Глава 133
Господь – свидетель, я страстно желал привлечь на свою сторону д’Артаньяна, и столь же сильно опасался этого. Мне ни к чему лгать перед самим собой, особенно теперь, когда я всё это описываю. Я хотел быть лидером в этом деле. И хотя Атос был, безусловно, старше нас всех и, как мы единодушно признавали, более рассудительным, его рассудительность, в основном, состояла в скепсисе и в поиске благородных мотивов как в прошлых наших поступках, так и в предстоящих. Ему казалось, что все наши действия диктуются лишь высшими соображениями, и иного просто быть не может. Как будто бы мы родились на этот свет лишь для того, чтобы служить благой цели защиты Королей и Королев всех мастей, а также выполнять лишь то, что должно дворянам. При этом у него в голове сложился настолько фантастический и романтический образ идеального дворянина, что кроме него самого, пожалуй, таких дворян и не было на свете, нигде и никогда. Вместе с тем, он, конечно же, не всегда был таким. В дни нашей молодости мы и кутили, и ввязывались в драки, и Бог знает, что ещё вытворяли. Таким же точно был и он с начала нашего знакомства и до казни Миледи. Полагаю, что он в связи со своей неудачной женитьбой считал себя ответственным за позор, который она принесла всему его роду, так что уже не заботился всерьёз о нравственных ценностях своего поведения, как бы приняв имя Атоса вместо имени графа де Ла Фер. Хотя и в это время в его поступках всегда сквозила тяга к благородству поступков. После того, как Миледи получила своё, он не только счёл позор своего рода смытым её кровью, что позволило ему вернуться к жизни благородного графа, полностью возвратив себе своё имя, но, кроме того, он, вероятно, считал себя виновным в совершённом злодеянии, вследствие чего наложил на себя некий дополнительный обет, то есть хотел быть более благородным, чем следовало, святее Римского Папы, невинней новорожденного младенца, чище пера с крыла ангела. Разумеется, таковым ему быть не всегда удавалось, вследствие чего он ещё больше усугублял собственные требования к своему поведению, стараясь руководствоваться лишь поистине возвышенными целями. По этой причине Атос не мог быть лидером и руководителем в таком предприятии, которое я замыслил, хотя он был наилучшим исполнителем при условии, что с целью и методами предприятия он был согласен. При всём этом он мог в любой момент взять на себя руководство, и каждый из нас подчинялся ему даже в том случае, если внутренне не был с ним согласен. Если бы на меня напал сам чёрт, и единственным спасением я видел бы пистолет с серебряными пулями, и если бы при этом Атос сказал мне: «Арамис, бросайте пистолет», я бы бросил его, не задумываясь. И даже если бы передо мной стояла сковородка, раскалённая до красна, и Атос сказал бы мне: «Берите её голыми руками, так надо», я бы повиновался. Может быть, после этого я пожалел бы об этом, но в минуту, когда он произнёс бы эти слова, у меня не хватило бы духу ослушаться. И всё же я знал, что он не отдаст плохого приказа мне во вред никогда.
Что касается Портоса, то я был убеждён, что легко смогу им управлять, так что я мог бы от его имени дать любое обещание кому угодно, и уверен, что он выполнил бы мою просьбу, как собственное желание. Но это лишь при условии, что он уже не был связан словом с Атосом или д’Артаньяном. Эти двое для него были большим авторитетом, чем я, уж сам не знаю, по какой причине.
Если бы я привлёк на свою сторону д’Артаньяна, то Портос неминуемо был бы с нами, так что следовало бы разговор начинать именно с него.
Но у меня не хватало духу подбивать д’Артаньяна на измену присяги. По-видимому, я интуитивно понимал невозможность этого.
Признаться, теперь я считаю, что не следовало бы мне ввязываться в дело, которое не одобрил бы д’Артаньян. Но после того, как я получил согласие Атоса, я считал своё предприятие чуть ли не священной миссией. Атос умел заражать энтузиазмом!
Итак, я двинулся к Портосу для того, чтобы вовлечь его в наше дело. Я говорил себе, что если мы трое будем заодно, д’Артаньян обязательно к нам присоединится. Я обманывал сам себя и не признавался себе в этом. Впрочем, как знать? Ведь мне не удалось привлечь Портоса просто по той причине, что я не застал его дома. Мне не пришлось его разыскивать, как это впоследствии делал д’Артаньян, я всегда знал, где находятся мои друзья, ведь у меня для этого были все средства. Что ни говори, Орден очень неплохо поддерживает своих членов, необходимые сведения передаются от тех, кто их имеет, к тем, кто в них нуждается, и даже не только в том случае, когда это необходимо Ордену, а просто для более тесного сплочения его членов. Я, конечно, знал, где живёт Портос, но не знал, что именно то время, которое я избрал для его посещения, сам Портос решил отправиться лично на ярмарку бычков, чтобы лично отобрать самых сильных и породистых.
Я увидел весьма благополучные поместья, многие земли принадлежали Портосу. Когда разжиревший на портосовых хлебах Мушкетон сообщил мне о цели поездки Портоса, я удивился причине этой поездки и даже поначалу не поверил старому слуге. Ведь я увидел такие стада столь крупных и породистых животных, что мне показалось просто нелепым докупать ещё каких-то быков и коров к ним. Однако, Мушкетон произнёс мне философскую фразу: «Никакие богатства никогда никому не кажутся достаточными», с чем я не мог не согласиться.
Итак, вот что делают двадцать лет вдали от военных походов. Гримо превратился я няньку, Мушкетон – в философа, Базен – в причетника, а Планше – в буржуа, мечтающего стать заговорщиком!
— Прикажете ли что-нибудь передать господину барону? — спросил меня Мушкетон.
— Не надо, — ответил я. — Напротив, прошу тебя ничего не сообщать ему о моём приезде, поскольку я приеду через недельку и хочу, чтобы это было для него сюрпризом.
При этом я заговорщически подмигнул Мушкетону.
— Я вас понял, Ваша Светлость! — ответил Мушкетон и подмигнул мне в ответ.
Я понимал, что солгал ему, но это был единственный способ заставить его не проболтаться. Не знаю точно, по какой причине, но интуиция подсказала мне, что будет лучше, если Портос не будет знать о моём визите.
В своём рассказе я дошёл до того места, с которого Гримо начинает вторую книгу своих мемуаров, озаглавленную «Двадцать лет спустя». Что ж, я не думаю, что мне следует пересказывать эту книгу, хотя я считаю себя вправе пояснить некоторые моменты и исправить неточности, допущенные этим мемуаристом. Некоторые неточности я уже исправлял. Буду делать это и впредь, стараясь избегать повторов, поскольку в целом Гримо верно изложил последовательность событий, начавшихся с новой встречи всех нас, сначала поочерёдно с д’Артаньяном, а затем и нашим объединением перед лицом общего врага, Мордаунта, который действовать против нас, имея в своём распоряжении всю военную силу Оливера Кромвеля. Я напрасно сетовал на Судьбу, ведь она, как-никак, уберегла нас от ужасной смерти на фелуке, начинённой порохом, которая взорвалась от фитиля, зажжённого рукой Мордаунта. Впрочем, далее всё по порядку.
На этом я полагаю целесообразным окончить третий том моих трудов.
(Продолжение следует, см. Книгу 4)