Вот и день выдался сегодня счастливым, и не только потому, что солнечный, яркий, с высоким синим-синим небом, какое только в марте и бывает, но главное, что ребятишки приехали, внучка Юля с мужем Николаем и младшим сынишкой Ильёй. Да, сколько всего навезли! Подарков-то, вкусностей…
– Да, куда нам? Сроду, столь не едим, – хлопотала вокруг стола Наталья, разбирая кульки, – приедут на денёк, а гостинцев навезут на неделю.
– Бабушка, так вы всю неделю угощайтесь, и нас вспоминайте, – тут же отозвался словоохотливый Илюшка. Он с усердием помогал разгружать сумки.
Когда попили чай и наговорились, старшие внуки переоделись и ушли на улицу. Наталья сидела у окна и наблюдала, как Юля с мужем вывозят в корыте снег из двора. Николай полную ванну снега набросает лопатой, впрягается и тянет посудину в огород, там опрокидывает, выгребает снег и снова – во двор. А Юленька рядом ходит, помогает. Наталья усмехнулась:
– Помощница.
Её всё радовало: и внучка с зятем, она видела, что любят друг друга, уважают. Он вон, какой заботливый да внимательный. Юлька просто прогуливается с ним, то снегом в него бросит, заигрывает, то сама в ванну усядется, он её из огорода привезёт, да и опрокинет, и смеются, смеются… На других порой посмотришь, всё злятся, ругаются, раздражаются друг на друга, а поживший немало человек сразу увидит, где есть лад в семье, а где нелюбовь одна. «Конечно, ругаются, поди, дома-то, не без этого. Горшки в печи и те бьются друг об дружку, а люди... Но ведь всё равно всегда вместе, рядышком, ребятишки у них славные» – думала Наталья, с улыбкой глядя в окно. И правнучек Илюшка радовал, Наталья оглянулась на двери комнаты. Что-то притихли они там с дедом. Чем он его там занял? Наверное, выжигают, дед недавно наткнулся на выжигательный прибор, обрадовался: вот чему правнуков научит, они и не видывали такого аппарата. Алексей Егорович ещё и доски купил разделочные. Дети-то раньше всё что-то мастерила своими руками, рисовали много, а теперь всё в телефонах… Наталья поморщилась и цыкнула на себя: не нашего ума, мол, дело, без нас разберутся. Другое время – другие и дети. Тут она услышала голосок мальчика:
– Деда, – позвал он, – а ты старенький?
– Старенький, Илюха, старенький, – отозвался Алексей Егорович.
– Деда, а это плохо быть стареньким?
– Почему плохо? – удивился старик.
– Не знаю, папа сказал, что лучше быть молодым. Он так говорит, потому что он сам молодой. А ты вот старенький, что скажешь, плохо быть старым?
Наталья покачала головой: ведь это надо, какой ребёнок, ведь ему только шесть годков, а он вон, какой пострел. Да и говорит-то как, не всякий взрослый так скажет, порой взрослые-то двух слов связать не могут, мат один. А дед-то, чего не отвечает? Она прислушалась.
А дед, действительно, немного помедлил с ответом, повздыхал, призадумался. Вот ведь ребёнок, а вопросы задаёт серьёзные, и ответить-отмахнуться не хочется, пусть тоже задумается, сам порассудит:
– Ну, это, как сказать, – начал он отвечать мальчику, – так-то оно так, молодым быть хорошо, конечно. Но по мне теперь, Илюха, лучше всего – просто быть.
«Ага, нашёл, что ответить. И сидит теперь, наверное, хитро улыбается» – подумала Наталья.
– Как это? – тут же последовал новый вопрос.
– Ну, как, как? Давай рассуждать, – предложил дед, – я вот старый, мне, стало быть, повезло. Не многим, я тебе скажу по секрету, внучок, повезло. Нас, таких вот старых-то мужиков, на всю деревню двое только и осталось. Я, да Фёдор Кульпин.
Дед замолчал. Наталья ещё больше прислушалась, интересно ей стало, что Илья ответит или, скорее всего, вопросы начнёт задавать, ведь не сообразит же он… Она не успела и подумать, как услышала возглас мальчика:
– Понял, – радостно заявил он, – вы двое на всю деревню остались, значит, вас все больше любят! Конечно, вам это нравится. Я тоже люблю, когда Кирилл и Семён в садик не приходят, тогда Вика с Юлькой только со мной играют.
Наталья услышала, как от всей души захохотал Алексей Егорович, и задорно следом рассмеялся Илья.
– Ну, братец ты мой, – всё еще смеясь, говорил дед, – ты, почитай, самый мой тайный секрет разгадал, ты только бабушке ничего не говори, а то она меня со двора не выпустит. Запрёт дома на три замка.
– Хорошо, – легко согласился правнук. – А, где почитать? – тут же задал он следующий вопрос.
– Чего почитать? – не понял дед.
¬– Ты же сам сказал, «почитай»? – удивился ребёнок забывчивости прадеда.
– Я сказал?
Тут тихонько засмеялась Наталья, посмотрим, мол, как ты тут выкрутишься.
– Горазд, ты, Илюха, вопросы задавать, – дед явно не знал, что ответить, – «почитай», это просто так говорится, к слову, ну, вроде, как «понимаешь ли», «знаешь».
– А, что значит «горазд»?
Наталья опять тихонько засмеялась, какой же любознательный ребёнок.
– Что, что? – искал дед ответ на новый вопрос, – то и значит, что умеешь ты, значит, вопросы задавать, и в тупик ставить добрых людей, только не спрашивай, что такое тупик.
– Я знаю, что такое тупик. Это когда…
Илюшка начал рассказывать прадеду что-то о поездах, о дорогах… Дед охотно с ним соглашался и хвалил, и даже восхищался. Но Наталья больше не прислушивалась к их разговору, она вдруг вспомнила, какая сама была в детстве: стеснительная, немногословная. Вообще болтать в присутствии взрослых не поощрялось, тогда всё больше слушали и слушались. Да и попробуй, ослушайся! Хотя точно помнит, что отец их, а детей в семье было четверо, никогда ремнём не наказывал, но что скажет, так, как отрежет. Она заулыбалась своим мыслям, вспомнила она, как в первый класс собиралась, с каким нетерпением ждала первое сентября. Вот, какая на ней форма была, да и была ли вообще форма, обувка какая, не помнит. А вот, как отец строго попросил накануне назвать свою фамилию, как сейчас помнит, и взгляд его строгий, и как долго молчал и ждал, что она ответит. А она не знала своей фамилии. Почему не знала? Теперь и вовсе не понять. А отец тогда сказал, как отрезал: «Фамилию свою не знаешь, в школу не пойдёшь!» И не отпустил, хоть заревись. Просидела ещё год дома с бабушкой, зато на следующий год шибко умная в школу пошла: и читала, и писала, и не только фамилию, всех родных поимённо знала. Сейчас-то смешно вспомнить, а тогда…
Наталья вздохнула, всплывает всё в памяти так ярко, щемящее, будто вчера и было.
– Деда, а ты помнишь, каким ты был маленьким? – выхватил её из раздумий голос Илюшки.
– Помню, Илюша, как не помнить. Ты знаешь, всё-всё помнится и чем дальше, тем больше. Вспоминаю, каким ребёнком был, сорванцо-ом, – протянул он и улыбнулся, – по крышам, по заборам носился. Да, вообще-то, мы, с малолетства много работали, по хозяйству, родителям помогали, так что не до беготни было. Потом подрос, парнем стал, поумнел вроде немного, в прабабушку вот нашу влюбился, помню, как в армию сходил, как женился… В общем, понимаешь, вся жизнь, будто в один день уложилась, и день этот был точно вчера...
Алексей Егорович замолчал, он смотрел в окно, глаза его опечалились. Илюшка тоже не задавал больше вопросов, он посмотрел на деда и как-будто понял, что сейчас лучше помолчать, да и выжигать кораблик ему очень понравилось. А у Натальи ёкнуло сердце. «Надо же, – мелькнуло в голове, – ведь и думаем-то об одном и том же».