не стоящий расходный материал для достижения некой неведомой, но, несомненно, великой цели. А великие цели, как известно, оправдываются любыми средствами и оплачиваются любыми моральными ценностями.
Знал ли я это, вступая в ряды Агентства? Разумеется, знал! Но, едва переступив последнюю черту, новобранец встретил, как ему тогда показалось, свою любовь, дал непростительную слабину и… на свет появились вы. Херня в том, что изменить что-либо было уже нельзя… как нельзя этого и сегодня. И это… разрывает моё сердце на куски. Да, выход есть. Вот он, в верхнем ящике стола. Он восстановит мою честь, доброе имя Хантли будет реабилитировано в правах, а вы получите немаленькую страховку и сложенный треугольником американский флаг. Но это настолько смердит капитуляцией, что… определённо не вариант. Значит, летим дальше. Да, сэр!
Уж полночь близится… Удивительно, но факт: все грязные дела делаются в основном в темноте. В этом наше всё: нагадить – и покрасить в чёрное. Окей! Операция «Скайдайвинг» идёт полным ходом, финальная фаза готова к развёртыванию. С минуты на минуту я растолкаю систему оповещения и совершу большую подлость: отдам приказ на вылет двум эскадрильям, «Медузе» и «Ностальгии»… боже, кто сочинял эту чушь, хотя бы отдалённо представляет себе, что за дрянь плещется в контейнерах, которыми забиты бомболюки наших старичков «Инвейдеров»? Да рядом с такой начинкой напалм и C-4 покажутся шутихами на День независимости! Остряки из «Медузы» уже окрестили гремучую смесь «Американским лекарством» – разложили пополам кодовое имя своего подразделения – «MED USA». Никаких шансов: «Медуза» проходит над Северным островом, «Ностальгия» – над Южным – и от волшебного Зазеркалья, показавшего нам – НАС, остаётся лишь мокрое место. На случай, если что-то пойдёт не так, на запасном аэродроме стоит наготове третья эскадрилья – «Динго». Но неожиданностей не будет. Будет, как сказал бы мой агент – Blitzkrieg: молниеносный налёт, сброс припасов и стремительный отход. Полная и окончательная победа над разбежавшейся армией наёмников и пиратов, полное и окончательное уничтожение уцелевшей конопли, полный и окончательный геноцид ни в чём не повинного мирного населения и – так уж, до кучи! – полное и окончательное истребление уникальной флоры и фауны. Как там говорят в России: «Лес рубят – щепки летят»? Боюсь, здесь не будет даже щепок.
Господи, какой-то плохой бангкокский боевик. Раскаявшийся шпик передаёт детям Большую Военную Тайну, те находят неподкупного репортёра и открывают миру глаза на гнусные махинации продажного правительства. И все счастливы! Ренегат искупает свою вину и строчит мемуары, дети вырастают и идут по стопам отца. Музыка, титры, Канны, «Оскар». Простите – лажа полнейшая. Дети мои, я… я не пошёл бы на это, даже окажись передо мной лепрекон и пообещай в награду подарить вашу фотографию. Знаете, почему? Потому что, несмотря ни на что, я всё-таки, мать его, – ПАТРИОТ. И поэтому я рву это письмо в клочки, а потом рву даже клочки!

Рвёт письмо.

Вот и всё. Сиджи, Рассел… не помню ваших лиц, но, видимо, это и к лучшему – будет легче принять неизбежное, когда в один прекрасный день пуля назначит мне рандеву. Это как чёрное сусальное золото, понимаете, да?.. Нет, газетные заголовки получаются только у газетчиков.
Сейчас где-то там, над крышей моей землянки восходит Полярная звезда. Что это? Свежая метеосводка? Сезон дождей ещё не скоро, вряд ли чем-то удивит, так что сразу в корзину. А, какого чёрта! Минутой раньше, часом позже… в жопу систему. Раньше начнём – раньше победим. Давайте украсим наш торт свечами. Как говорят у нас в Америке: «Мне так давно хотелось оживить это место!» – так пускай же рванёт как бутылка из-под газировки!

Жмёт кнопку. Раздаётся вой сирены.

ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА, ПОВТОРЯЮ: ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА! КОМАНДИРУ РЕЗЕРВНОЙ ЭСКАДРИЛЬИ «ДИНГО» ПРИВЕСТИ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ В ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ И ЖДАТЬ ДАЛЬНЕЙШИХ ПРИКАЗОВ! КОМАНДИРАМ УДАРНЫХ ЭСКАДРИЛИЙ «МЕДУЗА» И «НОСТАЛЬГИЯ» НЕМЕДЛЕННО ПРОИЗВЕСТИ ПОСТРОЕНИЕ ЛИЧНОГО СОСТАВА К ВЫЛЕТУ! БОЙЦЫ… РЕБЯТА! НАСТОЯЩИЕ ЛИ ВЫ ПАТРИОТЫ ИЛИ ИЗ ТЕХ ХИППИ, ЧТО РАСПУСКАЮТ НЮНИ, КОГДА В МАГАЗИНЕ КОНЧИЛИСЬ НОСОВЫЕ ПЛАТКИ? СТРАНА ГОРДИТСЯ ВАМИ! ЗАПУСКАЮ ОБРАТНЫЙ ОТСЧЁТ. СЛУШАЙ МОЮ КОМАНДУ! ЭКИПАЖИ – ПО МАШИНАМ! СМЕШАЙТЕ С ПЕСКОМ И ВОДОЙ ЭТОТ ПРОКЛЯТЫЙ И ЗАБЫТЫЙ БОГОМ РУК-АЙЛЕНД!
РЕБЯТА! С БОГОМ!

===========================
Riley Brody

Здравия желаю, миссис Броди! Ведущий третьего звена эскадрильи «Ностальгия» основного авиационного крыла Командования резерва ВВС США второй лейтенант Райли Маркус Броди спешит доложить по всей форме, мэм: не далее чем сегодня ему недвусмысленно намекнули, что в случае успешного исхода операции «Скайдайвинг» он может сверлить погоны для внеочередного первого лейтенанта! И-и-иха! Фантастика! Видел бы меня Грант… и Джей… и отец. И ты.
В каждом письме ты спрашиваешь, почему я так редко пишу. Ну, мамуль, это всё-таки армия, а не командировка… каламбур получился. Свободного времени в обрез, и всё уходит на зубрёжку Устава и учебного материала: здесь сила исходит из джунглей, от Острова… ты должен узнать землю… надо знать, где ты стоишь… тьфу!.. хотел написать: надо знать конструкцию своего «борта» как свои пять пальцев, его сильные стороны и слабые места, и вдобавок таковые у аналогов вероятного противника. А эти еженедельные правительственные поправки… Кроме того, мамуль, ты же понимаешь, не обо всём можно писать на гражданку. Цензура, секретность, ну ты понимаешь. Большая Военная Тайна, без шуток! Даже если вся так называемая операция заключается в том, чтобы долететь куда скажут, выбросить груз и вернуться. Это я, пожалуй, вычеркну.
Все наши ребята в части удивлялись моему крутому вертикальному карьерному взлёту. Мол, молоко ещё на губах не обсохло, а уже – второй лейтенант! Кто-то шутил, что меня повысили из-за калифорнийского акцента. Ха! Слащавые неженки, миротворцы с расписанным на годы вперёд жизненным планом нести всем и каждому свою демократию и свои же общечеловеческие ценности, отличные выпускнички Академии ВВС – знали бы они, где мне пришлось налетать часы своего первого боевого вылета… хотя нет, пусть лучше спят спокойно. Пусть лучше тот прошлогодний парашютный «залёт» снится мне одному.
Моей личной Академией стал Рук-Айленд, а её кампусом – кладовка аэровокзала полевого аэродрома Хойта в предместье его Городка. Имеется даже боевое ранение. И – да, я хорошо учился: день жизни на Острове шёл за месяц на материке, а то и больше.
Мамуль, я вряд ли смогу убедить тебя в том, что основной и практически единственной причиной моего вступления в ряды ВВС США была отнюдь не детская мечта стать лётчиком. Нет, бесспорно, «права» на самолёт, рекомендательное письмо и давнее увлечение споттингом мне здорово помогли, но не они послужили, что называется, определяющим фактором. Не исключено, что в другой раз я вполне удовлетворился бы лётным свидетельством частного пилота и, довольный как Чеширский Кот, гонял бы туда-сюда какой-нибудь подержанный гражданский джет, катая Дейзи с Лизой на Восточное побережье. Но в этой жизни, мамуль, на моём пути нарисовался великий и ужасный остров Рук. И на своём экране кругового обзора показал мне – МЕНЯ. Высветил зелёным мой контур, а красным – проложенный курс. И Райли снял свою бейсболку козырьком назад и взял под козырёк… опять каламбур. Не уверен, имею ли я право говорить о таком – всё же это весьма и весьма личное! – но, с другой стороны, умолчать об этом было бы непорядочно по отношению к тебе. Пожалуй, скажу. Это нелегко. Как заправляться в воздухе или лететь вслепую.
Когда не стало отца, эстафету принял Грант, пообещав приглядеть за нами – и у него, честное слово, здорово получалось! Вся фамильная серьёзность Броди досталась мне… о!.. сколько раз тихоня Райли разруливал разборки нашей горячей головы Кита!.. кстати, как он там, не знаешь? Я за него переживаю. О нём ничего не было слышно последнее время.
А от Джея помощи было как от козла молока – и в этом, ха, не могу с тобой не согласиться. Чувак вечно делал что хотел, да? Но именно он, а не Грант, всегда был – и остаётся! – моим героем, пускай и немножко приукрашенным, додуманным до какого-то подсознательного шаблона, потому что Гранта, по правде сказать, додумывать было уже некуда, потому что… не знаю почему. Вот доктор Фрейд, надо полагать, знал бы. Куда уж нам, простым вторлеям…
Да, Грант и Джейсон. Судьбе было угодно, чтобы всё сложилось именно так, а не иначе, и она, зевая, уже предначерчивала в семейной скрижали младшему Броди занять их место – как грянул гром, хлынул тропический ливень, и Рук-Айленд, стараясь перекричать мат и пьяную стрельбу наёмников Волкера, вырвал у неё из рук истрёпанный фолиант и небрежным, но не допускающим возражений размашистым росчерком вывел резолюцию: занять их место (зачёркнуто) – НАЙТИ И ЗАВОЕВАТЬ СВОЁ.
Я скучаю по тебе, мамуль. Скучаю по Гранту и Джею. Интересно, что с ним. Женился на той свирепой царице лесных воинов и стал вождём? Или… нет, не может быть, чтобы и Джейсон… не-не-не-не-не, прошу, он слишком… оболтус, чтобы просто так сдаться! К слову сказать, мамуль: когда я спросил его, правда ли, что Грант умер, наш спортсмен, скалолаз, сноубордист и разрисованный наколками Воин только мрачно поджал губы и ничего мне не ответил. Помню, мне отчаянно захотелось бросить штурвал вертолёта и заорать: «Джейсон, Лесной Воин или как там тебя ещё – ты считаешь меня идиотом?! Мы же братья, мы же вместе, да?! Ты пытал меня – а сделал бы ты то же самое, предвидя, что Хойт всегда играет краплёными картами, и у него в рукаве – вторая камера?! А теперь ты не хочешь сказать мне о Гранте?! Ты издеваешься?! Да ты упоротый!» Но бросать штурвал можно только в случае катапультирования, когда… а, неважно. По-видимому, что-то почувствовав, Джейсон приобнял меня – мы уже вырвались с Южного острова – и неожиданно начал рассказывать, как они сбежали из лагеря Вааса. Он всё говорил и говорил, а моё восприятие, обострённое до предела то ли адреналином, то ли чем ещё, будто скрещивало на лобовом стекле кабины огненные параллели: один брат с помощью другого, старшего и более опытного, спасается из плена и через некоторое время точно так же спасает младшего. Безумно хотелось верить, что горючего хватит, и вертолёт вывезет, и наше бегство окажется более удачным, чем… чем его с Грантом. Горючего хватило тютелька в тютельку до какого-то горящего особняка, дальше мы шли пешком. А дальше ты знаешь.
Засим, как писал твой любимый Диккенс, я откланиваюсь и запечатываю это сумбурное письмецо для полевой почты. Целую-скучаю-обнимаю, с военно-воздушным приветом, твой летун – Райли.
P.S. Да, совсем забыл, мамуль. Как будешь у… папы, положи, пожалуйста, и от меня пару орхидей. И Гранту, разумеется, тоже – гиацинтов, если не трудно. В конце следующего месяца мне положен отпуск, и мы…

Раздаётся вой сирены.

Что за чёрт?

ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА, ПОВТОРЯЮ: ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА! КОМАНДИРУ РЕЗЕРВНОЙ ЭСКАДРИЛЬИ «ДИНГО» ПРИВЕСТИ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ В ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ И ЖДАТЬ ДАЛЬНЕЙШИХ ПРИКАЗОВ! КОМАНДИРАМ УДАРНЫХ ЭСКАДРИЛИЙ «МЕДУЗА» И «НОСТАЛЬГИЯ» НЕМЕДЛЕННО ПРОИЗВЕСТИ ПОСТРОЕНИЕ ЛИЧНОГО СОСТАВА К ВЫЛЕТУ!..

Моё звено в «Ностальгии»! Но почему раньше графика?

… БОЙЦЫ… РЕБЯТА! НАСТОЯЩИЕ ЛИ ВЫ ПАТРИОТЫ ИЛИ ИЗ ТЕХ ХИППИ, ЧТО РАСПУСКАЮТ НЮНИ, КОГДА В МАГАЗИНЕ КОНЧИЛИСЬ НОСОВЫЕ ПЛАТКИ? СТРАНА ГОРДИТСЯ ВАМИ! ЗАПУСКАЮ ОБРАТНЫЙ ОТСЧЁТ. СЛУШАЙ МОЮ КОМАНДУ! ЭКИПАЖИ – ПО МАШИНАМ! СМЕШАЙТЕ С ПЕСКОМ И ВОДОЙ ЭТОТ ПРОКЛЯТЫЙ И ЗАБЫТЫЙ БОГОМ РУК-АЙЛЕНД!
РЕБЯТА! С БОГОМ!

Мы что, летим бомбить Остров?! Чёрт, это судьба, судьба… ладно, ладно… что… а… а… я не знаю, что делать! Джей сказал бы: «Используй Силу!» – о, спасибо, а сам не хочешь? О, чёрт, чёрт, чёрт… боже, боже! Потом допишу! Боже мой, боже мой, боже мой! А что с прогнозом? А что если погода нелётная? Хорошо, хорошо, я смогу, смогу… да! Да! Ладно… о, это круто!

===========================
Pirate & Privateer

Felipe. Да, Марко. Говори.
Carl. Фелипе? Ты Фелипе, да?
Felipe. Алло? Кто это?
Carl. Чувак, я, наверное, ошибся. Мне нужен Фелипе. Он вообще… здесь? Фелипе где-то рядом?
Felipe. Кто. Это.
Carl. Карл я. Вольнонаёмный доблестной армии Хойта Волкера – босса твоего доброго босса Вааса. Фелипе меня не знает, но у меня есть кое-что для него, если ему интересно. Я перезвоню. Ты ему передай, окей?
Felipe. Карл? Круто. Это как король британцев, что ли?
Carl. Да не. В честь Юнга. Мои яйцеголовые предки были пацифисты.
Felipe. Buenas, Карл. Я Фелипе. Как испанский король. Искал меня, amigo?
Carl. Привет, Фелипе. Ja, искал. Вас, чёрных, ещё поди различи!
Felipe. Невероятно, Карл. Вот же сраный расист. Не просекаю, как тебе этот гон с рук сходит. Что за хернёй тут воняет? А, белый мусор, тьфу! Это тебе не Америка, gringo, здесь за такое дерьмо… Я не чёрный, я el latino. Потомственный Фелипе Мэндо Рохас, чтоб я сдох! Эй, дубина! Если ещё раз такое услышу – слышишь, cabron? – я найду твою белую задницу и сделаю очень, очень, очень плохую вещь. Я обработаю тебя по полной программе! Я не шучу! Santo Dios! Почему я вечно это делаю? Почему вечно я человек, делающий плохие вещи? Это дерьмо! И я мокрый. Взгляните! Это не жизнь пирата, о которой я мечтал!
Carl. Послушай, давай сделаем передышку… Плохое начало.
Felipe. Всё в порядке. Я успокоюсь, братец. Успокоюсь. Смысл в том… Ладно. Смысл в том, что я тебя убил – уже. И дело не в том, что я ёбнутый. Усёк? Я не боюсь тебя, солдафон!
Carl. Успокойся уже, мы на одной стороне, Kamerad. Кстати, у меня – твой сотовый, тот, который «привет из нулевых», с лейкопластырем. Кто-то из ребят подобрал, на западе вашего сраного острова. Отдам при встрече… может быть.
Felipe. День рождения не сегодня, но ты, похоже, Санта. Отдай это мне или пожалеешь! Хотя… оставь себе, amigo. Загонишь какому-нибудь забулдыге за пригоршню местной дури. У меня новая клёвая мобилка, реально клёвая. Угадай, откуда? Ваас подарил! Хвастался, что у самого Броди отжал… И это хорошо – я люблю ценные вещи. (Настораживается.) Прости, что ты сказал? Что ты сказал? При какой ещё, ****ь, встрече?
Carl. О, милая, а разве ты не хочешь пригласить меня в гости? Ну, тебе жить… позвоню Бенджамину – после того, как ваш вожак-психопат отправился кормить рыб, он же у вас теперь главный, ja?
Felipe. Бенни, да… Callate, hombre mono, por favor! Почему я должен слушать всю эту…
Carl. Заткни хлебало, кретин! Если тебе в кайф ходить под этим уёбком – сам сейчас положу трубу, говно вопрос. Только подумай-ка о будущем, mein Lieber Schwein, а я тебе немного помогу. Отмотаем время на годик взад. Не успел остыть труп Вааса, как половина ваших безмозглых макак в драных балаклавах и охуенно камуфляжных красных футболках разбежалась, как чёртовы жуки, по всему острову и, как могли, перемешалась с местным населением. Ассимилировались, завели убогое хозяйство и начали заплывать бюргерским жирком. Половина оставшейся половины из-за нихуя перегрызлась с другой половиной и отправилась вслед за Монтенегро. Последние из могикан сидят на жопе, дуют шмаль и… сказал бы «ковыряют в носу» – но подцепленный от шлюхи триппер лишил многих бедолаг и этого нехитрого удовольствия. Чуешь, как заиграла смыслами сакраментальная фразочка покойного Вааса: «Только у меня здесь член»? Ты понимаешь, herr Фелипе, в чём прикол-то, а? Смерть Вааса всем на руку! Над Северным островом восходит солнце, новый пиратский босс Бенджамин Великолепный вываливает на крыльцо чужой развалюхи с дырявой соломенной крышей, приглаживает вшивый командирский ирокез, опохмеляется из квадратной бутыли каким-то дурнопахнущим пойлом, морщась от боли, ссыт на убитого им деревенщину – жжёт словно огнём, надо было взять резинку! – потом поднимает к востоку опухшие буркалы – и с омерзительной ясностью осознаёт, что это – даже не начало конца, а его ****ый апофеоз. Что ещё несколько таких восходов – и догонит закономерный передоз, цирроз печени, рак лёгких, а не то и нежданчик под рёбрышко от верного подельника, обиженного нечестным дележом скудной добычи. Ещё несколько восходов – и вы все тут повторите судьбу японских солдат. Аккуратным рядком, как утонувшие детишки, уляжетесь в песок с водой и… знаешь, что такое песок с водой? Думаешь, грязь? Нет, брат, – это ваша братская могила. Сам сплюнь, Фома неверующий! Так и будет, помяни моё слово! А всё потому, что в нужное время и в нужном месте у пиратского босса Бенджамина Великолепного не было камрада Карла Мудрого, который содрал бы с него розовые солнцезащитные очёчки, отобрал бы бутылку, усадил бы на крылечке асьенды, погладил по ирокезу – и заорал бы ему на ушко: «Подумай-ка о будущем, босс! А боишься сам – так давай вдвоём!» Но нету у Бенни такого Карла… а у тебя, Фелипе, есть.
Felipe. Прям в точку. До слёз, hermano. Продолжай.
Carl. Ты думаешь, Карл накопал про вас инфу, а теперь выделывается под телепата? Хера лысого. Просто у нас на Южном острове – те же яйца, только в профиль. Думаешь, когда Белоснежка заколол Хойта, вся его Компания моментально рассыпалась как карточный домик? Да дезертировали считанные единицы, а добрые две трети нашего личного состава наотрез отказывались верить происходящему и наперебой уверяли друг друга: не-а, бред, это развод, беги если хочешь, а я останусь, я работаю на Хойта уже семь лет, он не умер, это проверка, кто ему верен, а кто нет, я остаюсь, пятое-десятое… Кое-кто не унимался, даже когда опознали тела Волкера и предателя Бекера. Улюлюкали: «Он убил друга – я убью его! Найдите того, кто это сделал!» – а потом корчились в луже собственной крови и хрипели: «Не дай мне умереть!» Как же мы всё-таки обожаем строить иллюзии и, даже имея на руках жалкую пару, нелепо блефуем и самонадеянно идём ва-банк. Только вот чаще всего оказывается, что в свою ложь верим только мы сами.
Я, Фелипе, на Острове с первого набора. Я хладнокровный убийца. Я здесь, чтоб сражаться. Хорошо, что я не заключил контракт с дядей Сэмом. Здесь гораздо лучше – жратва, безнаказанность… Опять бежим и ждём, прямо как в порте Джексон. Сначала стреляй, а потом задавай вопросы, и останешься в живых! Нет ничего проще. Благородная профессия! Так думал я целую жизнь назад. Когда мы прибыли, над Островом ещё витал дух 80-х, когда здесь крутились большие деньги и всех кормили шахты. Как это место стало таким? Оказалось, ничто и впрямь не вечно, и за каких-то несколько лет вся промышленность накрылась жопой. Всё пошло прахом – что, казалось, Хойта лишь взбодрило, ибо расчищало плацдарм для его работорговой деятельности. Почему я позарился на эти гроши? Хоть платят стабильно. Всё жена: найди работу, найди работу… заткнись, овца! Здесь я мужик! Отправлю деньги домой, со следующей получки. Нужно было попросить прибавки, это несложно. Главное – не злить Хойта, иначе он тебя прикончит. Представь, как тут расти? Мне приходилось бывать в таких местах. Тогда была какая-то надежда, какая-то… идея, что ли… какая-то вера в светлое завтра, за которое не жалко и жизнь положить. Тогда я делал зарубки на прикладе: ещё три недельки – и домой. Теперь я это дурацкое место ненавижу. Теперь мой дом – этот остров, но я больше не хочу за него умирать. Чёртова жара… освежиться бы. Этот остров меня пугает… здесь хоть динозавров нет. Меня тошнит от этого места. Этот остров и все на нём могут катится в ад! Это место слишком безумное… даже для меня. Что… за хрень? Чёрт, почему я сплю в этой дыре? Чего мне сейчас не хватает? Нормальной постели. И я по-прежнему хочу быть хорошим солдатом. Вот идиот. Играю в покер, чтобы не сойти с ума, ja? Главное – уметь читать чужие мысли… пудрить чужие мозги… выдавать желаемое за действительное, ja?.. и на завершающей раздаче, не сходя с места, жесточайшим образом обманываться в своих ожиданиях. Хойт болтал со всеми рекрутами – и где теперь Хойт и его румяные новобранцы? Он трепался с Ваасом – и где теперь Ваас? Маменькин сынок Броди прошёл сквозь ряды моих ребят как скальпель проходит сквозь глазное яблоко – и где все они теперь? Где Фостер, Майк, мой дружбан Стив? Бамби Хьюз, первоклассный киллер и отбитый на всю голову пидор, хотел сесть на Белоснежку верхом – и где теперь Бак? Сэм Бекер, правая рука Волкера и реально крутой ублюдок, пугал меня как ребёнка пугает прячущееся под кроватью Чернильное Чудовище – и где теперь этот оборотень? В конце концов, где сам Броди, зачинщик всего этого ахтунга? Неужели ваша мистическая богомолка, не мудрствуя лукаво, после ритуального спаривания отправила своего непобедимого ёбаря к его американским праотцам? Я бы не удивился. У тебя есть семья, пират? Надеюсь, семья в норме.
Felipe. Si, есть. Ты злишься, Карл, ты злишься. Окей, я понимаю, понимаю. Ведь без семьи кто мы, ****ь, такие? Когда-то я ради семьи мог сделать что угодно, я убил впервые ради семьи. Но этого ей было мало. Не-не-не-не-не, прошу… а Остров… тут было прекрасно. И снова будет. (Резко ожесточается.) Чёртовы повстанцы! Подавитесь этой дырой! «Мы очистим тут всё от пиратов – Цитра обещала!» Когда впервые я это услышал, не помню, кто сказал эту хрень, я – бум! – убил его. Смысл в том, окей, он был прав. И тогда я стал видеть это везде. Везде, куда ни глянь – эти болваны… куда ни глянь, делают точно одно и то же снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова. И думают: «сейчас всё изменится. Не-не-не, прошу! Сейчас всё будет иначе». Ваас крепко зациклился на Броди, что-то в этом парне просто выводило его из себя. Не думаю, что он остановился бы, пока яйца Джейсона не оказались на блюде. Но всё началось задолго до Белоснежки. Ваас затянул всех нас в войну с Цитрой… Сколько трупов, а? Грязное дело. Но вопрос времени. Выйдем все против людей Цитры. Победитель будет один. В этот раз с Цитрой разберёмся. Никаких скидок. Ты думаешь, что я вру, но это правда. Вот увидишь. Время покажет, что я прав.
Carl. Кстати, телефончик твой – дерьмо. Ладно, хватит лирики. Покончим с этим дерьмом. Фелипе, клянусь богом, мужик, это, правда, прекрасно, что ты готов умереть за любимую семью – ведь именно этим всё и закончится. Именно это будет тем Великим Изменением, которое остановит наше точное повторение одного и того же действия – раз за разом, день за днём, год за годом, вечность, сука, за вечностью. Именно смерть остановит… наше… безумие. Взгляни на этих очаровательных зверушек! О-о-о! Животные – настоящие убийцы. У них нет ни совести, ни эмоций. Ты видел, как эти твари едят? Не сказал бы, что это приятно. а еда может протухнуть, если её не съесть, ja? Главное, что они делают своё дело и спокойно спят по ночам. Достойно уважения. Я считал себя таким же. Остров Рук показал мне – МЕНЯ. Он отшил меня, как будто я сраный новобранец! Но кривым оказалось не зеркало. Я должен что-то с этим делать.
Felipe. Что ты задумал, che?
Carl. Nein, nein, nein… oder ja… Erledigt! Мы убьём двух свиней одним камнем. Нам нужно – ОБЪЕДИНИТЬСЯ. Стать одним веником. Поодиночке нас переломают. А вместе мы сами всех их выметем отсюда. Halt, не спорь со мной! Это задание для двоих, и ты нужен мне здесь. Начнём с главного. Восстановим справедливость!
Felipe. А?
Carl. Найди этого дармоеда Бенни, сделай свою очень, очень, очень плохую вещь и избавься от трупа. А после этого свяжись со мной на этой частоте. Только послушай, как звучит: босс Фелипе Мэндо Рохас, чтоб я сдох!
Felipe. О да, я слышу тебя. Типа кнут и пряник, а?
Carl. Фелипе, ты знаешь, что такое армия?
Felipe. Да я сам служил, даже жетоны имеются! И благодарность в приказе!
Carl. Тогда ты должен понимать, что армия – это не кучка скучающих вояк, от нехуй делать гоняющих островитян по минным полям, и не банда обдолбанных вусмерть алкашей в горнолыжных очках и с красными тряпками на мордах, что шугаются собственной тени. Армия – это, прежде всего, сильный и уважаемый командир. Ваас был таким, Хойт был таким… Сэм. А теперь спроси себя: таков ли ваш Бенни? И таков ли ты сам, Фелипе? А пока будешь обсасывать моё предложение, bitte, прими к сведению ещё кое-что. Знаешь, почему этот ушлый демон Хойт позволил местным барыгам торговать оружием и смотрел на это сквозь пальцы, а? Да чтобы держать своих цепных псов в форме! А теперь посмотри, во что эта вольница вылилась после смерти сильных мира сего. Последний пейзан вооружён лучше нашего штурмовика! Это называется, Фелипе, наступить на собственную мину. Кое-кто просто этого не понимает. Так что там с моим предложением? Решил? Как говорят у нас в Америке: «Если нет денег на ставку, не трать моё время зря».
Felipe. Дрезденский трюк, Карлито? Двойная прибыль? Одобряю! Ты думаешь, мне слабо? Ладно, дело плёвое, верно? Сделаем это. Обсудим детали? Объясни мне, как…
Carl. Потом, за столом. Тут кругом уши. Хорошо. Ты в игре. И если проболтаешься о нашем разговоре – считай, ты труп. Я тебя живьём сожру. (С наслаждением потягивается.) Славный сегодня денёк! Фантастика! Прекрасная погода! Аж задница вспрела. Хоть дождя нет. В жопу этот рай.
Felipe. А что насчёт твоей семьи, компаньон?
Carl. Не лезь не в свои дела, латинос! Пусть тебя не волнует моя семья! Только по моей милости твоя башка не красуется на антенне моей машины! Поэтому будь любезен, начни волноваться насчёт моего предложения!
Felipe. Окей, Карл. Окей. Ладно. (Задумчиво передразнивает.) Остров Рук показал мне – МЕНЯ… да ты поэт, бош! Как этот, который «Полёт валькирий» написал, как его… там, тада-там-там, там, тада-там-там!
Carl. Ach, mein Gott… Вагнер, Рихард Вильхельм… там, тада-там-там, там, тада-там-там! Ах да! Scheisse! Совсем из головы вылетело! Слушай, ты там особо не затягивай, нам бы поспешить с этим делом!
Felipe. Прости. Мне не нравится, как ты со мной говоришь. Окей? Мне не нравится твой тон, Карл. В чём подвох?
Carl. Свято место пусто не бывает, Фелипиньо. Срань господня, этот Остров…
Felipe. Не упоминай имя Господа всуе! А Рук-Айленд… да он вообще никому и в *** не впился. Вообще.
Carl. Ещё раз посмеешь перебить меня, muchacho, – и я пошлю своих ребят перебить твоих в Берас-Тауне, verstehen? А немцы знают, как надо жечь.
Felipe. Да, тебе повезло, что Хойт тебя не убил. Успокойся, блин! Молчу я, молчу!
Carl. Не сегодня завтра сюда пришлют замену Волкеру. И ****ец – и нашим, и вашим. Новая метла всегда метёт по-новому. И пыль в таких случаях летит до небес. Я опечален. Ja. Смекаешь, к чему клоню?
Felipe. Это война. Остров будет полыхать, а мы посмотрим на это из партера. Arriba!
Carl. Ты сказал, не я.
Felipe. Так. Я решил, да. Забьём стрелу. Давай через пару дней. Si. Координаты скину.
Carl. Wunderbar! Я снова счастлив! Ну всё. Береги себя. Auf Wiedersehen – или, точнее, Bis Dann! Ты уж не мешкай… компаньон. Удачи. Tschuss! Ciao!
Felipe. Hasta la vista, baby! Adios! Ну и жара, блин… лучше пристрелите меня… на *** эту жару… AVE MARIA!
Carl. Was ist das?
Felipe. СНЕГ ХЕРАЧИТ!
Carl. Was? Снег? Наверное, глюки.
Felipe. Засохни свой гербарий, наёмник! Провалиться мне на этом месте, если я не могу отличить прихода от самого что ни на есть арктического, мать его, снегопада! Матерь Божья, мы же в тропиках…
Carl. Ach du meine Gute! Теперь и у нас зарядил! Какого!.. да вы что, ****ь, издеваетесь?
Felipe. Ой, не к добру это, ой, не к добру…
Carl. Тихо.
Felipe. … может, вулканический пепел? Горят же под землёй торфяники! Лопни мои глаза – чистейшей воды снег! Хотя бы не жёлтый…
Carl. ТИХО, ****Ь!
Felipe. Что такое? А… это… вроде как… не вертолёты – самолёты, да? Хорошо организованы. Мы ближе всех. Я отсюда вижу! Самолёты, чёрт! Они идут сюда! Чего им надо, а?
Carl. Лёгкие бомбардировщики… да ладно! «Инвейдеры»? Гроза вьетнамских партизан… дождались. Прощай, брат. Finita la commedia. Рад был поболтать, Фелипе Мэндо Рохас… чтоб ты сдох. Увидимся в следующей жизни. Сядем на солнечном пляже, выпьем холодного пива… да, это будет неплохо. Правда, с мобилой твоей неудобно получилось. (Напевает «Полёт валькирий».) Там, тада-там-там, там, тада-там-там!..
Felipe. Ка… какого хрена? Что за чушь ты несешь, немчура? Значит, не снег, да? Нас опыляют какой-то химической заразой, да? Мы все умрём, да?
Carl. У меня для тебя две новости. Хорошая: преемника у Хойта не будет. Плохая… плохую ты только что озвучил сам. Я разглядел, чем угостят непрошеные Gaste [ге'стё]. Паскудная хренотень… Женевской конвенцией одобренная едва ли. Поверь мне, пират, это куда хуже напалма. Ты лучше молись, чтобы одна из посылочек докувыркалась до земли целёхонькой и размозжила тебе череп. Убегать, прятаться… это лишь продлит твои мучения.
Felipe. А?
Carl. Говорю, молитвы знаешь?
Felipe. «Отче наш».
Carl. С языка снял. Начинай.
Felipe.
Padre nuestro que estas en los cielos!
Santificado sea tu Nombre,
Venga a nosotros tu reino,
Hagase tu voluntad asi como es en el cielo, en la tierra.
El pan nuestro sustancial de cada dia danosle hoy.
Perdonanos nuestras deudas, asi como nosotros perdonamos a nuestros deudores.
No nos dejes caer en la tentacion, mas libranos del maligno.
Pues tuyo es
El Reino,
El Poder
Y la Gloria,
Ahora y siempre y por los siglos de los siglos.
Amen.

[Па'дрэ нуэ'стро кэ эстас эн лос съелос!
Сантификадо сэ'а ту Номбрэ,
Бэ'нга а носотрос ту рэ'ино,
Агасэ ту болунтад аси' комо эс эн ель съело, эн ля тьерра.
Эль пан нуэ'стро сустансья'л дэ када ди'а даносле ой.
Пэрдонанос нуэ'страс дэ'удас, аси' комо носотрос пердонамос а нуэ'строс дэудорэс.
Но нос дэ'хэс каэ'р эн ля тэнтасьё'н, мас ли'бранос дэль мали'гно.
Пуэ'с ту'ё эс
Эль Рэ'ино,
Эль Подэ'р,
И ля Глория,
Аора и сьемпрэ и пор лос си'глос дэ лос си'глос.
Амэ'н.]

Carl.
Vater unser, der du bist im Himmel,
Geheiligt werde Dein Name,
Dein Reich komme,
Dein Wille geschehe, wie im Himmel so auf Erden.
Unser tagliches Brot gib uns heute.
Und vergib uns unsere Schuld, wie auch wir vergeben unseren Schuldigern.
Und fuhre uns nicht in Versuchung, sondern erlose uns von dem Bosen.
Denn Dein ist
Das Reich
Und die Kraft
Und die Herrlichkeit
In Ewigkeit.
Amen.

[Фатер У'нзер им Хи'ммел,
Гехайлихьт верде Дайн Наме,
Дайн Райх комме,
Дайн Ви'лле гешее, ви им Хи'ммел зо ауф Э'рдэн.
У'нзер тэ'глихес Брот гиб унс хойте.
Унд фэрги'б унс у'нзэрэ Шульд, ви а'ух ви'а фэргэ'бен у'нзэрэн Шу'льдигерн.
Унд фию'рэ унс нихьт ин фэрзу'хун, зондэрн эрлёзе унс фон дэм Бёзэн.
Дэн Дайн ист,
Дас Райх,
Унд ди Кра'фт,
Унд ди Хе'рлихкайт,
Ин Э'вихкайт.
А'мэн.]

===========================
Dennis Rogers

Selamat tengah hari [селама'т тенгаха'ри], маленький Воин, kia ora [кьёра]. Вот, подарок для тебя – букетик лотоса. Всей Аманаки собирали. Символ чистоты – знаешь почему? Рождается на свет из мутной болотной воды – и остаётся незапятнанным. Живёт всего три дня и три ночи – и не успевает нагрешить. Совсем как ты, мой маленький ракьят, совсем как ты… Боги забирают самое красивое – цветы, людей, музыку… любовь. Красота многолика, мой друг. И недолговечна – прямо как эта падучая звёздочка.

Декламирует нараспев.

Эй, ночь,
Стань моим другом.

Стань моим другом
И научи
Читать тебя
И видеть
твой свет.

Чтобы было светло
Не только
Глазам,
Но и сердцу.

Cinta yang ada dibalik awan, [Чи'нта янг а'да дибали'к ава'н]
Getarkan rindu padamu, [Гета'ркан ри'нду падаму']
Citra suratmu bagai baris hujan, [Ци'тра сура'т бага'й бари'с хужа'н]
Gerimis dalam jiwaku. [Гери'мис да'лам живаку']

Спи,
Спи, малыш.
Я сочиню молитву для тебя.
Чтобы побороть голод,
Чтобы снять усталость.

Там
Ветер, не переставая,
Разносит
Твою песню тоски
Об отце.

Должен ли я рассказать тебе про твоего отца? Не изменит ли это твоё к нему отношение, когда вы встретитесь? Семейные узы ослабляют…
Год тому назад я нашёл его на берегу. При последнем издыхании. Джейсон Броди, человек, который сбежал из лагеря Вааса, едва не утонул, потерял старшего брата, поймал несколько пуль – а, не бойся, это было безопасно, но он потерял много крови. Загорать на пляже с пиратами? Безумие. Я совершил над ним таинство первого татау. Никто не видел того, что видел Деннис.
Остров призывает сильнейших – он позвал меня. Как и Джейсон, я когда-то был здесь чужаком. Остров Рук показал мне – МЕНЯ. Сына генерала Либерии, чёрного человека без семьи и прошлого, одетого в форму мёртвого морского пехотинца, которого волею судьбы звали так же. С татау на руке – знаком того, что он особенный, что у него душа воина… Особенный, ха! В детстве нас называют вундеркиндами и прочат блестящее будущее – о, малыш, ты вырастешь особенным! – а потом тычут в нас пальцем и презрительно цокают языком – глядите, какая цаца, мнит себя особенным, мы ему не ровня, падите ниц – идёт Мистер Особенный! И мы, мечтавшие стать космонавтами, пожарными, миллионерами, киноактёрами, рок-звёздами или, на худой конец, просто героями, становимся обыкновенными уважаемыми ПОТРЕБИТЕЛЯМИ. И наши магические татау превращаются в обычные тату. И жизнь катит дальше как камень с горы. Но мне повезло: жители острова, ракьят, приняли, и я стал одним из их племени. А теперь и Джейсон.
У ракьят есть древняя легенда. Я помню её наизусть. Когда-то давным-давно здесь было озеро с лотосами и чистой водой. Берега его были из мягкого песка, и воздух наполнял аромат цветов. Но под его поверхностью жил великан, поедавший любого, кто подходил к озеру. Воин из Северного царства прознал о великане и поклялся его убить. Он нанёс татау на своё тело, взяв силу из Земли Мёртвых. И когда он был готов, то пошёл по по Пути к озеру с лотосами. Великан восстал из его вод, и воин поднял свой кинжал. Им он отсёк голову великана от тела. Голова великана упала на землю и стала нашим островом. А потомки того воина стали ракьят – нашим народом.
Задолго до меня на Остров явился новый гигант. Он отнял у Вааса его разум, соблазнил деньгам, наркотой, властью – и наш собрат бросил нас, стал чудовищем и принялся порабощать тела и души ракьят. Цитра подняла всех на священную войну против собственного приёмного брата – но нас было слишком, слишком мало. И тогда из Северного царства пришёл другой воин. Он сразился с отступником Ваасом, и силы их были равны, и в поединке не было ни победителя, ни побеждённого, и сражение завершилось большой кровью – и ничем. Каждый из воинов унёс на своём лице страшную боевую отметину. Противника Вааса звали Деннис, Деннис Роджерс.
И вот теперь, вынимая из Джейсона пули и доканчивая татау, я понял, что Остров принял в свои ряды нового Воина. Все знаки указывали на то, что ему удастся одолеть великана… при удаче. «Ты мне поможешь?» – спросил он. И я ответил: «Тебе не понадобится ничья помощь. Джунгли говорят через Воина. Путь ведёт в сердце джунглей. Следуй по Пути, и найдёшь ответ». «Что за чёрт?» – отбивался он, глядя на свою руку и стараясь дотянуться до моего же ножа. Я объяснил, что боль от татау – это как укус дикого зверя, который может выдержать лишь храбрый. Что его побег – знак того, что расклад сил поменялся. Что нашим людям нужны добрые вести. И что это – только начало.
Мы все одинаковы, малыш. Отличаются те, кто не действуют. Это разница. Мы – продукт общества, в котором живём. Мы боимся убивать не потому, что действительно этого боимся – а потому, что нас с детства дрессируют реагировать на убийство именно так. Остров открывает, насколько мы ошибаемся, считая себя уникальными – на самом деле мы живём согласно нормам и морали, которые ещё и не нами придуманы. Общество делает нас одинаковыми не со злым умыслом, просто ему так удобнее – одна мораль на всех. Но важно не плыть по течению авось куда и вынесет, иногда стоит остановиться и поразмыслить – кто я и чего на самом деле хочу. «Кем я стал?» – с горечью вопрошал перепачканный чужой кровью Джейсон. «Отпусти прошлое, – отвечал я. – Ты отправился по Пути. Дойти до центра можно, лишь отбросив прошлую жизнь прочь. Запомни – теперь МЫ семья. Общество научило проигрывать, не природа. Упражняй тело, ум догонит, а татау позволит тебе раскрыть твою суть. Ты бежал из рабства. Ты выжил. Пора драться!»
Общество, в котором мы живём, малыш, определяет нас, учит своему языку, этике и тому подобному. Окружение меняет нас постоянно. Формируя нас, оно не оставляет нам места для нашего «Я», ибо мы – зеркальное отражение этого окружения. Джейсон изменился, взяв в качестве кирпичиков для строительства самого себя черты людей, с которыми ему пришлось столкнуться: например, умение отнять чью-то жизнь. На Острове Рук такое не вызывает сожалений: воин охотится и доверяет инстинктам. Так издавна заведено. Как там говорят в Америке? «Всё когда-то бывает в первый раз». Джейсон стал хищником и убийцей, стал частью Острова, даже не осознав этого. Но всё же он смог притормозить и задуматься над тем, кем является на самом деле и чего он хочешь от жизни. И только тогда он, наконец-то, стал взрослым. Взросление – это когда начинаешь понимать мир, в котором живёшь. Нужно сойти с нахоженной тропы – это всегда приносит заслуженную награду.
Я показал Джейсону Путь и пробудил его натуру – но силу победить врага дать не мог. Пред ним пали ниц все священные камни Острова, но провести к Центру могла лишь Цитра. «Скажи мне, кто я!» – ревел Джейсон, уходя в бой против своего убийцы. «Ты – воин! – говорила она, отсекая одно сомнение за другим. – Твои чувства затуманены другими. Ты идёшь их Путём, а не своим. Но я чувствую в тебе огонь. Ты живёшь ради битвы. Ты бесстрашен. Каждый, с кем ты сражаешься, погибает и заслуживает этого. Ты победишь любого, кто встанет на твоём Пути. Ты носишь татау. Ты чувствуешь джунгли вокруг. Здесь все равняются на тебя. Ты можешь всё изменить. Ты – Центр этого мира. Ты – РАКЬЯТ!»
Джейсон победил великана. Но в первую очередь он победил своё эго, свои страхи и свою неуверенность в завтрашнем дне. Впервые он полностью управлял своей жизнью и судьбой. Таков истинный Воин.
Но настоящий Воин – всегда одиночка. Не стал исключением и Джейсон. Лучший среди своих, он отказался от прежнего мира, но не стал совершенным. Путь освободил его, но очищение не завершилось. Его тянуло назад – к тому, кем он когда-то был. «Я люблю тебя, Джейсон! – кричала Цитра как раненая пантера. – Но ты не даёшь мне отдать всю любовь! Я хочу помочь тебе! Любить тебя таким, какой ты есть! Боготворить того, кем ты стал! Большой, сильный, могучий Воин! Все татау будут твоими… если выживешь!» А я стоял поодаль и лакал бутылку за бутылкой этот отвратительный «WET NOSE», чтобы заглушить в себе полыхающую ревность. Не могла же, в самом деле, моя богиня действовать исключительно в личных интересах! Не-не-не-не-не, прошу, только не она! Видимо, что-то уловив, Цитра сделала мне знак подойти. Еле стоя на ногах, я подковылял к властелине, пал на колени и залепетал: «Прости меня, Цитра! Я люблю тебя! О, что я наделал…» Жрица войны поправила на мне очки и молвила: «Мой верный Деннис! Я тоже люблю тебя. Как любила брата, как люблю каждого из моих ракьят. К сожалению, большего я себе позволить не в силах. Просыпаясь утром, я думаю: счастливы ли мои люди? Для моего отца племя было превыше всего. Я сохранила это отношение. И ожидаю от вас если не того же, то хотя бы понимания. Кроме того… – тут она озорно улыбнулась, выхватила свой маленький «боуи», и я шлёпнулся на колени вновь. – Кроме того, Деннис, кому как не тебе я могла бы доверить поставку оружия? Senapanka bawa [сенапа'нка бава']! Я думала, ты любишь шутки!» Глаза её при этом были грустны, с моих же будто спала пелена. Как там говорят в Америке? «В каждой шутке есть толика правды». И ещё говорят: «Истин всегда как минимум две».
Боги, я мог бы выбрать любую из девушек Аманаки, они симпатичные, правда… красивые, даже очень. Но моя душа принадлежала одной. Я был ослеплён своей любовью, да! Но Цитра открыла мне глаза, и я прозрел. Джейсон – нет. Я говорил ему: «Мы все одинаковы. Отличаются те, кто не действуют. Это разница». Потом говорил: «Мы такие разные – ты и я». Потом намекал уже напрямую: «Ты всё ещё РАБОТАЕШЬ на Цитру?» Джейсон, оглушённый зовом сердца, не слышал меня. Он не желал признавать очевидное, что никакой взаимности нет и быть не может, что есть лишь только РАБОТА – работа на благо племени.
Цитра – мудрый лидер нашего народа. А лидер лишает себя права любить кого-то больше, а кого-то меньше. Как говорят в Америке: «Ничего личного – только бизнес». К тому же ракьят никогда не приняли бы вождём своего племени чужеземца. Цитра это понимала и дала понять мне. Джейсон – не понимал. Он ещё раздумывал, представляешь! Клянусь двуглавым топором Шанго – если бы твой отец отверг любовь той, что спасла меня – спасла всех нас! – я бы сию же секунду без раздумий вонзил нож ему в грудь! Но Джейсон сделал правильный выбор, пусть и не осознав это до конца. И когда он вернулся с победой, Цитра отвела его на алтарь. Она избавила Джейсона от тяжёлой ноши прошлого и помогла его духу освободиться: ради будущего нашего народа, ради любви к нашим детям, cinta untuk anak-anak kami [чи'нта унту'к ана'к-ана'к ками']! Всё закончилось: Джейсон исполнил своё предназначение, обрушил ярость на тьму – и умер Воином. И спустя положенный срок в мир пришёл ты. Тот, кто должен был возглавить ракьят. Чтобы наше племя снова возродилось. Но через три дня неисповедимой волей богов лотос твоей жизни скрылся под водой озера забвения. Скорбь ракьят безутешна.
Спокойной ночи, маленький Воин, ka kite [ка ки'тэ]. Завтра придёт мама, принесёт свою любимую геликонию. Бабский подарок, между нами говоря, но её поди-ка ещё найди: не сжуют полоумные тапиры, так вытопчут буйволы. А ты, если встретишь там доктора из дома колониста, передай ему, пожалуйста, – Деннис был против и сожалеет. Он поймёт… наверное.
Банга'у, ла'ба-ла'ба. Цапля, акула и паук. Цапля парит в равновесии, она есть терпение, долголетие и мудрость. Акула – королева океана, она суть выносливость, бесстрашие и защита. Паук – это созидание, хитрость и выживание. Всё это было и есть в тебе, мой маленький Воин. Спи, малыш, я сочиню молитву для тебя, а ветер, не переставая, разнесёт твою песню тоски об отце. Спи в безмятежности… Джейсон Талугмай.
О боги! Что за напасть? Глазам не верю – это что… снег? СНЕГ?! Здесь, на острове Рук? Как это возможно? Какой густой! Недобрый знак, недобрый знак! Цитра! Цитра! Сейчас скажу ей! Сейчас скажу ей! А это что за звук? Вертолёты? Их у пиратов почти не осталось! Как и самих пиратов! А наёмники с Южного острова… да этим солдатам вообще не до нас! Откуда вертолёты? О нет… это не вертолёты… это как будто самолёты… много, много самолётов… беда, большая беда! Цитра! Цитра! За что? Чем мы провинились перед богами? Цитра, защити… Цитра, пожалуйста… не бросай нас, Цитра, пожалуйста, нет, не бросай нас… не бросай меня, Цитра! Цитра!

===========================
Citra Talugmai

Шум толпы.
Слышны крики подбегающего Денниса: «Цитра! Цитра!»

Berhenti! BERHENTI!

Шум толпы смолкает.

Не бойтесь! Это всего лишь salju [салжу']… снег, замёрзшая небесная вода. Это… даже почти красиво: пальмы – и снег… Так боги дают своим детям знамение, когда на Остров приходят чужаки. Рук-Айленд уже изведал такое дважды: сначала завоеватели пришли из Поднебесной Империи, позже – из Страны Восходящего Солнца. Все они ушли в землю нашего Острова. Сегодня незваные гости пожаловали из Северного царства. Сегодня всё будет иначе. Сегодня в Землю Мёртвых уйдём… мы.
Мои ракьят, мои братья и сёстры! Мой маленький великий народ! Вы помните Джейсона, Победителя великанов?

Одобрительный шум толпы.

То, что вы слышите там, наверху – это разгневанные голоса железных птиц, что поднялись в воздух со своих бетонных гнёзд отомстить нам за смерть своего Воина! Они слетелись из каменных джунглей, словно рой саранчи, нацеливая своё смертоносное жало, бряцая своим страшным оружием, грозя своим превосходством и недосягаемостью! Они кружатся над крышами наших домов, над головами наших детей, над нашей землёй и водой – и не решаются напасть. Ха! Паразиты в волосах головы великана, что стала нашим Островом! Взгляните на них: они боятся кучки лесных дикарей! Боятся разжать когти и бросить свои семена – засеять Рук-Айленд огненной смертью! Разве в Америке учат говорить без разрешения? В Америке учат нападать когда им вздумается! Презренные трусы и слабаки! Ya Tuhan [я туа'н], сколь же жалко их стрекотание! Они отказались от своего сына, они изгнали его сюда, на наш Остров – а когда он возвысился и стал истинным Воином, примчались заявить на его прах свои права! НЕ БЫВАТЬ ЭТОМУ!

Шум толпы.

Братья и сёстры! Пришло время нашего последнего слова. В моей проповеди я буду говорить вам – о семье.
Что есть семья? Семья… whanau [ва'нау]… keluarga [келуарга']… каждый вкладывает в эту корзинку свои особенные камушки. Для собаки семья – её стая, для ребёнка – мать, отец или тот-кто-рядом, для вождя – его племя. Так издавна заведено. И это разумный порядок.
Но человек живёт, не отдавая себе в этом отчёта и принимая такой порядок как земля принимает капли дождя. Для моего отца племя было превыше всего, но именно он рассказал мне об истинной ценности семьи. Ваас, мой приёмный старший брат, впитал это – и, клянусь памятью предков, не было человека на земле, кто бы заботился обо мне сильнее и самоотверженнее! Он убил впервые ради меня… но оказался слабым и малодушным. Ваас погряз в конфликте с самим собой и сошёл с Пути. Он бросил меня, племя, близких и родных. Бросил свою семью, обвинив её в своей слабости. Отрёкся от всех, кто был ему дорог. Взял другое имя. «Нет, Цитра, ты мне больше не нужна! Ты никогда не была моим светом – ты была моей тьмой! Ты не освещала мне путь, а скрывала его!» – кричал он, уходя от меня. «Семья бесценна, семья бесценна… не-не-не-не-не, прошу, хватит нести херню! Семья – якорь!» – издевательски убеждал он, расстреливая своих вчерашних соплеменников. И, сорвав этот «якорь», мой брат с головой ушёл в пучину безумия.
Джейсон – человек из иного мира. Избалованный белый мальчик, он пришёл сюда с детским личиком, с модным телефончиком, с ватагой таких же восторженных шалопаев посмотреть новое, как они там говорят, – «реалити-шоу»: чем джунгли отличаются от зоопарка! И мой падший брат, главарь бандитов и правая рука демона Хойта, убил Джейсона – но не полностью. Мажор умер – родился Воин. И перерезал пуповину никто иной, как… Ваас, и воспитал нового ракьят себе на погибель тоже он. Сам того не подозревая, он собственноручно провёл калифорнийского сопляка через весь этот опыт и сам же послужил, говоря языком доктора Эрнхардта, катализатором трансформации своего будущего инквизитора. Понимание пришло слишком поздно. Предсмертные слова моего брата были откровением: «Ты – это я, а я – это ты».
Братья и сёстры. Никто из вас не знал Джейсона, как я. Кто-то видел в нём соперника – да-да, мой верный Деннис, я говорю о тебе. Кто-то втайне радовался каждому его охотничьему промаху, кто-то – с полным на то правом – считал себя более искусным бойцом. Но только мне было дано видеть главное: доказав, что он достоин носить татау и идти по Пути Воина, Джейсон… ОСТАЛСЯ ЧЕЛОВЕКОМ.

Возмущённый шум толпы.

ТИХО! Уж чей бы буйвол мычал, а твой бы, Симхам, молчал! Уж не за тебя ли Джейсон искал резные храмовые таблички? И уж не тебе ли, Сето, он вернул украденные наёмниками папочкины часы, мамочкино ожерелье и – куда же без него! – твой филейный ножик – как ты там говорил? – «с рукояткой из розового дерева»? Не тебя ли, Ронго, он провёл за ручку по заминированным рисовым полям Берас-Тауна и своим телом защищал твою задницу во время перестрелки? Не тебе ли, Рохана, он помог припугнуть твоего нечистого на руку благоверного расхитителя могил? Передай от меня Сенину привет, как-нибудь загляну. Ребекка, милая Ребекка, я сочувствую, что твой муж изменил тебе с другим – но до чего же недостойно было просить расследовать это дело совершенно постороннего человека! О, Нина? Какой приятный сюрприз! Я уже начала забывать о тебе. Рада тебя видеть. Долго не слышала о тебе – думала, ты покинула Остров! Ты же вернулась домой, на Самар, когда Джейсон достал тебе алмазы на проезд и застрелил твоего мужа-сутенёра Роэля? Нет? Неужто я что-то путаю? Быть такого не может – я всегда точна в формулировках! Тебе, Элфи, Джейсон, отложив спасение своих друзей, рыскал по зарослям в поисках лекарственных растений… что? «Лекарства, какие лекарства»… я не надеялась, что ты вспомнишь. А ты, Айна? Как поживает твоя самоубивица Надя? Больше не бегает к скале Бихар? А ты, Неро? Оприходовал фото убитых пиратов? Проблемы с потенцией? Покажи свою руку! Обратись к Элфи, у него полным-полно чудодейственных рецептов! О, и ты здесь, Танг? Уже перепродал родным жетоны погибших солдат? Ничего не имею против маленького частного бизнеса, но всему есть предел. А вот и наши прославленные охотнички: Стивен и Мэтти. Один тру'сит зарезать крокодила-каннибала, другой зовёт помочь пристрелить его бешеного пёсика. Настоящие мужчины! Про разблокировку радиовышек уж и молчу – а ведь многие из вас, бездельников, уже оценили по достоинству, как разросся арсенал оружейных лавок. А кто-нибудь подсобил Джейсону хотя бы с одной вышкой?
Что ж, братья и сёстры… ползайте на брюхе и дальше, продавайте себя в Бэдтауне за пару сломанных сигарет, толкайте всякий ржавый хлам за халявную бутылку дрянного самогона, чтобы потом на трясущихся ногах шляться по банановым рощам, распугивая перегаром живность и причитая: «Что же мы будем есть?» Вы все… да что там… мы все опустились и деградировали до состояния пальм, из которых сложены наши жилища – а ведь некогда ракьят были великим народом! Мы растили маис и сахарный тростник, старики и дети обжигали из глины затейливую утварь, женщины плели украшения из бамбука и пасли коз, а мужчины охотились и ловили превосходного тунца. А какие невыразимо живописные и величественные храмы возвышались на нашей земле во славу наших богов, какие в их честь звучали песни! А наши танцы… м-м-м! Как получилось, что ракьят выродились в жалкое сборище пьянчуг, проституток и юродивых троглодитов? Или во всём виноват злобный китайский узурпатор Лин Кон, раздавивший своей хлипкой игрушечной империей половину нашей цивилизации? Неужели нашу культуру настолько просто растоптать? Вы… мы не в состоянии пальца о палец ударить… и даже в кои-то веки появившийся Враг – могущественный и кровожадный Хойт Волкер! – был уничтожен не нами, а – подумать только! – Героем, пришедшим извне. И никто – НИКТО! – из вас… нас даже не вызвался Герою в напарники. Так кто же он после всего этого такой, братья и сёстры? Джейсон – Истинный Воин, Истинный Ракьят. А кто же такие мы? Молчите… вот то-то и оно. У меня тоже нет ответа.
Да, Джейсон, как и Ваас, бросил свою семью на Большой земле – но на Острове обрёл новую. Нас! Вас, меня… всех нас! Как и Ваас, он балансировал на острие клинка, и лишь на благодатной земле Рук-Айленда он распустился подобно цветку лотоса. И, каждый раз выходя победителем из смертельной ловушки моего брата, он становился только сильнее и злее. Как там говорят в Америке: «Всё, что не убивает меня…» и так далее. Джейсон выжил после выстрела в упор благодаря маленькой неисправной зажигалке, когда обратился за силой ко мне – то есть К СЕМЬЕ. Именно СЕМЬЯ помогла ему победить Вааса. Убивая пленных, мой брат кричал: «Смотри! Смотри в глаза! Тебя убьёт семья!» Я возвращаю тебе твои слова, братец: СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА – ТЕБЯ УБИЛА СЕМЬЯ.
Симхам, Ронго, Сето… Рохана, Ребекка, Айна… Вы все как искры полуночного костра, как камни в холодной воде водопада – рикошетите друг от друга. И вы все – часть Джейсона Броди, как он – часть всех вас… нас. Вы сделали из него то, чего не смогли сотворить породившие этих железных птиц каменные джунгли. И каждому из нас Джейсон дал то, что мы просили… чего нам так недоставало… и в чём мы боялись себе признаться.

Крик из толпы: «А что он дал тебе?»

То, что любящий мужчина может дать любящей женщине. Сына, который прожил три дня и три ночи, после чего ушёл вслед за своим отцом. Никто из вас этого не знал. А маленький Джейсон должен был стать вашим вождём, братья и сёстры. Величайшим из вождей ракьят. Но боги посчитали нас недостойными его. Le Roi est mort, vive le Roi! [ле руа' э мор вив ле руа'] Berikansa herba [берика'нса хе'рба]. Помолимся, братья и сёстры. Вознесём нашу последнюю молитву к небесам, что отвернулись от нас.

Приглушённый гул толпы.

Спроси у земли и ветра, огня и воды – кто я? Спроси у богов и бесов тьмы – кто я? Спроси у себя и своего сердца – кто я? Остров Рук, покажи мне – МЕНЯ! Покажи мне – МЕНЯ! Покажи мне – МЕНЯ!

Толпа приглушённо скандирует: «Кто я? Кто я? Кто я?»

Я – не мой счёт в банке на Большой земле.
Я – не мой жалкий бумажник.
Я – не моя престижная работа.
Я – не моё громкое имя.
Я – не то, сколько мне лет.
Я – не тот, кем я себя считаю.
Я – не мои проблемы.
Я – не мои надежды.
Я – не моя семья.
Я – не часть этого мира.
Я И ЕСТЬ МИР.
А МИР – ЕСТЬ Я.
ОТ НАЧАЛА И ДО КОНЦА. СО ВСЕМИ ПОТРОХАМИ БЕЗ ОСТАТКА.
ЭТО… ЕСТЬ… БЕССМЕРТИЕ.

Толпа приглушённо скандирует: «Я – это мир. Мир – это я».

Молитва исполнена. Сделанное совершено. Менять прошлое поздно, менять будущее неподвластно. Это как вода под мостом. Братья и сёстры! Изменим же настоящее! Возьмём в руки оружие – какое есть! Остров Рук – для слабого он яд. Только сильный сможет выжить. Будем же сильны, братья и сёстры, как был силён наш Великий Воин Джейсон! Это последний шаг на Пути, последнее испытание. И да окропит нас последним татау кровь наших недругов, и да укроет замёрзшая небесная вода тела павших! И пусть железные птицы устрашаться нашей решимости умереть стоя, на земле своих предков, как и подобает Истинным Воинам Ракьят!
Как там говорят в них в Америке: «GAME OVER»! (Кричит.) CINTA UNTUK ANAK-ANAK KAMI [чи'нта унту'к ана'к-ана'к ками']!!! CINTA UNTUK ANAK-ANAK KAMI!!! CINTA UNTUK ANAK-ANAK KAMI!!!

Толпа подхватывает.
Всё тонет в грохоте взрывов.

===========================
Hurk

Пятое письмо Герка

Тому, кто это прочтёт.

Это Герк, если кто не помнит. «Тебя забудешь!» – подкалывал мой тату-брат. А может, бро, ты сейчас это читаешь? Йоу, Джейсон, как там у тебя срослось с нашей малазийкой? Всё на мази, а? Держу кулак, чувак, ты вду-у-ул милфе за нас обоих! Меня-то её гориллы не пропустили. И того… наколку зажали, прикинь? Сказали, что они сделают тату, потому что я им сильно помог – и за это я обязан тебе, братишка! – но потом посмотрели-посмотрели свысока на недотёпу в шлёпанцах – и облом, старина Герк, утрата цели и смысла жизни в тисках экзистенциального кризиса. Сколько грязной работы мы с тобой переделали для этих повстанцев, а? Кто притаранил им украденные из Бова-Секо алмазы? Кто заткнул переметнувшихся на тёмную сторону предателей? А тот троянский конь в стиле Майкла Бэя – кто сорвал планы наёмников начинить мою «Салли» динамитом и торпедировать мирный повстанческий лагерь? Кто подорвал ангар подлодок, где Хойт прятал до фига оружия, патроны и всю фигню? Мы, с моим тату-братом Джейсоном, в гордом одиночестве! А сколько раз эти высокомерные фанатики сказали нам «спасибо», а? Ноль целых хрен десятых. «Это всё я, это всё я!» Ну, такое себе, знаешь. Пусть теперь набьют мою рожу у себя на жопе. Пусть подавятся своим ракьятским членством. Как говорил мой папаня, сэр Драбмен-старший, когда его прокатили на сенатских выборах: «Не делай добра, сынок, – не получишь оплеухи, ибо дорога из жёлтого кирпича мостится исключительно благими помыслами!» Или это говорил не он? Знаешь, чувак, я люблю жизнь и всё такое, но если бы этим неблагодарным кроманьонцам кто-нибудь уронил пару-тройку симпатичненьких зажигательных бомбочек – разрази меня гром, если бы я уронил по ним хотя бы слезинку! Как читала мне моя матушка: «Каждому воздаётся по заслугам его!» Вот пишу – и сам себе удивляюсь. Вроде и пальцы мои, и авторучка – а слова будто кто нашёптывает. Как Жанне д’Арк. Стареешь, Герк. Или сходишь с ума.
Я тут затеял ваще эпичное дело, но вся проблема в «Большой Салли». Она у меня и так капризничает под стрессом, боится быть не на высоте, понимаешь? А тут ещё – «Путь далёкий до Типперэри»… это как на байдарке с рюкзаком мороженого. Короче говоря, хочу рвануть отсюда на всех парусах куда-нибудь, где не так охренительно жарко. В Гималаи, например. Говорят, где-то высоко в горах Кирата, в потайной пещере, запрятан древний идол обезьяньего божества. Зашибись новость, тату-брат! Ты ведь помнишь, как я был несправедлив к моим ближайшим родичам? Да, я обнимал малышей, прежде чем… прежде чем… надеть на них взрывчатку, но… но ведь после того, как их злюка-вожак Жильбер откинул лапки – как-никак во главе стаи стал я! Долгая история… вроде «Двенадцати шагов», только с пушками, гранатами и C-4. В общем, хочу типа загладить вину и возместить мартышкам ущерб. Найти этого грёбаного идола и… ну, там видно будет. К тому же в том Кирате, по слухам, бушует «гражданка»: вся королевская конница и вся королевская рать против какого-то «Золотого пути». Что поделать, если гора не идёт к Магомету, то Магомету давно пора понять, что горы не ходят… в смысле, не вышло с Путём ракьятского воина – двинем «Золотым путём» киратского, сечёшь, чувак? Может, там тоже татушки бьют… кто у гималайцев тотемный маскот? Я хочу дракона на руку… не-не-не, пантеру! Не-не-не, ты и я, как братья, дерёмся с пантерой… Это будет круто! Последние дерьмовые десять лет всё в этих малярийных джунглях загнивало, пока вокруг творились новые вещи, но то, что происходит сейчас – это итог десятилетия, чувак. Вот это и есть прогресс! Это цивилизация… глобализация… будущее! Я считаю, что это просто охуительно. Ты большой молодец, обезьянка. Ты хорошо потрудился, обезьянка. Братья с татушками отлично сработались. Мы – команда, мы клёвая пара, прямо как макака и банан! Тату-братья навек! Свистать всех наверх! Капитан на мостике! Курс на Кират! Правда, холодновато моим ребяткам в Гималаях придётся, у макак же подкожного жира нет… совсем отощали. Боюсь, снег увидят – в момент замёрзнут. А это проблема. Но уверен – с местными йети они уж как-нибудь подружатся. Они же у меня el comunicado [эль комуника'до], не так ли? Упс… накаркал. Веришь, нет: ПОВАЛИЛ СНЕЖИЩЕ! КАК СНЕГ НА ГОЛОВУ! Температура воды за бортом восемьдесят по Фаренгейту – а на палубе сугроб растёт! Либо чудо, либо фокус! А может я это… того… Избранный? Ляпнул про снег – и нате вам, Аляска отдыхает. Воу-воу, палехчэ с языком, обезьянка. Как читала мне моя матушка: «Берегись автомобиля и своих хотелок – одни сбивают, другие – сбываются». Чего я там про зажигательные бомбочки тёр? Это я, пожалуй, вычеркну. Блин, опять не хватило бумаги. Придётся писать на обороте. Прости, неизвестный японский герой, это тебе за Пёрл-Харбор.

Переворачивает лист.

Офигеть! Ты видела эти взрывы, Снежинка?! Теперь я понимаю, что значит – «взлететь на воздух»! Это полный отпад! Просто целый остров к херам! Что это, чувак, субмарины? Болотный газ? Превентивный удар пришельцев? Япошки вернулись? Реальная бомбёжка, как в кино: бух! бух! бух! – тишина – бух! бух! бух! – тишина. Даже как будто самолёты гудят. Откуда они тут? Кому бы взбрело в башку бомбить эту жопу мира? Вовремя я отогнал свою боевую старушку от Берега Хуберта! Как в воду глядел! Молодец, обезьянка Герки! Ты крут, обезьянка Герки! Бух! бух! бух! – тишина. Бух! бух! бух! – тишина. Я точно Избранный! Господь не Хелен-мать-её-Келлер, он взаправду меня услышал! Апокалипсис заказывали, ребятушки-ракьятушки? «Господь дал, Господь и взял, и вот, конь бледный… и ад следовал за ним». Так вам и надо, прости меня, грешного. Обезьян жалко, вас – нет. Какой фейерверк, а! Мне только на днях перестала сниться испуганная физиономия Жильбера, земля ему пухом. Vaya con dios [ва'я кон ди'ос], мои маленькие друзья! У нас с вами всё равно ничего бы не получилось. Опять взрывы… зачем вы меня отвлекли?
Это письмо – последнее. Сегодня утром я перебрал движок «Большой Салли», смазал хорошенечко носовой станковый MKG и собрал внеочередной военный совет. Подтянулись все выжившие, все трое: Чокнутая Коко, Бабблз Второй и Снежинка, моя новая любимица. У всех такой взгляд, как будто они хотят сказать: «Ты ничего не знаешь, чувак… ты не видел того, что видели мы»! За Кират проголосовали единогласно. У меня не было выбора. Остров Рук показал мне – МЕНЯ. «Ты – Избранный, Герк Драбмен-младший, – твердил он, похлопывая меня по мордашке кулаком. – Неисправимый романтик. Готовый в любое время прийти на помощь. Особенно если за это хорошо заплатят. Должен признаться, случалось такое гораздо реже Рождества. Но если ты останешься здесь, на твоём обоссанном тасманийскими волками надгробии будут совсем другие слова. Так что хочешь не хочешь, а благословляю тебя на поиски святого идола Бога Обезьян. И да пошёл вон!» «Макака видит, макака делает!» – как сказал бы негодник Жильбер, кидая дерьмо вам в лицо. Одним словом, дописываю письмо и рублю швартовы. Харе тянуть макаку за хвост. К морскому дьяволу всё – и семи футов нам под килем!
Caramba! И это… банзай!
Если какой-нибудь чувак или чувиха это прочтут, пусть не обижаются, что постскриптум я взял из одной старой книжки с Люси Барнстром на обложке. Старине Герку хочется уйти красиво. Пишу по памяти, строго не судите, да не судимы будете. Только имена заменил.
Большую часть жизни мы проводим в плену. Рабами людей вроде Вааса, Хойта… Цитры. Рабами денег и других наркотиков. Гонимся за развлечением, бежим от страха. Хватит этого. Возможно, этот мир не идеален и не стоит потраченного на него времени. Но есть люди, которых мы любим, которые рассчитывают на нас. Мы им нужны. Так освободим же себя! Отринем всё, восстанем – и те, кто у власти, те, кто взял нас в плен – проиграют. И этот мир станет нашим. Всё. Игра окончена.

Герк.

===========================
Tag

Берег океана.

Мама!
Всё развалилось на части. Ничего бы этого не случилось, если бы я не привёз всех на Остров. Ох… я запутался. Деннис сказал, что джунгли заговорят со мной. Джунгли привели меня.
Есть девушка. Она отсюда, с Острова. Когда я с ней, всё обретает смысл. Я всё понимаю – жизнь… Мне нужно было сбежать. Здесь я чувствую себя… нужным. Дома меня ничего не ждёт. Я не вернусь. Спасибо за всё.
Прощай.