История одной семьи

Татьяна Верясова
Глава I.
- Атас!!!
Свистящий шепот  Ахуна сверлом ввинтился в ухо Суфияна, резко прогоняя сон.
- Нас спалил хромой Ильяс, когда мы овцу Нигматуллиных через переулок несли, помнишь ветка у колодца хрустнула и тень метнулась, надо было проверить ,кто это... Буди Закуана, надо ноги уносить...
Суфиян резко перекатился на бок и толкнул братишку:
- Вставай! Только тихо!
Закуан непонимающе таращился на братьев:
- Что случилось?
- Ничего... Надо бежать, пока не случилось... Нигматуллины овцу не простят...Спалили нас, понял?
Старший из братьев, Ахун, зорко вглядывался в темноту в щель досок сеновала, где они обычно спали короткими летними ночами.
- Суфиян! Мышью в дом, набери немного хлеба в дорогу! Только матери и Ризвану оставь. Постарайся тихо, не буди их.
Суфиян молча кивнул. Бесшумно спустившись с сеновала, он пересёк двор. Когда-то здесь было много скотины, когда-то, когда был жив отец. Мальчик плохо помнил его, он был совсем маленьким, когда тот умер... Мать растила их четверых одна. Земли было много, мальчики работали на ней насколько хватало их сил, потом засушливым летом солнце сожгло все, что посеяли, пришел страшный голод, скотину всю съели...
Суфиян тихонько открыл дверь в избу и прислушался. В углу на широкой скамейке тихо сопел младший братишка. Мама спала рядом. Стараясь не скрипеть половицами, он пробрался в амбар, нашел холщовый мешок. Помня о том,что надо торопиться, открыл ящик с сухарями и неловко задел в темноте чугунок. Остановился. Прислушался. Тихо. Переложил часть сухарей в мешок и на выходе столкнулся с матерью.
- Мама!
- Ты куда с мешком?
- Мама! Нам надо бежать... Мы овечку украли ... Нас видели...
Мать медленно опустилась на пол.
- Что же вы наделали...куда же вы сейчас?
- Не знаю пока ..мама...мы вернёмся...мама, жди, мы вернёмся...
Он выбежал из избы. Братья ждали у ворот. Они тихо исчезли из деревни под покровом ночи.
Это было в середине двадцатых годов.  Старшему из братьев было пятнадцать. Но выглядел он на восемнадцать. Рослый, сильный, сметливый не по годам. Дерзкий, бесстрашный...Рано оставшись без отца, он хотел помочь матери прокормить семью.
Ту злосчастную овечку он приметил давно.Швырнул ей в ногу камень, удачно попав по коленке. После этого она начала приволакивать ногу, отставала от стада. Тут он ее и поймал. Не один. Братья помогли. Свернули овечке шею, спрятали в овраге, а ночью перетащили в свой огород. Но Ильяс их увидел, будь он неладен!
Теперь надо спасать свою шкуру...
- Эти богачи Нигматуллины и после революции жили лучше всех, и голод их не сильно подкосил. На одну овцу не обеднели бы!
Эти мысли бродили в голове Ахуна, пока его не позвал Закуан:
- Куда мы сейчас?
- Мужики говорят, что в Душанбе хорошо, работа есть, зарплату платят, там хлеб, фрукты, тепло...доберёмся до Бугульмы, оттуда на товарняке до Чишмов, потом пересядем на другой товарный и доедем... Там заработаем много денег, вернёмся домой богатыми...
Ахун размечтался и зашагал быстрее, сильнее размахивая руками. Братья повеселели, тоже пошли быстрее, стараясь идти с ним в ногу.
- Долго ещё идти?
Закуану было всего двенадцать лет, но рядом с братьями ему ничего не было страшно.
Летние ночи короткие, скоро рассвело, просёлочная дорога вывела их на грунтовку.

Глава II

Фаида не уснула до рассвета. Бродила тенью по осиротевшему дому.  Смотрела в окно, будто могла рассмотреть там в светлеющем поле фигурки своих детей. Неслышно шевеля губами, молилась, просила Всевышнего уберечь от беды своих мальчиков.
Оставшись без мужа с четырьмя детьми, обладая от природы мягким покорным нравом, она не имела влияния на сыновей, взявших от отца в наследство буйный нрав. Но всю силу своей материнской любви вкладывала в молитву, стремясь уберечь своих птенцов от страшного урагана событий, происходящих в деревне, в стране, во всем мире.
Ершистый ободранный соседский петух взлетел на изгородь и громко прокукарекал.
Шестилетний сын, крепко спавший на широкой лавке у печки, широко раскрыл глаза:
- Мама!
- Спи ещё, Ризван, рано...
- Мама, я кушать хочу...
Фаида тихонько подошла к нему, провела мягкой ладонью по непослушным вихрам, поднесла уголок платка к глазам.
- Мама, ты плачешь?
- Нет, родной, сейчас кашу сварю тебе.
- Ахун кашу не любит!
Фаида не удержавшись, заплакала:
- Ах, Ризван, братья уехали, пока сами с тобой жить будем, вдвоём...
- Куда , мама?
- Не знаю, сынок, дай бог, вернутся.
Ризван выглянул в окно и увидел подъезжающую телегу.
- Мама, кто это?
Фаида выглянула и увидела, что с телеги спрыгнул Садри-бай и два его сына. В сенях загрохотали шаги.
- Ну, Фаида, признавайся, где твои щенки?
Побледнев, она опустилась, как подкошенная, на край лавки.
- Мама!
- Ризван, беги сынок!
- Он нам ни к чему! Нам старшие нужны! Где они??? У тебя в огороде шкура нашей пропавшей овечки лежит! Где твои бандиты?
- Не знаю я! Не видела их со вчерашнего дня!
Ризван взвизгнув, выскочил из дома и побежал к соседям.
Садри схватил Фаиду и потащил в огород, попутно приказав сыновьям:
- Берите лопаты!
Утренняя прохлада плыла от реки, роса холодила босые ноги, но дрожала Фаида не от холода.
- Последний раз спрашиваю, скажешь, где твои стервецы???
- Не знаю ничего я, - прошептала она.
- Закопать!
Садри выхватил лопату у одного из сыновей и начал копать яму. Второй присоединился к нему.
- Держи ее , чтоб не убежала!
Скоро яма была готова. Фаиду столкнули и стали закидывать влажной землёй. Глаза её расширились в ужасе, но она молчала. Только губы еле шевелились. Когда земля сдавила ее плечи, Садри вдруг откинул лопату в сторону и зашагал прочь. Сыновья поспешили за ним.
Фаида осталась, закопанная по шею. Слезы заливали ее глаза, мухи садились на лицо, ветер сгонял их, но они садились опять.
Всё ее нутро пронизал смертельный холод, а голова горела, как в огне...
Не выдержав сильнейшего душевного напряжения, она теряла сознание... сколько времени провела она в забытьи, не могла понять... Очнувшись, увидела звёзды над головой и взмолилась о спасении ради детей, ради своих сыновей.
- Мама, мамочка!
Ризван, плача, подполз к ней:
- Я кричал, звал тебя, не мог найти...Позову соседей, чтобы вытащили тебя.


Глава III
Три дня, проведенные в земле, не прошли даром для Фаиды. Она долго лежала в горячке, изредка приходя в себя. Ризван не отходил от нее, с тревогой вглядываясь в ее исхудавшее лицо. Приносил воду, менял высохший платок на горячем лбу, укрывал теплой куфайкой ноги, когда она начинала дрожать. Скоро с помощью Всевышнего она начала выздоравливать. Но кашель, поселившийся в середине ее грудной клетки, навсегда остался памятью о тех захороненных днях.
     От сыновей приходили письма, Ахун начал работать на военном заводе в Душанбе, встретил там свою красавицу Махиду, полюбил ее со всей силой своего буйного сердца. Просил в письме благословения матери. Закуан с Суфияном, не найдя приюта своим душам на чужбине, вернулись в родное село.
..Молодежь деревни собралась на игру и встала напротив Закуана, взявшего в руки гармошку. В круг вышла девушка, все парни на хороводе смотрели на неё пламенными глазами, шумно и весело аплодировали её танцу. Но она не замечала их. Обходя танцем круг, она мечтала увидеть того стройного парня, который сегодня появился в селе после долгого отсутствия. Вдруг вслед за ней в середине игры выскочил он, тот самый парень.  На нем была белая рубаха с вышивкой, суконные брюки. На ногах кожаные сапоги. Но сердце Сахиры пленили не нарядная одежда парня, а его стройное телосложение, красивая внешность, теплые и бойкие глаза.
- Ну! - звонким голосом крикнул стройный юноша, тряхнув головой, - веселее играй! Я буду танцевать! Посмотрим, кто выдержит дольше.
Гармонист весело заиграл, и девушки дружно аплодировали. Молодые люди, находившиеся в сторонке, поспешно подошли и втиснулись в хоровод. Стройный парень начал танцевать. Он летел вихрем, легко и высоко подпрыгивал, казалось, что в такт трясется земля. Он долго и красиво танцевал. Гармонист сдался первый. Стройный парень тоже завершил танец.
- Плохой ты гармонист, Закуан! Я еще не натанцевался! Если бы знал, что ты устанешь, не стал бы танцевать! — засмеялся он, вышел из середины круга и скрылся среди толпы.
Сердце Сахиры было растрёпано, как цветок после бури...

Время утекло, как вода в песок, но  своего Суфияна Сахира навсегда запомнила таким легким, бесшабашным, кружащимся в танце, как осенний листок… С того самого вечера, они не расставались. Он привел ее за руку к своей матери.
- Мама, я люблю ее, и ты полюби ее, как дочь. Не смогу без нее, не буду жить без нее…
- Как же без благословения то родителей? – охала Фаида. – Не по-людски как-то… Ой, что же будет…
- Не бойся, мама, и ты, моя любовь, не бойся, - говорил Суфиян, обнимая девушку.
- С тобой мне ничего не страшно, - шептала она, глядя на свое отражение в глубине его глаз, и тонула, тонула….
Всю ночь прождала ее мама, глядя в окошко на темную улицу. Под утро, отец, узнавший от вездесущих соседей последние новости, в гневе схватил кнут и огрел ни в чем неповинную собаку. Скуля, она убежала под амбар. Разъяренный, он ворвался в дом Фаиды, но на пороге его встретили два рослых парня.
- Успокойся, отец, присядь, поговорим, - придвинул к нему табурет Суфиян.
- Нищий щенок, какой я тебе отец?! – с новой силой вспыхнул оскорбленный мужчина.
- Папа, прости меня, я люблю его, - кинулась в ноги дочь.
- И я люблю ее, сейчас все равны, работать я умею, жить будем хорошо, внуками вас порадуем, - увещевал нового родственника парень.
- Ишь, как заговорил, речи-то твои сладкие, посмотрим, как жизнь повернет…
И ведь как в воду глядел. Жизнь повернула так, что началась война, и разлетелись под ее свинцовыми ветрами люди, как листочки осенние.
Суфиян, Закуан, и уже повзрослевший Ризван ушли на фронт. Сахира провожала, держа на руках малыша Атласа, шла вслед за обозом, с которым уезжал свет ее жизни, ее самая звонкая песня, ее счастливая юность…Словно увезли мужья с собой на войну их молодость, жены разом осунулись, потеряли блеск глаз, румянец сошел с щек…Словно злое воронье, закружились над ними годы страшные… Каждый день, впрягаясь в работу , жили они в томительном ожидании писем и смертельно пугались конвертов.
Сахира перед сном, глядя на фотографию мужа, повторяла, как молитву: «С тобой мне ничего не страшно…»

Глава IV
"Что с нами происходит? Что? Где я? Где моя жизнь? Нет её. Нет...Есть только лавина огня, несущая смерть,"- Суфиян смотрел перед собой остановившимся взглядом, и, казалось, ничего не замечал вокруг себя. Командир разведроты, с тревогой вглядываясь в его осунувшееся лицо, говорил взводному:" Что-то неладное с Якуповым, боязно его отправлять в задание, но он лучший мой разведчик. Ловкий, рисковый, даже где-то бесшабашный, с сильно развитой природной интуицией, по-деревенски смекалистый, он всегда выбирается целым невредимым из любой ситуации."

  Суфиян выехал к вечеру.  Он гнал коня, согнувшись над ним, словно ворон. Сходство добавляли разлетающиеся полы плаща, которые в сумерках казались черными крыльями. По оба крыла летели за ним деревья в холодном свете умирающего дня. Когда Суфиян выбрался из леса, было уже совсем темно. Он придержал жеребца возле старого сруба, от которого зловеще несло склизким деревом. Птицей взлетел на угол сруба, постоял так несколько минут, втягивая ночь хищными ноздрями. Ничего не было видно, кроме светлеющих стволов берез на фоне черной тишины. Легко спрыгнув вниз, он привязал коня, снял с себя портупею, фуражку. Портупею повесил на шею лошади, фуражку прикрепил к седлу. Теперь он больше походил на обычного колхозника.
Тенью скользнул он в темноту между домами." Как же холодно без плаща", - поёжился он.  Холодный сентябрь сорок второго был раскалён огнём неистовых боёв. Враг, несмотря на отчаянные попытки остановить его, продолжал своё наступление. Суфиян вдруг понял, что устал. В нём словно не осталось надежды на хороший исход. Он просто устал видеть смерть. Каждый день. Помногу раз. Завернув за угол сарая, он встретил её опять. Она вошла в его сердце короткой пулеметной очередью. Всхрапнув от резкого треска в ночи,  жеребец встал на дыбы, сорвался с привязи и молнией исчез в мгле леса.


Глава V

Ноги в резиновых калошах разъезжались по скользкой глиняной почве, которая не впитывала дождевую влагу, скапливая её лужицами в углублениях и колее дороги. Почтальонка, худенькая девушка, из-за невысокого роста смахивающая на подростка, придерживая на боку огромную сумку, боролась с месивом, пытаясь выбраться на остатки пожухлой травы. Еле-еле ей это удалось. Переведя дух и утирая со лба горячий пот, перемешанный с ледяными каплями октябрьского дождя, она удовлетворённо выдохнула. Во-первых, она уже почти дошла до деревни, во-вторых, радовало то,что в её такой огромной сумке нет ни одного конверта. Только солдатские треугольники и газеты. Да! Есть ещё посылка.

Фаида почистила морковку, стала её крошить, тут нож соскользнул и проехался по пальцу.
- Ай! - капли крови окрасили и без того красную морковь.
Перемотав палец чистой тряпочкой, она наклонилась за луковицей, и нечаянно уронила ложку.
"Что сегодня у меня всё из рук валится? И сон плохой видела, будто Суфиян привез во двор телегу только скошенной зелёной травы...", - вспомнилось ей. Спохватившись Атласа, она выбежала в сени, глянула в низенькое оконце, из которого была видна часть улицы, и увидела подходящую к их воротам улыбающуюся почтальонку. От сердца отлегло. Была бы плохая новость, Закия не улыбалась бы.
- Ай, кызым, какая же сумка у тебя сегодня тяжёлая, как же ты подняла-то её? Заходи, отдохни... Атласа не видела? Маленький, а шустрый! На месте ни  минуты не сидит. Только отвернулась, а его и след простыл.
Суфиян , его папа, такой же был.
- Фаида-апа, Атлас в гости пришёл, цыплят смотрит, потом сама его приведу, - крикнула соседская девочка, выглянув из-за забора. Сама не намного старше  своего трехлетнего подопечного, она была гораздо самостоятельнее и серьёзнее Атласа, но очень любила с ним нянчиться.
Фаида, успокоившись повернула в избу, пригласительно придерживая дверь перед Закией:
- Нам есть письмо?
- Больше, чем письмо!
Фаида остановилась и удивлённо посмотрела на девушку.
- Посылка!
- От кого?
- Давайте, посмотрим.
Она вытащила из вороха писем и газет бандероль, упакованную в плотную коричневую бумагу и туго перетянутую скрученной нитью. Адрес отправки - полевая почта.
Фаида перерезала нить ножом, развернула бумагу. Оттуда змеёй выскользнул кожаный ремешок. В руках осталась фуражка, в которой лежал конверт. Она растерянно взглянула на Закию. Та с любопытством заглянула в свёрток.
- Фаида-апа, смотри-ка, тут ещё ремень солдатский, широкий такой.
- Дочка, прочитай письмо, прошу.
Фаида дрожащей рукой вынула конверт из фуражки и передала девушке. Та, надорвала его край, вытащила листок, развернула.
" Ваш сын красноармеец Якупов Суфиян Якупович, уроженец д. Новое Каширово ТАССР в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, пропал без вести...
Она растерянно перевела взгляд на Фаиду. Та, смотрела остекленевшим взглядом в пустоту и, разом обмякнув, навалилась на край стола. Закия откинув проклятый конверт, кинулась к ней. Подхватив её, она придвинула ногой табурет и усадила на него Фаиду.
- Читай...читай дальше, - еле слышно прошелестела она.
Закия, проглотив комок, вставший у горла, с трудом продолжила: " Он не вернулся из разведки, пришла только его лошадь, к седлу была прикреплена его фуражка и портупея. Отправляю вам в память о нем. Скорбим с вами. Мы продолжаем бить врага. Память о вашем сыне навсегда в наших сердцах. Командир разведроты Горчаков ".
В избе воцарилась мертвая тишина.
Закия всхлипнув, обняла за голову Фаиду и прижала к своей груди. Та, словно очнувшись, завыла.
- Родненькая, ведь не погиб, пропал без вести, может живой ещё, - говорила без умолку почтальонка.
В комнату вбежали дети. Атлас смотрел на плачущую бабушку и объяснял соседской девочке:
- Бабушка палец порезала, вот и плачет. Я один раз порезался, знаешь, как плакал. Потому,что больно.
А Фаида словно вернулась в тот день, когда в первый раз потеряла своего мальчика, она опять видела глаза Суфияна, который повторял : " Жди нас, мама, жди, мы вернёмся..."

Сахира, шла домой с фермы, еле переставляя ноги. Злые вести разносятся быстро, она уже знала, что её Суфиян пропал, канул в пучину этой страшной бойни. Что-то оборвалось у неё внутри. Она смотрела, но не видела, слушала, но не слышала, чувства исчезли. Она всегда была отражением мужа. А теперь, когда ее зеркало разбилось, её будто тоже не стало.
Сахира зашла в осиротевший дом, не включив свет, сняла с себя промокшую от дождя фуфайку,, повесила на гвоздь у входа. Села на широкую лавку, которая стояла тут же, под висящей на гвоздях одеждой, и уткнулась лицом в рубашку мужа.
Она не слышала, как испуганный Атлас теребил её подол, звал её. Жалость к бедной девочке, убитой горем, выдавила холод из замёрзшего сердца Фаиды. Пересилив свою боль, она подошла к Сахире:
- Доченька, вставай, пойдём за стол, воды попей, кушать надо, жить надо, сын у тебя, растить надо, дай бог, жить будем, как-нибудь, как-нибудь...

Глава VI
Прошли годы, закончилась война, Ризван и Закуан вернулись с фронта в родную деревню. Закуан почти сразу уехал в Душанбе, где всю войну проработал на военном заводе старший брат. Там он и остался. После войны рабочие руки везде были нужны. Нашел работу по душе, встретил свою Сару, которая родила ему двух сыновей. Ризван тоже вскоре женился на девушке, которая  работала в Новом Каширово учительницей. Гайша была младше Ризвана на шесть лет. Она цвела юной красотой, как первая послевоенная весна. Но характер её был твёрдым и безоговорочным, словно победа над фашистской Германией. Как только Ризван привел её к матери, она сразу же показала, кто в доме хозяин. Не оправившейся после потери мужа Сахире и мягкой податливой Фаиде не под силам было противостоять молодой снохе, которая начала  устанавливать свои порядки. В первую очередь она закрыла подпол и забила его досками. Этот подпол уже и так был невостребован. Но всё же она поставила окончательный крест на сходках. Раньше, до войны, в этом подполе собирались братья. Что они там обсуждали, о чем говорили, что замышляли, уже никто никогда не узнает. Но зато вся деревня знала, что есть такое место для сходок. И вся деревня, зная это, опасливо обходила дом Фаиды стороной. Те времена давно канули в лету.
Гайша на этом не остановилась. Забеременев, она решила устроить спальню для будущего малыша.
Однажды, вернувшись домой после работы, Сахира в сенях споткнулась о кровать, стоящую поперёк. На ней сгорбившись сидел Атлас.
- Что это ты тут? А?
- Мама, мне Гайша-апа сказала,что я теперь тут буду жить.
Сахира бессильно опустилась на кровать рядом с сыном.
- Сынок, родной, послушай меня... Здесь нам нет больше места. На ферме женщины говорят, что в Кемерово набирают рабочих в шахты. Зарплату хорошую обещают и жильё. Я поеду. Ты с бабушкой останешься. Как устроюсь, приеду за тобой.
- Мама! Не оставляй меня!
Атлас схватил ее за руку и зарыдал.
- О боже, ты же не маленький уже.
Сахира выдернула свою руку и резко встала.
- Дело решённое. Буду собираться.
Фаида молча смотрела на сборы Сахиры. Та, носилась по дому , как заведённая, опустив глаза, избегая взгляда сына. Рвалось ее сердце, рвались нити, связывавшие ее с этим домом, с родной деревней, с юностью, с первой любовью, с сыном. От обиды на жизнь, лишившую её сначала любви родителей, потом забравшую ее любимого, её сердце ожесточилось.Ей хотелось начать жить с чистого листа. Она собрала чемодан. С улицы послышалось ржание лошади. Подъехал Рифат- абый, который возил молоко с фермы на переработку.С ним и уехала Сахира до станции. На прощание Фаида обняла её:
- До свидания, доченька. Береги себя. Мы с Атласом будем ждать твоих писем.
Сахира всхлипнула, но удержалась. Не заплакала. Поклонилась в пояс той, что стала ей ближе родной матери. И шагнула за порог.
Проводив невестку, Фаида подошла к Атласу, застывшему в углу:
- Эй, сынок, не грусти, нам с тобой тоже пора собираться, путь нас ждёт неблизкий.
- Куда? - встрепенулся мальчик.
Поедем в гости на поезде, через степи широкие, реки быстрые, леса глухие, будешь сидеть, чай с сахаром пить и смотреть в окошко,  полстраны увидишь.
Повеселев, Атлас улыбнулся.
- Расскажи ещё, бабушка!

Спустя месяц Атлас сидел за столиком в плацкартном вагоне, который вез их с бабушкой в Душанбе, пил чай с куском сахара вприкуску, смотрел, как мимо пробегают столбы, станции, деревья, дома...
- Сухарь будешь, малец?
Высокий мужчина с выправкой военного сидел на полке напротив и, улыбаясь смотрел на то, с каким удовольствием Атлас пьёт чай, прихлебывая из железной кружки и откусывая сахар.
- Спасибо!
Атлас размочил полученный гостинец в стакане и откусил.
- Далеко едете? - спросил попутчик.
- В Душанбе, к сыновьям в гости, - немного замешкавшись ответила Фаида.
- Хорошее дело! Надолго?
- Не знаю пока, не знаю, - Фаида задумалась.
Она не знала, как примет их невестка, жена Закуана. Сам Закуан в каждом письме звал её к себе жить. Но ведь она не одна едет, а с Атласом. У Закуана два сына, наконец Фаида увидит своих внучат.
- Не переживай, мамаша, живы будем - не помрём! Какую войну выиграли, теперь надо жить счастливо и детей поднимать! Смотри, какой орел у тебя растёт! Тебя как зовут? - обратился попутчик к мальчику
- Атлас.
- А меня называй Андрей Иванович. Ну как? Понравился сухарь? Будешь ещё?
Он легко поднялся с места, потянул с верхней полки рюкзак и достал из него сухари и круглую четырехсотграммовую банку черного американского шоколада.
Он вскрыл её, поделил шоколад на три равные части.
В послевоенные годы в магазине можно было купить подушечки с яблочным повидлом, но, то ли от транспортировки, то ли от невысокого качества, приходили они в магазин в виде слипшегося куска, состоящего из сахара, повидла и карамели. Необходимое количество этих подушечек при покупке просто вырубалось ножом и отпускалось в виде монолитного сладкого булыжника. Это были все лакомства, которые в то время могли попробовать дети. Можете представить себе, что означал  гостинец попутчика  для семилетнего пацана, худого и длинного не по возрасту. Атлас откусывал от своего куска понемножку, чтобы растянуть это неземное наслаждение.
И, видя эту картину, Андрей Иванович с трудом  глотнув подкативший к горлу ком, тихо спросил Фаиду о родителях мальчика.
- Отец пропал без вести, а мама уехала на заработки, - утирая уголок глаза платком, проговорила она.
- Дядя! Андрей Иванович! - тут же поправил себя мальчик.- Где такой шоколад продают?
- Я на фронте десантником был. Нам к праздникам дают паёк.
- Расскажите, как воевали?
Атлас простительно уставился на него своими большими глазищами.
-Нас посадили в эшелон и направили на место десантирования. Это было в самом начале войны, - начал рассказ Андрей Иванович. -  Выбросили нас  в тыл врага для освобождения Киева. Мы должны были высадиться на правый берег Днепра, это река, на которой Киев стоит.  Мы должны были встретить там наши основные части. Ну, хотели как лучше — получилось как всегда. Немцы, отступая, переправились через Днепр на то место, куда нас были должны выбросить. И там, я не знаю, три или четыре дивизии было , в том числе эсэсовские танковые дивизии, и выбросили нас на боевые порядки немцев. Прямо на их танки.
Выбрасывали ночью. В первую ночь погибло сразу более трех тысяч ребят. И если бы командир не связался с нашими партизанами, то бы все, нас просто передушили бы, передавили бы.
После этого из нас, оставшихся в живых,  собрали три полка. Полк, в котором был я, воевал в конце войны на полях Европы,
Мне вручили противотанковое ружье, я его страшно не любил, ну потому что сделаешь несколько выстрелов, все — плечо отваливается и глохнешь. Ну, уж так получалось. Другого у нас не было, как у немцев фаустпатроны — бах, готово. Потому что такое это ружье, надо же попасть ему в глаз, танку. Или трак перебить, это же не так просто. Но все равно я подбивал.
В Австрии, я не забуду, нас прижали. Вот так нас прижали, вот я помню стал молиться, чтоб остаться в живых. Ну, невозможно было остаться в живых. Ну, невозможно. Но, вот, живу...
   И все-таки мы дошли до Праги. Мы кончили войну не девятого мая, а  четырнадцатого, потому, что власовцы сопротивлялись. Вот там где-то недалеко и Власова самого взяли. Наша армия.
Он говорил и говорил. Как будто сам с собой, не замечая, как их купе потихоньку наполняется. Проходящий мимо пожилой мужчина остановился, потом присел на полку рядом, забыв о том, что шёл в тамбур покурить. Привлеченные рассказом, подошли две девушки, ехавшие в соседнем плацкарте.
Поезд резко затормозил, стоящие в проходе схватились за поручни, чтобы не упасть.
- Бузулуууук... Через пять минут станция.
Зычный голос проводника прервал рассказчика на полуслове. Он вдруг понял,что впервые рассказал то,что никому не говорил, да и не хотелось никогда это рассказывать, тем более ребёнку. Он взглянул на мальчика, тот, не отрываясь, смотрел на него.
- Эх, что же я... Совсем уж заговорился, напугал тебя?
Мальчик отрицательно мотнул головой.
Андрей Иванович взъерошил его мягкие волосы.
- Атлас, запомни, пожалуйста, какой ценой завоевано счастье. Вырастешь, детям своим расскажи, чтобы помнили, детям детей своих расскажи .
     Спустя много лет, Атлас будет помнить  вкус трофейного горького шоколада и горький рассказ боевого десантника.
Дом дяди не станет для него домом. Напряженные отношения с его сыновьями, периодически переходящие в драки, приведут к тому, что дядя Закуан однажды отведёт его в детский дом. По выходным дням и в праздники дядя будет забирать его к себе в гости - мальчик через всю жизнь пронесёт уважительное отношение к нему.
    Окончив школу в детском доме, он пойдет служить в армию в десантные войска в Псковской области. За образцовое выполнение воинского долга, высокие показатели в служебной деятельности, за отличные показатели в боевой подготовке он будет награждён знаками отличия.
     После окончания службы, он возобновит переписку с мамой, поедет к ней, там встретит любовь всей своей жизни, Муниру, у которой была уже дочь от предыдущего брака, но Атлас, поклявшийся себе за годы жизни в детском доме, что хоть одного сироту усыновит обязательно, воспитает девочку, как родную дочь. В браке с Мунирой родятся Элла и Нелли. Они будут вспоминать папу, как строгого, даже жёсткого, но очень справедливого человека.
       Он будет работать сначала водителем автобуса, закончит автодорожный техникум, потом институт, станет главным механиком автомобильного хозяйства.
Но главное, он  всегда будет помнить, что надо жить хорошо и счастливо за себя и за тех, кто не дожил, кто отдал свою жизнь за его, за жизнь его детей, и его внуков.