Легенда о Марте 2. Глава 1

Алексей Нэзов
                Служение Богу Гелиосу.               

   Почти четыре тысячи лет назад, недалеко от небольшого городка Дельфы, на берегу бескрайнего синего моря, под высокими стройными кипарисами, стоял маленький полуразрушенный старый храм, который был посвящен Богу Солнца - Гелиосу.
   Со стороны небольшой каменной площади в этот храм поднималась лестница, а с противоположной его стороны тоже была лестница, которая спускалась к самому морю. В этом храме служил богу Солнца великий жрец Гефастион с младшими жрецами. И был у Гефастиона младший брат – Крес.
    Каждую ночь, незадолго до рассвета, просыпался великий жрец, сладко потягивался и открывал глаза. Вставал с грязного домотканого коврика, расстеленного прямо на каменном полу храма, и шел в туалет. Затем будил старшего, самого умного, ученика, которые по совместительству был его младшим братом, и выходил во дворик на берег моря. Там Гефастион в большой бронзовой чаше, висящей на длинных старых, полу рваных веревках, разжигал огонь, и спускался по лестнице к морю.
    Стоя по пояс в воде, начинал петь Гефастион мистические гимны, умоляя Солнце проснуться. Просил, чтобы покинуло Солнце свой дом, стоящий на востоке в глубине бескрайнего моря. Чтобы запрягло Солнце четырех златогривых коней, село в свою колесницу и помчалось по небу, прогоняя тьму и освещая все вокруг животворящим светом. Так пел гимны Гефастион, напряженно всматриваясь вдаль. Услышало ли его гимны Солнце? Запрягает ли в колесницу своих коней? Наступит ли сегодня новый день?
    В это время, Крес подпевал великому жрецу козлиным голосом, не забывая бросать в огонь сухую размельченную благовонную траву, которую каждую весну собирали в горах ученики Гефастиона.
   И вот небо на востоке начинало светлеть. Это Солнце, в своей колеснице покидает свой дом. Еще громче поет гимны жрец, приветствуя Солнце. Вот первые солнечные лучи озаряют мир благостным светом, и гимнами благодарности заканчивают свое утреннее служение жрец и его брат.
    Солнце покинуло свой дом, и на огненной колеснице несется по небу. Не сегодня наступит конец Света. Еще один день проживет прекрасная Земля. Слезы радости текут по щекам великого жреца. Возгласами радости встречают первые солнечные лучи все его ученики, выбежавшие из храма во дворик. Благодарим тебя, божественный Гелиос.
   Теперь, после успешного выполнения своей утренней миссии, можно и поесть.
   После небольшого отдыха, начиналась служба для прихожан, которые веселыми голосами пели хвалу богу Солнца, ибо сегодня он не забыл о них, и благодарили его за жизнь всех существ на Земле. Под конец службы, Гефастион рассказывал о правилах поведения, которые должны соблюдать удачливые прихожане, чтобы умилостивить прекрасного Гелиоса. И в самом конце службы, вспоминал он великие свершения святых предшественников: своих отца и деда, которые, невзирая на непогоду, в кромешной тьме, стоя по грудь в морской воде, каждую ночь будили бога Солнца, умоляя его сесть в свою колесницу.
  Гефастион был великим ученым своего времени и, поэтому прекрасно осознавал, что если хотя бы на день он перестанет служить богу Солнца, то на следующее утро животворящая звезда не взойдет. Мир погрузится во тьму, наступит конец Света. И на Земле погибнут все живые существа.
   Вот такая величайшая миссия была у этого человека. Представляете, как должен чувствовать себя человек, от которого зависит жизнь всех живых существ на Земле? Кто бы из нас не возгордился? Любой бы возгордился, кроме достойнейшего Гефастиона, который смиренно нес свою службу Богу Гелиосу.

   После службы, садился Гефастион в старое облезлое кресло с кривыми ножками, стоящее в храме на возвышении, читал научные работы своих предшественников по астрологии, нумерологии и философии, и писал свои. Так он работал до обеда. А после обеда Гефастион спал, чтобы не проспать ночью и вовремя разбудить Солнце.
    Перед закатом Солнца, выходили Гефастион и его ученики к лестнице, ведущей на городскую площадь, где в это время, собирались фанатичные последователи Гелиоса. Они благодарили бога Солнца за еще один прожитый день, и прощались с ним в спасительной надежде завтра снова встретить своего любимого Бога.
   — Пребывайте в мире, сыновья и дочери мои. Усовершенствуйтесь в подвигах во славу великого Гелиоса. Прославляйте имя его своим примером в служении и своими устами. Благословение его над вами да пребудет во веки веков.
  Он возносил свои руки над народом, благословляя его. И тотчас же все простирались на площади и затем, встав, тихо, в молчании, со слезами на глазах, направлялись к своему дому.
    Вот примерно так и проходила жизнь Гефастиона- этого лучшего из людей, в постоянном служении Гелиосу.


    В одно ясное солнечное утро, после утренней службы Гелиосу, Крес упругим быстрым шагом шел по пыльной тропинке к вершине высокой горы, находящейся недалеко от стен храма. В этот день, дельфийское войско должно было вернуться домой с победою над злым врагом, которого ненавидел каждый житель царства, хотя никогда не видел ни одного них. Увидев с вершины горы идущих солдат, Крес должен был бросить в огонь сухие ветки кипариса, которые, сгорая, выделяют много дыма.
   Как только на вершине горы появился дым, Гефастион объявил бы о возвращении войска. И жители Дельф еще долго бы удивлялись: откуда жрецы узнали о возвращающейся армии, которую с таким нетерпением ждали родные.
  Но в этот день на вершину горы Крес так и не забрался. Подходя к подножию горы, Крес увидел дельфийских воинов, понуро плетущихся по дороге. Подобно стаду баранов, в беспорядке, текли они в сторону города. Впереди этого странного войска шел угрюмый царь в оборванной окровавленной одежде. Над этой диковинною толпою висело плотное облако пыли, поднимаемое усталыми ногами воинов.
-Счастлив приветствовать тебя, великий царь, - с поклоном произнес Крес, когда они поравнялись.
  Царь мутными глазами посмотрел на Креса.
- Вчера Боги были на стороне врага, - начал нервно говорить царь, не обращая внимание на приветствие юноши, -хотя перед битвой, в храме Гефастиона я принес им щедрые дары. И где обещанная им победа? Где голова царя Кира, которую я сейчас, по заверениям твоего брата, должен нести в правой руке. Воспеваемые Гефастионом гимны подобны блеянию горных козлов. Богам до них нет никакого дела.
   И царь замолчал. Молчал и Крес. Он был ошарашен словами царя. Его брат был святым человеком и всю свою энергию отдавал служению Богам.
-В мире есть три главных врага человека, -продолжал неудачливый царь, — это болезни, старость и войны. И ни одного из них жрецы не в состоянии победить. Какой же тогда толк в служении этим мерзким Богам?
   Креса испугали последние слова царя.
-О великий царь! Это не твои слова. Твоими устами говорит горечь ужасного поражения. Нельзя ругать всесильных Богов. Боги создали человека, чтобы он служил им, отдавая во время служения часть своей энергии. За это они поддерживают людей и защищают их от опасностей, подобно тому, как пастух защищает от волков свое стадо. Если овцу оставить без присмотра, то скоро она погибнет. Подобным образом, если человек перестанет служить Богам, то Боги отвернуться от него и, тогда, человек обречен на верную смерть. После мучительной смерти тела, его душа не попадет в Элизиум, где его ждут умершие друзья и родственники, а будет вечно блуждать по зловонным мирам Аида. Не завидна участь такого человека.
-Замолчи, Крес,- раздраженно проговорил царь, -Вы, жрецы, всегда умели запугать смертных выдуманными Богами и вечными муками Аида. Я больше не боюсь ваших сказок.
  Крес был еще юн и неопытен в теологических спорах и, поэтому, глупо молчал. А в душу его проникал холодный ужас от слов царя. Когда царь отрекался от Богов, то его царство ждало горе и забвение. Боги отворачивались от такого глупца. Совсем скоро, землю его опустевшего царства, заселяли более благочестивые народы.
-Я помню свое детство. Тогда войны вел мой дед, потом долго воевал мой отец, затем настала моя очередь. Теперь воюют мои сыновья. В бессмысленных войнах погибли два моих старших сына. И вот младший, последний, мой сын собирается на войну. Я очень привязался к нему, я вижу в нем себя в юности. Я не могу потерять его в ещё одной нелепой войне.  Тогда мое сердце разорвется от горя. Неужели вы, жрецы, убеждающие нас во всесильности Богов, которые, по вашим словам, безмерно нас любят, не можете остановить этот кровавый ужас? - и мелкотравчатый царь заплакал.
-О величайший из царей, - начал говорить глупый Крес,- мой брат всю свою жизнь посвятил преданному служению Богам, и, если, царь прикажет Гефастиону найти средство против войн, то он быстро отыщет его.
  Да, мой дорогой читатель, в те давние времена, глупыми были не только ассенизаторы, большими лопатами вычищающие выгребные ямы от дерьма благородных горожан, и вывозящие это благородное дерьмо далеко за стены города, но и некоторые жрецы.
   Царь удивленно посмотрел на Креса, глаза которого светились фанатичным огнем веры во всесилие безмерно преданного всемогущим Богам брата. Он остановился, немного подумал, свернул на тропинку, ведущую к храму Гелиоса, и приказал некоторым воинам следовать за ним. Твердым шагом направился царь в сторону храма.
    Глупый Крес даже не представлял, какую величественную и, одновременно, трагическую цепочку событий он только что породил. От его нелепой веры во всесилие старшего брата, человечество будет страдать более трех тысяч лет.

   
         56-ый день рождения
    Сегодня ей исполнился пятьдесят шесть лет. День рождения праздновали в кафе, где несмотря на недорогое, но вкусное вино и хорошую закуску, было скучно. Пришли старые друзья семьи и их вторые половинки, которых она знала с юности. Большинство приглашенных когда-то, еще «при царе горохе», учились в институте с ее мужем. Дежурные тосты, натянутые улыбки, шутки, повторяемые из года в год. Гости пили, ели и вели неторопливые разговоры. Говорили о детях, о внуках, о работе, сплетничали об общих знакомых. Людмила, так звали именинницу, сидела по середине стола и смотрела по сторонам тоскливым взглядом.
   Вокруг сидели обрюзгшие мужики с животиками и мутными совиными глазами. Они наполняли рюмки до краев водкой, чокались, «Чтоб х..й стоял и деньги были», запрокидывали голову назад, широко открывали рот и закидывали в образовавшуюся дыру холодную прозрачную жидкость. Морщились, нанизывали на кончик вилки кусок мяса и отправив его туда же, вяло пережевывали. Этот тост Людмила слышала много раз, но он не работал. По крайней мере, ей с мужем, не удалось накопить больших денег, да и маленьких тоже, а с потенцией у ее супруга было еще хуже, то есть совсем никак. Ее муж, Геннадий, уже много лет был импотентом.
 Людмила с Елизаветой, женой лучшего друга ее мужа, взявшись за руки, вышли в центр зала и начали танцевать. Елизавета, толстая, без талии, с крупными покатыми плечами, женщина, пятидесяти трех лет отроду, раскачиваясь как шкаф на толстых ножках, пыталась попасть в такт музыке. Зато Людмила сегодня была в ударе. От выпитого вина ее лицо раскраснелось, глаза заблестели, и она, сексуально изгибаясь всем телом, самозабвенно танцевала, не обращая внимание на окружающих.
   А со столов на нее равнодушно смотрели жующие хари. Людмила, в танце призывно вращая бедрами, пошла вдоль стола, пытаясь поднять гостей с мест. Но все было тщетно. Гости лениво смотрели на грузные, неумело извивающиеся тела, женщин и не спешили к ним присоединится.
- Молодые люди, пригласите девушек на танец, - перекрикивая музыку, нарочито весело, прокричала Елизавета.
  Из-за стола поднялся и нетвердой походкой хорошо подвыпившего человека к Елизавете направился ее муж. Подошел, фамильярно поклонился, взял Елизавету за широкую талию и, придерживаясь за нее, начал, покачиваясь, топтаться на месте.
  К Людмиле же никто из гостей не вышел. Она так и кружилась одна до конца медленного танца.
  Состарившихся самцов больше не интересовали танцы с пятидесяти шестилетними доступными самками.
  Они выпили водки, наелись, и уже начали мечтать о том, чтобы побыстрее принять горизонтальное положение на любимом диване.
   День рождения не задавался. Не хватало былого веселья, безудержной радости и юношеского задора. Энергия молодости ушла безвозвратно, а так хотелось большого яркого праздника.
   Как раньше, когда все танцевали, смеялись, о чем-то спорили, а потом, прихватив бутылку дешевого «Портвейна», ехали на трамвае через весь город к незнакомым людям, чьим-то друзьям или просто приятелям. Там пили дешевое вино, много курили, а через час все были такими близкими и казались давно знакомыми, и в голове возникали мысли: «Какие же здесь все прекрасные люди! Как я могла жить в этом городе и не знать об их существовании?». Говорили о мироздании и о черных дырах, обсуждали новые фильмы, спорили о политике и литературе, читали стихи поэтов шестидесятников, слушали музыку и танцевали. И в душе зарождалось ощущение огромной силы: покорить Эверест, слетать на Луну, строить стотонные машины, ворочать горы и бороться за мир во всем мире. Да запросто. Нет никаких непреодолимых преград, только чтобы все вместе, в едином порыве, в одном строю, в ногу. И чтобы цель была Великой, такой, чтобы к ней стремились и мы, и наши дети, и внуки, и внуки наших внуков. А наши имена были бы выгравированы на памятниках, попали бы в учебники истории, и чтобы пионеры, подняв руку в салюте: «Я клянусь своим отцам и дедам продолжить их Великое Дело».
  Но что-то внутри сломалось, что-то и где-то пошло не так. Наш мир стал уютным, сытым, но слишком маленьким.
  Ее муж Геннадий хорошо выпил со старыми институтскими друзьями и теперь спал на диване протяжно похрапывая. А Людмила никак не могла уснуть. В душе ее скребли кошки, и ее охватила такая беспричинная тоска по чему-то неведомому, очень важному, но на каком-то жизненном повороте безвозвратно утерянному, что на глаза навернулись слезы. Очень захотелось выпить, но дома они не держали алкоголя. Геннадий был проблемным в этом вопросе.
  И Людмила продолжала лежать и, широко открытыми глазами, смотреть в пустоту. И в ее голову, откуда-то сверху, прямо в затылок, потекли не привычные для нее мысли: «Где же мы ошиблись? Где потеряли свои юношеские мечты? Куда исчезло ощущение всепобеждающей силы? Куда делась вера в лучшее великое будущее? Куда ушло желание сделать мир лучше, краше, светлее? Почему мы стали такими: пустыми и скучными?»
  Людмила больше не могла лежать. Она встала с кровати и вышла в коридор. В коридоре на стене висело большое зеркало. Людмила подошла к зеркалу и сбросила с себя махровый халат. Она повернулась к зеркалу боком, вызывающе, как кошка, прогнулась, как когда-то в молодые годы, соблазняя мужа или кого-то из его друзей, и посмотрела на свое отражение.
     Из зеркала на нее смотрело отталкивающее чудовище. Тонкие, как спички, ноги с острыми коленками, большой, выпирающий вперед обвислый живот, сутулая худая спина с выступающими назад ключицами, бесформенные груди висели виноградными гроздьями, и плоские ягодицы, испещрённые целлюлитом. Из зеркала на нее смотрели покрасневшие глаза на морщинистом одутловатом лице уставшей от жизни, незнакомой ей, женщины.
  Людмила с ужасом смотрела на свое отражение. Неужели это она.
«Блять, что это за х..йня?» - пронеслось в ее пьяном мозгу.
   Людмила выпрямилась и попыталась втянуть живот, надеясь, что от этого чудовище исчезнет. Чудовище никуда не делось. Тонкие короткие ножки и большой, выпирающий живот смотрелись отталкивающе Она почувствовала отвращение к своему телу.
   Несколько лет назад, Людмила приставала к Геннадию с супружеским долгом, а он пытался найти отговорки, чтобы не спать с ней сегодня. Людмила обижалась и не разговаривала с мужем по несколько дней.
  А теперь, увидела себя в зеркале и, вдруг, поняла: она больше никогда не будет желанной, никто больше не назовет ее любимой, не проведет дрожащей рукою вниз по животу к влажнеющей плоти, не зашепчет страстно на ухо возбуждающие слова.
  Из зеркала на нее смотрела пожилая женщина, у которой самое лучшее в жизни уже осталось позади.
   Людмила зашла на кухню, зажгла конфорку, поставила на нее чайник, села на стул и зарыдала навзрыд, не в силах совладать с охватившим ее отчаянием.