Западные славяне, а вернее, взаимоотношения с ними – особый момент, очень тонкий. Про поляков знаю с детства, - М. Горький «Старуха Изергиль». Верила Горькому, но сомневалась, лет этак до 14. Как-то казалось это несправедливым. С удовольствием слушала Шопена, читала Адама Мицкевича, Станислава Лема, Генрика Сенкевича. Но, пока сам не попробуешь, нельзя делать выводов.
В мои 15 лет мы поехали с папой на море. Так получилось, что поехать должна была не я, а мама с братом. Но братик резко заболел, - температура под 40, и, чтобы не пропала путёвка, отправили меня. Отдых наш был – 10 дней Анапа, 10 дней – Геленджик. Как раз в Геленджике я впервые увидела взрослых польских «братьев». От турбазы шла дорога к морю, она пересекалась с трассой, идущей вдоль побережья. От пересечения и до пляжа, слева и справа располагалось пространство, где официально был кемпинг «Интурист». Там жили в палатках приехавшие в СССР жители Восточной Европы. Специально для дорогих гостей на пляже стояла бочка с чешским пивом.
1. Томаш
Нас с папой поселили в разные домики. У меня была соседка Люба, лет 25, из Тынды, с БАМа. Она попала на БАМ по комсомольской путёвке, а приехала на курорт – по профсоюзной. Люба отдыхала на «полную катушку», - возвращаясь вечером с прогулки или экскурсии, я неоднократно заставала Любу в одеяле и с кавалером. Когда она приходила на рассвете и ложилась спать, обнаруживалось, что под одеялом нет никакой одежды. Люба была разговорчивая и простая. Ей очень нравился Томаш из кемпинга.
- Думаешь выйти замуж за поляка и уехать?
- А вдруг? Всё лучше, чем на БАМе попу морозить.
- Ну-ну…
Люба с утра бегала на пляж к Томашу и его друзьям. Они отдыхали, пили пиво, о чём-то разговаривали. Молодые люди были студентами и выпускниками медицинского университета. Как-то папа не пошёл со мной купаться, и я вынуждена была присоединиться в Любе, - она приглашала. Когда мы подошли к компании, молодые люди встали. Я представилась, мне целовали руку, представляясь в ответ. Необычно!
Томаш - симпатичный и явно младше Любы. Друзья были, в основном, старше, но очень
галантны. Короче, пока после обеда не пришёл мой папа, я была окружена вниманием и заботой. Подумала: «Вот ведь культура! Как ухаживают!». Приятно.
Томаш и Марек носили мне цветы и ставили возле двери, ведущей в домик. Люба обижалась. Так прошло ещё несколько дней. Томаш перед отъездом зашёл попрощаться, оставил свой адрес и телефон, но я эту бумажку выбросила.
Для себя сделала вывод, что поляки – джентльмены, и неправильно их обижать. Короче, Горький был не прав.
2. ГСВГ
Прошло несколько лет. Я ехала к мужу в Дрезден. Как правило, поезд из Союза в Германию и обратно проезжает Польшу ночью. И тут начинается сплошной карнавал. Спать не дают. По вагону ходят поляки и постоянно предлагают что-нибудь купить, продать, или хотя бы обменять. Доходит до того, что дёргают за ногу со словами: «Пани! Очки треба? Нет? А джинсы треба? Ну хоть зажигалку купи!» Я подумала – очень торговая нация.
В Германии (В ГСВГ) коммерцией занимались в основном прапорщики. Всегда у них находился знакомый поляк, который мог достать всё, что угодно. Это было правило. У нас не было ни знакомого поляка, ни желания как-то приобщиться к этой среде. Но наш сосед-прапорщик, будучи завскладом, жил очень неплохо. Откуда-то появлялись у него новая мебель, ковры, сервизы, шубы и прочее. Так было в Дрездене, так было и в Котбусе, куда перевели мужа.
Пришло время уезжать в Союз. У мужа, к сожалению, не сложились отношения с командиром, и тот всячески тормозил процесс «сдачи должности». Деньги заканчивались, а дело всё не двигалось. Дочке был год, мы экономили, чтобы прожить несколько дней и хотя бы купить продукты в дорогу. Когда вопрос встал совсем остро, решили, что нужно продать массивный золотой перстень, купленный в Союзе впрок, как раз на такой случай, наверное. Нам понадобился поляк.
3. Штефан
Со Штефаном мы познакомились в летнем кафе. Он жил поблизости, в «готеле», работал где-то на угледобыче. Поляки уезжали на выходные домой, обратно в воскресенье их привозил автобус. В будни после работы они пили пиво в кафе и возвращались в свой «готель» не позднее 23.00. Разговорились. Штефан предложил продать наше золото. Дальше начался сплошной криминал.
Встретились, показали товар. Штефан взял перстень, ушёл за кулисы и вернулся со словами, что «шеф дискотеки» готов купить, и деньги «в срёду». Мы обрадовались, тем более до среды оставалось 3 дня. Штефан пожал Лёше руку со словами «без цыганьства».
В среду Штефан заявил, что «шеф дискотеки» уехал на неделю в отпуск, и деньги – следующая «срёда». Нужно было искать «шефа дискотеки». Обратились к официантам кафе. Лёша, как мог, объяснил ситуацию. Они, вроде, поняли, согласно покивали и назначили встречу. Когда Лёша пришёл, его провели в кабинет, где стояли стол и два кресла. В кресле сидел очень приличный господин. Сейчас я думаю, что господин был из «Штази». Он, наверное, проводил «контрольную закупку». Но из Лёши контрабандист не получился. В недолгом разговоре выяснилось, что золото Лёша уже отдал Штефану, и сделки не будет. Немцы из кафе всё поняли и искренне осуждали поляка, весьма нелицеприятно отзываясь обо всей нации. Из их слов мы сделали вывод, что немцы поляков глубоко не уважают и просто терпеть не могут на бытовом уровне.
Прошла ещё неделя. Штефан при встрече улыбался и как-то издевательски говорил: «срёда». Мы поняли, что нас «кинули». Обидно. Нечем кормить ребёнка. Лёша взял пистолет и пошёл в «готель». Там поляки очень интересовались, зачем ему нужен Штефан. Предполагали, что, возможно, у Лёши личное влечение к Штефану. Издевались. Когда Лёша достал пистолет, утихли, позвали Штефана и «шефа профсоюза». Штефан молчал, а «шеф профсоюза» (спортивный мужчина средних лет) менторским тоном завёл песню о чести советского офицера и о немецкой полиции, если что… Когда Лёша уходил ни с чем, Штефан его провожал, а на прощание тихо сказал, что они русских всегда обманывали и обманывать будут, и ничего с этим не сделать.
4. Цыганьство
В воскресенье автобус привёз поляков. Мы, гуляя среди двориков, «неожиданно» встретили Штефана. Обрадовались. Он дежурно начал про «деньги – срёда». Лёша махнул рукой и изобразил из себя человека, у которого нет проблем. Типа, мы ещё месяц здесь будем. У Штефана заметно отлегло от сердца, - он собирался в отпуск. Сели на скамейку, закурили. На балконах немцы наслаждались жизнью, пили чай и другие напитки, закусывали.
Я спросила:
- А что, вы ездите все выходные туда-сюда? Вам каждый раз паспорт штампуют при пересечении границы?
- Да.
- Да ладно? Страниц не хватит. Не верю.
Гордый Штефан расстегнул рубашку, достал кошелёк, который висел на шнурке на груди, вытащил паспорт и пафосно заявил: «Страниц много. На, смотри».
Я взяла паспорт в руки, начала листать странички. Оглядела ближайшие балконы, сказала с улыбкой: «Деньги – срёда, паспорт – срёда», и начала быстро уходить. Лёша нежно, но очень крепко обнял Штефана и продолжал его держать, пока я не скрылась в соседнем дворе. На балконах вокруг было тихо, никто ничего не заметил.
Когда Лёша вернулся домой, рассказал, какая у Штефана была истерика. Ему нужно сдать паспорт в своём «готеле» до 23.00, иначе он – бомж. Немцы – законопослушные, и недолюбливают поляков, поэтому рассчитывать на сочувствие не приходится. Было дано время (2 часа) на сбор денег и доставку их в определённое место в обмен на паспорт. Конечно, Штефан мог обратиться в полицию, но не было свидетелей, не было следов насилия и ничего, кроме его слов. И даже если бы он обратился, то у нас дома не было его паспорта.
В 22.00 Лёша ушёл на встречу. Штефан привёл с собой «шефа профсоюза». Лёша повёл их к КПП части. Я наблюдала с балкона. Если бы поляки начали дурить, Лёша просто бы вошёл на территорию части, а Штефану пришлось бы уезжать на родину и менять паспорт. «Шеф профсоюза» что-то привычно нудил, но тут случилась неожиданность.
Мимо проезжала патрульная полицейская машина, - этакий неспешный воскресный объезд маршрута. Лёша, улыбаясь, помахал рукой полицейским, они с улыбкой помахали в ответ. Я наблюдала с балкона, как задёргались поляки, и через минуту Лёша подал мне условный сигнал.
Я спустилась вниз, взяла паспорт и зашла во внутренний дворик. Они все меня ждали. «Шеф профсоюза» протянул деньги, я отдала паспорт. Штефан смотрел с ненавистью и эмоционально сокрушался:
- Стыд мне! Поляка «развести»? Русским лохам? Курва ты!
- Без цыганьства? Это ты – курва.
Мы ещё несколько дней оставались в Котбусе, но уже с деньгами. Сходили в кафе, рассказали немцам, чем дело кончилось, они даже угощали нас вином, радуясь "польскому унижению". Штефан в кафе не появлялся. «Шеф профсоюза», увидев нас, спешно переходил на другую сторону.