По работе и миска

Сёстры Рудик
       Самый первый лодырь за стол влетел, на лавку плюхнулся, ложку облизывает, глазами по чугунам шарит. За ним тунеядец пулей влетел. Дровосеки да рыбаки, кто согнутый, кто хромоватый, кто вприпрыжку вломились, как подкошенные задами на лавки упали. Косари да грибники затопали, листья с травой с ушей отряхивают. Пьяница в дверях непослушными ногами застрял, хорошо, что баба с водой шла и коромыслом его протолкнула. Он и упал ровно под лавку! А хозяин всем заявляет:
- По походке и работа каждого видна, а по работе той и миска наполнится! Ну что, кухари, подавайте на стол, а я уже кормить буду!
      Кухари горшки из печи вынули, едоки помолились, и раздал хозяин: кому полмиски, кому на донышко, а лодырю и тунеядцу дал по сухой корке и по полкружки воды. Завозмущался лодырь сильно:
- Как это так получается - старый дед на печи целый день торчит, бабка его песни поёт, а у них полные миски щей?!
- А дед для этого и на печи сидит, чтобы печь слышать. И работу свою исправно выполняет! - поясняет хозяин и хвалит старого: - Дай Бог, здоровьица тебе, дедушка! Ешь каши побольше!
      Лодырь давай спорить:
- Ага! На печи лежать, да песни орать не лопатой копать!
- А чужая работа всегда лёгкой кажется, - отвечает ему дед. – Да вот только она не для тебя. Кто копошится, тот и печь сорок раз заново топит.
- Да ведь ты, старый, пока с печи слезешь да обратно залезешь, все дрова прогорят! – спорит лодырь. – Не для тебя эта работа!
- Ничего, мы с печкой друг друга понимаем, - похохатывает дед.
      А водонос его подхваливает:
- Молодец, дед! Медленно, но верно!
- Медлительность-то – куда ни шло, а леность – дальше некуда! – бросает бабка в адресок ленивого.
- Ну конечно! Богатый живёт как хочет, а бедный как может! – пришёл в себя тунеядец, тоже развозмущался: – Кому-то его работа в радость, а кому-то в тягость! На печи не надсадишься! И об твои, бабка, пушистые клубки не убьёшься!
- Да вот зимой-то, небось, валенки на голы ноги не потянешь. Пушистых носков захочется, - парирует бабка и кивает на спицы для вязания: – Так что, моя работа ещё впереди.
- Вот-вот! – полностью соглашаются с ней дровосеки. – Болтовнёй пня не выкорчуешь.
- От болтовни квашня не станет гуще, - добавляет кухарка.
- Работа дураков любит! - пыхтит тунеядец.
      Работники на это давай язвить:
- Вот уж чья б мычала, а твоя б молчала! Ни тебя, ни толстопузого лентяя днём с огнём не видел никто за той работой!
- Тут делов-то – шевелись и либо творог, либо сыворотка, что-нибудь да и получится!
- Авось да как-нибудь проживём!
      А хозяин им всем говорит:
- «Авось» да «как-нибудь» у попа четыре стога сена съели! А «если», «говорят» да «может быть» - три брата с сестрой! «Быть может», говорят, пыхтит да всё на гору не может взобраться. Всё надо делать добросовестно, а не бессовестно! Тогда и польза будет, и достаток в доме, и покушать пожалуйста!
- Лень портит, а труд кормит! – задирает дед палец. Его поддерживает хозяин, говорит бездельникам:
- Кому с устатку на зубьях бороны потом сладко спится, а кому и перина бока сильно давит. Сегодня же на работу не выйдите, на ужин сухой корки не дам! Одну воду хлебать будете! Так что, работайте, коли с голодом подружиться не хотите!
      Горемыки муж да жена всем поддакивают, да приунывшим бездельникам советуют:
- Вы уж старайтеся. Голод не тётка, пирожка не подаст.
- Я б лучше на кухне помогал, - заявляет лодырь.
- Тебя только на кухне не достаёт, - отмахивается хозяин. – Один ты и будешь сыт, а нас всех уморишь, как мышей возле ленивой кошки!      
      Все лентяя на смех так и подняли! Кричат толстому:
- Ты и так, что положи, что поставь! С такими мерками чем больше ешь, тем больше болезней. Так что, тебе сейчас и голод в дружбу сгодится с одной кружкой воды! А ножом и вилкой только нароешь могилку!
      А лодырь не унимается, кошке завидует, что та щи ест! Спорит со всеми:
- Да лучше мыши на столе! Они одной крошкой сыты, а кошка и целую сосиску сопрёт!
- Из твоего рта да собаке под хвост»! – только и бросила бабка, давая кошке молока. Ещё и хозяин ругнул:
- Не знаешь, что несёшь! Мышь мала, да целыми мешками таскает. Завёл один амбар, сажай в него десять кошек!
      Тут дверь открывается, и перепуганная баба в порог кланяется:
- Прости, хозяин! Сынок вот мой!.. – вталкивает здорового парня в двери: - Напужался так, что с перепугу заблудился во всей деревне!
      Парень застонал в подтверждение:
- Ой, мамка, ой, умер я! Умер! – к стене спиной привалился, ногами упёрся в пол, глаза захлопнул и голову на грудь уронил!
       У едоков ложки в воздухе зависли, глаза на щёки вылезли, каша в горле застряла! Дед первый опомнился, сквозняк почуял, ложкой замахал:
- Дверь закрывай! Улицу-то не натопишь!
      А хозяин спрашивает бабу:
- И чего же он так напугался?
- Да заяц на него глянул и сглазил! – объясняет баба. – Он за кочку-то и упал! А упал, перепугался так, что вообще встать не смог! Ну а уж как встал да побежал, так среди трёх сосен и заблудился! Насилу выбрался, в деревню прибежал, а там с перепугу между двумя избами и заблудился совсем! Хорошо, что одна изба родной оказалась, я его и увидела. Вот привела.
      Хозяин от её глупой дурости хлопнул по столу ладонью и кричит:
- Хватит! Садитесь уже есть! А то от твоей болтовни все сбегут, так запугаешь!
      Тут дед взял, да и съехидничал в адрес труса:
- Главное, чтобы он среди нас не заблудился! А то пуганая ворона и куста боится!
      Едоки и давай хохотать над парнем, от хохота ногами топать да ладонями по животам хлопать. Тут из-под стола вылез пьянь да как ногой тоже топнет, в ладоши как хлопнет над головой труса, да ко всему в придачу, как рявкнет на всю избу:
- А вот и я!!! Наливай и мне!!! – и в пляс ударился. Он-то подумал, что в избе веселье за горилкой пошло, как у бывшего хозяина было.
       Трус со страху под стол и сиганул! Мамка за ним! Дед подавился! Бабка его мигом ложкой по загривку спасла. Кошка с перекаляку лодырю на голову прыгнула. Тот её чуть кружкой не прибил, да кошка усела по его физиономии когтями пропрыгала и под печку удрала. А лодырь себе на макушке здоровую шишку кружкой набил. Трус под столом кинулся удирать дальше и юркнул под лавку. Мамка за ним ринулась, и вдвоём они вместе с лавкой всех едоков и опрокинули! Те, в свою очередь, летели, да ногами так под стол саданули, что вообще всё перевернули! А как своротили всё, так и давай друг друга мутузить тем, что под руку попадётся! Пьянь бойчее всех разошёлся. Хозяин хотел его унять, да так в ухо схлопотал, что возле кошки за печкой затормозил. Дед улетел на лежанку, бабка возле шестка прилегла. В ход пошли скалки, сковородки, метёлка и многое другое. Один тунеядец под шумок, знай дело, кашу за пазуху гребёт! Остальные орут, лупят друг друга, сами не соображая за что и про что.
       А трус с перепугу вместе с кухонной дверью в поле сбежал.
- Ловите его! Пуганая нога чересчур резва! – кричит ему вслед хозяин.
       Первым за трусом выскочил сторож. Да как выскочил, не за трусом погнался, а под шумок коней из конюшни угнал и продал цыганам, что за околицей его ожидали со вчерашнего дня. Тем временем на кухне хозяин страшно разозлился на драку и как загремит на всю избу:
- С дураками свяжись, сам дураком станешь! Не прекратите кулачную потеху, из поместья уйду и пропадайте, как кому придётся!
      Пьянчугу за шиворот схватил, выкинул из избы за самые ворота и пригрозил ему кулаком:
- Пока умом не протрезвеешь, во двор не входи, иначе через забор выкину! А то, как я посмотрел, у тебя сила есть, ума не надо! Думаешь под дурачка прожить? Не дам здоровье портить ни тебе, ни народу! Нечего следить грязью там, где живёшь!
      Пока он пьянчугу стращал, работнички дружно кулаки убрали, на кухне мухой порядок навели и в синяках и шишках чинно расселись за столом, миски пустые долизывают. Кухари кашу потом три дня по щелям собирали. Кошка им помогала – вылизывала её. А тунеядец втихаря ел целый день то, чего за пазуху нагрёб. Сердитый же хозяин увидел пустую конюшню, к столу вернулся и объявляет:
- Натешились, собирайтесь теперь дурня с дверями ловить в поле и коней искать! Не найдёте коней, в соху и в борону будете впрягаться сами! И чтоб такое было в первый и в последний раз! Нечего дураков из себя строить!      
      Дед отшибленные места потёр и бурчит:
- Ага, особенно, когда ни закон дураку не писан, ни ума к уху не пришьёшь!
      Хозяин ногой топнул:
- Хорош лясы точить! Дела сами по себе не переделаются! Молитесь и за работу! – и разослал всех по работе, а самых драчунов в поле дурня ловить и коней искать.
      Драчуны к вечеру труса поймали, а коней никто не нашёл. Цыгане резвее оказались. Остальные работнички с перепугу, что хозяин их бросит голодной смертью мучиться, работу сделали старательно. Даже лодырь четыре палки для ограждения сена принёс, подумал и пятую добавил. Дальше уморился и под стогом улёгся. Тунеядец в саду малины пол-литра набрал, литр съел. Грибники на карачках под каждый куст слазили, каждый пень обнюхали, все поляны обшарили и до крошечного опёнка всё в корзины сгребли. Рыбаки от усердия вместе с рыбой друг друга из речки повытаскивали сетями. А дровосеки расстучались топорами и развизжались пилами так, что ушам за версту стало тошно! В избе одуревшие дед с бабкой уши прядильной шерстью заткнули, и что кто у них не спросит, только и слышно в ответ:
- Ась?! Чавось?!
       Дед ещё без двери совсем замёрз, и как её на место вставили, он сдуру печь натопил, как в бане! Кухарям и так жарко, а тут хоть вениками хлыстайся. И давай они возмущаться:
- Рехнулся, старый?! Вообще сдурел! Накочегарил – не продохнуть! Тараканов тебе бы морить, а не печь топить!
- Будет вам, - мирно говорит дед. – Жар костей не ломит, а старые кости и в жару, как на морозе стонут.
- Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт! Тебе на кухне впору с вениками плясать, а не поварёшками щи мешать! – крутят ему кухари в виски.
- Ладно вам, - заступается бабка за деда. – Веселиться-то в молодости хорошо – нигде не болит. А немощная болезнь, она не спрашивает о твоём досуге.
      Баба-горемыка вздыхает:
- Не помереть бы, не нарадовавшись жизни.
- Перед смертью-то не надышишься, - выговаривает дед и напоминает: - Её не приводят, сама приходит.
      А бабка вздохнула и завела заунывную древнюю песню.
      Дед под её песню совсем на печи разомлел, на сон потянуло, носом умиротворённо засвистел. На печи ему чайник подсвистывает, на столе самовар подпыхтывает. Стряпуха под песню пироги слезами солит, противни в печь толкает да крестит. Горемыки мокрыми глазами моргают на пахучие грибы, на нитки их нанизывают. Кошка возле деда приколобошилась, мырлычет ему в брюхо. В жаровнях жаркое булькает, ноздри щекочет. На припёке травяной чай млеет. Всё к ужину готовится.
- Господи, хорошо-то как! – вздохнул кто-то шёпотом. И другой шёпот отозвался в умилительных слезах:
- Как в семье при родных матушки, батюшки! Слава Богу за всё!
       А тут и работники за дверями затопали, вечерять дружно ввалились. Есть так хотят, что сразу все кастрюли, чугуны и накрытый стол глазами расцеловали! Во главе хозяин пастухом шагает. Хором помолились и побыстрее за столы упали.
       А на столах всё, чем богаты помещичьи сады, огороды да ближние леса с полем! Всем хорошо, спокойно, сытно. Даже прощённый пьяница тихо на углу лавки чай с бодуна хлещет. Сушняк у него жутчайший, «колосники» горят. Он же, как вылетел за ворота, настолько перепугался неожиданной воли, что вмиг протрезвел! За двором шик-блеск навёл, весь забор краской выкрасил, где какую нашёл, и прощения на коленях у доброго хозяина выпросил.
      На новых же коней работали все гуртом! И никого не гнал тот помещик, но строго за нерадивость голодом наказывал.
- Что заработал, то и получи! – не жалея, ставил под нос полкружки воды.
      И вскоре заблестело поместье, урожаями наполнилось, птицей, скотом, заулыбалось подобревшими лицами сытых старательных работников. Ну а дураки, лентяи и тунеядцы учились работать, чтобы остальным не завидовать и на пироги с куриными щами не заглядывать. Все крепко помнили, что, лень портит, а труд кормит!
 
(г.Сарапул 2005)