Двадцать седьмой съезд КПСС проходит где-то наверху, недосягаемо для полного понимания его сути простыми людьми, спешащими по своим делам по тротуарам, давно требующим ремонта, чтобы в говорливых очередях стоять в магазинах за дефицитом с ничтожной долей надежды, что достанется., после трудового дня, да ещё абсолютно трезвыми ("сухой закон Горбачёва").
Мария Фёдоровна насчитала семнадцать коммунистических лозунгов, попавших в поле её зрения по пути ближайшего магазина. Войдя в него, она обнаружила и причину такого изобилия агит-плакатов на красных полотнищах. В магазине тьма народа, особенно в мясной отдел. Времени у неё, как всегда, в обрез.
- Гражданин, скажите пожалуйста, вы сколько времени простояли в очереди? - спросила она у пожилого мужчины интеллигентного вида.
- Не менее получаса, - гражданин посмотрел на часы, - ух ты! Да уж целый час, пять минут ушло на стояние в этом отделе, а мне ещё в овощной. Побегу, извините. Интеллигент убежал.
- Спасибо вам! - крикнула ему вдогонку Мария Фёдоровна и задумалась: "если встану в очередь, то не факт, что достанется, а если достанется, то уже не хватит времени приготовить даже ужин...Аа.., для очистки совести, попробую".
- Кто последний? - обратилась она к женщине.
- Я крайняя. - Женщина взглянула устало на спрашивающую.
- Граждане, внимание: очередь не занимать. Повторяю: очередь не занимать, - объявил неожиданным тенором внушительный на вид мясник-продавец.
Очередь в два кольца заворчала. Стоящие в хвосте забеспокоились:
- А нам-то хватит хоть? (хором).
- Небось зря стоим.
- Вчерась так же было, мне не досталось.
- Горбачёв, где ты?
- С англичанами лебезит.
Прокатился смешок.
- Тише, вы! Он же наш президент! Как не стыдно вам?
- Вот видите, какая жизнь, - посетовала крайняя женщина, - боюсь не хватит мне. Дочка придёт с работы, супчика не похлебает. Эх...
- Удачи вам.
Мария Фёдоровна, задумавшись по поводу сегодняшнего обеда, стояла несколько минут, смотрела в сторону мясника. Рыжеволосый мясник с крепкой в складку шеей, сильными руками ловко и энергично рубил мясо, к нарезанным кускам мяса подкладывал, не скрывая от томящихся покупателей (давно все привыкли) отдельно лежащие, заранее приготовленные говяжьи кости - головки большеберцовых костей.
Мария Фёдоровна подошла в рыбный отдел. Людей стояло мало, она смотрела на замороженную треску несъедобного вида и на рыбные консервы, коих было на виду лишь несколько штук. В глазах Марии Фёдоровны миражом замаячили пирамидные горы всевозможных рыбных консервов на стендах, на самом видном месте для покупателей в годы юности. "Куда всё делось? - подумала она и купила две баночки горбуши в собственном соку и банку атлантической селёдки, потом она постояла в очереди за сыром (в витрине был всего один сорт). Она вышла из душного магазина. Глазами прицелилась в овощной через дорогу наискосок. "Булочная за углом", - подумала она и, оглядываясь направо, налево, перебежала дорогу в разрывах между машинами. Только что ступила на тротуар и направилась было к магазину, как вдруг ей преградил дорогу милиционер.
- Нарушаете, гражданочка, - держа перед собой планшет левой рукой и отдав правой честь, показал подбородком налево, где светился светофор перехода, - переход вон там, регулируемый для вашей безопасности.., платите штраф. Милиционер назвал сумму. Мария Фёдоровна сдержала досаду, со спокойным выражением лица отдала три рубля, расписалась в подсунутом протоколе. - Берегите свою жизнь и не создавайте опасной ситуации для участников дорожного движения.
- Всё поняла, товарищ милиционер. Обещаю не нарушать. До свидания.
В овощном магазине Мария Фёдоровна, нервничая, постояла в очереди, но купила три килограмма картофеля. Она отыскала в хозяйственной сумке авоську. В неё продавщица высыпала картофель (чёрная земля посыпалась с клубней на пол, обнажая признаки плохого хранения картофеля) и подала вежливо в руки понравившейся ей покупательнице. Мария Фёдоровна, продолжая стоять, посмотрела на огурцы, помидоры, требующие сортировки по качеству, вспомнила, как мужа и весь его сектор неоднократно посылали в овощехранилища на сортировку овощей. Его рассказы были невесёлыми.
- Не задерживайте очередь, гражданка.
- Чего канителишь? Бери что-нибудь уж, или отходи.
- Не одна небось.
"Один огурец и два помидорчика ещё есть, да и не донесу уж, в следующий заход", - подумала Мария Фёдоровна и заспешила в булочную. Купив батон, она перекинула ремешок сумочки через голову на другое плечо, чтобы меньше болталась на боку. Наконец вышла из последнего магазина на сегодняшний день, держа в правой руке более тяжёлую хозяйственную сумку, в левой руке авоську с липецким картофелем.
Мария Фёдоровна уже пребывала в скверном настроении и почувствовала внезапную усталость. Переходя через сквер, она увидела скамейку, давно не крашеную, выбрала место почище и присела на краешке. Вдруг в голове выскочила фраза, услышанная ею из репортажа с последнего партийного съезда: "социализм с человеческим лицом". "Но ведь он объявлен целью перестройки. В каком же социализме до сих пор мы жили? А как мне понять коммунизм в восьмидесятом? Как же несерьёзно. Для такого огромного, многонационального государства такие легкомысленные кульбиты крайне опасны. Как же обучать детей, если учителю не понятно главное.? Слишком много "как" со знаком вопроса накопилось в сознании. Тревожно у меня на душе", - с такими тяжёлыми думами и тяжёлыми сумками Мария Фёдоровна встала , со стыдом заметила, что встала с трудом для своего возраста, и побрела домой.
В обеденный перерыв Глеб Петрович вынул из портфеля газету "Советская культура", положил её на стол, налил в кружку воду, опустил в неё нагреватель воды, развернул свёрточек с бутербродом с колбасой. Газету он развернул и положил на стол так, чтобы можно было читать статью писателя Ю. Нагибина "Бездумье", не шурша газетой в руках, и одновременно пить чай. Речь в ней шла о сносе палат купца Щербакова - памятника архитектуры семнадцатого века. В статье Глеб Петрович почувствовал поверх притворного обличения злорадство. "Радость обличения не убедительна, не трогает душу. В ней что-то от неудовлетворённого прошлого... Впрочем, это скорее всего из области психологии, и я могу ошибаться, но сам факт меня тронул, - ведь я в шестидесятых активно участвовал в Обществе охраны памятников архитектуры.., и мне очень огорчительно снова узнавать о продолжающихся попытках уничтожения так необходимой нашему сердцу, сохранённой временем и человеком атмосферы старой Москвы. Молодцы школьники и студенты моего ВУЗа! Какие же молодцы молодые люди!" - рассуждал про себя Глеб Петрович, - когда-то я читал новеллы Нагибина. Они мне нравились, некоторые даже очень, но в статье прозвучала струна отчуждения, холодного отношения к тому, что мне дорого."
Обеденный перерыв подавал признаки окончания приходом сотрудников на рабочие места. Глеб Петрович вспомнил демонстрацию против сноса гостиницы "Англетер" в Ленинграде. Совсем недавно, в марте. "Я был в командировке за полярным кругом и услышал об этом от приезжих коллег из Питера (для чтения газет не было времени). Внутренние войска и милиция разгоняла демонстрацию - огорчённо думал он, - разогнали ведь демонстрацию и тут же снесли гостиницу, чтоб не возбуждала народ. Эх.., - выдохнул из себя огорчительные думы Глеб Петрович, сложил и убрал газету, бросил в мусорное сетчатое ведёрко смятый свёрточек с крошками и развернулся на стульчике к кульману.
Он сосредоточился на трудно решаемой проблеме. До его изнеженного слуха за годы интеллигентной, со взаимной деликатностью тишиною во время рабочего дня, опять донёсся шёпот, переходящий в возгласы, чаще всего женские.
- Товарищи дизайнеры, прекратите шушуканья. Они выдают вас с головой, потому что шушуканье по определению не может иметь отношение к нашему делу. Установилась тишина. Глеб Петрович глядел на чертёж, пытаясь снова сосредоточиться, но поле зрения заслоняли вот такие мысли: падала дисциплина не только в секторе, но и во всём предприятии. В коридорах, в курилках, во многих отделах люди собирались в кучки, обсуждали видимо перестроечные дела Горбачёва, судя по случайно услышанным словам и фразам: "сухой закон", "вырубка виноградников", "националистическая активность в республиках", "пронацистские выступления молодёжи", неизвестно откуда взявшейся и даже "участившийся антисемитизм".
Зазвенел телефон. Глеб Петрович приложил трубку к уху. Молча выслушал, положил трубку и поспешил в сборочный цех. Он вошёл в стеклянный бокс начальника цеха. Захар Давыдович стоял у своего рабочего стола с пятью бланками в руке веером, рядом стоял в позе победителя молодой рабочий-сборщик. Глеб Петрович знал его, как способного сборщика.
- Если позволите, Глеб Петрович, я сразу к делу, - начал хрипловатым голосом начальник цеха, - у меня в руках пять заявок на рационализаторские предложения нашего изобретателя Николая Ивановича. Он жалуется мне, что вы необоснованно отвергли и не подписали ни одно из них. До вас все его рационализаторские предложения подписывались инженерами охотно. Мы рассмотрели их в коллективе и пришли к выводу, что внедрение их удешевит производство этих узлов на указанные здесь проценты. В чём же загвоздка, Глеб Петрович? Объясните нам, - на лице начальника цеха засияла улыбка, Николай Иванович тоже обнажил злорадные зубы.
- Захар Давыдович, на бланках очень мало места для инженерных обоснований, поэтому я к каждому бланку прикрепил свои листы с подробным обоснованием нецелесообразности предложений, нарушающих, например, эргономические свойства прибора в отношение удобства настроек и сборки его и так далее. Повторять не буду. Я просил внимательно отнестись к ним, прочитать и передать вам.
- Николай, давай их. Почему не передал?
- Я их выбросил. Какая-то эргономика, сроду о ней не слышал, формообразование.., а это при чём тут, нарушение алгоритма юстировки.., насколько я разбираюсь в этом, нарушений не увидел, и много чего другого лишнего. Я показывал товарищам. Они говорили: "А, не обращай внимания, мы-рабочие утверждаем твои предложения и точка".
- Вот на этом и поставим точку, Николай Иванович. Ты поступил, как обалдуй. Не ожидал я от тебя такой дикости, - ты выбросил свой козырь отстоять свою правоту, или, наоборот, поучиться у знающих специалистов. Эх ты! Свободен. - Молодой человек ушёл. - Ты не серчай на него, Глеб Петрович, он наверняка понял свою ошибку...
- У меня нет причин сердиться на него. Проблема малая, разрешилась легко. Ты уловил ситуацию точно. Спасибо тебе. Ну я пошёл?
- Минутку поговорим, Глеб Петрович. Понимаешь, что меня тревожит? Наш рабочий класс меняется на глазах. Мне здесь особенно это видно. Для молодых главное в жизни деньги. Ради них готовы идти на любые ухищрения, самый ближайший пример, правда неумный, поступок Николая Ивановича, - ведь ваши разработчики потакают им, подписывая не глядя рац. предложения. Развращают их, видимо, боясь партийных взысканий. Другая часть рабочих спивается. Они интуитивно уловили слабые точки руководства, в результате сам понимаешь, каких процессов в стране. У них резко исказилось представление о своей пролетарской гегемонии. Взрастает наглость. Ни шагу без спирта. А вы, инженеры-разработчики, и тут потакаете им: ради сиюминутного исполнения задания, приносите им спирт. К тебе это не относится, Глеб Петрович. Ты правильный человек, поэтому и говорю с тобой откровенно, а вот многие другие из ваших... Ай, яй, яй! Плохо это кончится. Совсем малая часть рабочих сохранили себя настоящими людьми. А их недостаточно, чтобы страну сберечь. Спасибо, Глеб Петрович, что выслушал. Наболело. Уверен, что и ты всё видишь и понимаешь.
- Я понял тебя, Захар Давыдович. Они крепко пожали друг другу руки, Глеб Петрович вышел из бокса и вернулся на своё рабочее место.
"Когда же был искренним Захар Давыдович..? Когда защищал своего "изобретателя" , доказывая правильность его рац.предложений, или когда привёл поступок подопечного, как пример ухищрения?... Ну и времена. Как же сложны и непонятны даже для самих себя люди. Такое ощущение, что и сам Горбачёв не совсем осознаёт своих реформ, не знает их последствий... А люди это интуитивно чувствуют и пребывают в растерянности, поэтому так не устойчивы в своих убеждениях и переменчивы в поступках", - раздумывал Глеб Петрович.
Бесшумно подошла Регина Львовна, старейший художник-конструктор сектора (в смысле её стажа - практически со дня его основания), и скромно ждала, когда начальник обратит на неё внимание. Она в этом ожидании находила какое-то хоть маленькое, но наслаждение.
- Какие проблемы, Регина Львовна? - мгновенно среагировал начальник.
- Глеб Петрович, у меня случилась неприятность. Мне позвонили из Ленинграда, из кладбища. Вандалы разрушили в прошлом месяце могилу моего отца. Родственников у меня там не осталось. Меня просят принять участие в её восстановлении. Сто сорок еврейских могил разрушили националисты. Ужас! Никогда не думала, что доживу до такого у нас в стране. Могу я оформить три дня за свой счёт, начиная с завтрашнего дня? Я постараюсь сегодня уехать, чтобы там приступить к делу завтра с утра.
- Сочувствую, Регина Львовна. Конечно поезжайте. Это похоже на проявление нео-нацизма. Это вызов всем нам. Приходит пора действовать. Поезжайте. Всего вам доброго.
- Спасибо вам, Глеб Петрович! До свидания!
Кульман заждался внимания к себе хозяина. Без его внимания он покрывается пылью забвения, да и идеи новизны улетучиваются, а гениальные идеи в первую очередь. Глеб Петрович подвернул высоту стула, сел на него и поёрзал на нём, точь в точь как пианист перед началом исполнения, к примеру, первого концерта Чайковского. Лицо напряжённо сосредоточено, глаза прищурены, мозг заработал, как квантовый компьютер (в мечтах у разработчиков). Вокруг тишина. Процесс пошёл, творческий имею в виду.
- Начальник ваш на месте? - прозвучал знакомый только Глебу Петровичу голос. Ответа он не услышал. Видимо, кто-то там кивнул головой, или показал рукой, потому что спрашивающий печатным шагом настоящего полковника быстро приближался к нему.
Творческий процесс и шагу не сделал, остановился. Но Глеб Петрович всё равно был рад видеть своего бывшего начальника. Именно в его отделе удалось начать дизайнерскую деятельность и создать художественно-конструкторскую группу. Артемий Мелетеевич - ветеран войны, полковник-танкист. Когда и как стал конструктором и изобретателем, деликатность не позволяла узнать, но он уже был известным изобретателем и конструктором от бога. Он искал новизну в технических решениях и не побоялся внести новизну в организации своего отдела. Добился штатных единиц для включения в отдел художественно-конструкторской группы. Как уже оформившийся инженер-разработчик, обращённый в старшего инженера, и вдруг ставший художником-оформителем Глеб Кыштымов, попал в поле зрения Артемия Мелетеевича, расскажу в другой раз.
- Здравствуй, земляк! - Полковник в отставке и пенсионер протянул руку для приветствия.
- Здравствуйте, Артемий Мелетеевич! - Глеб Петрович, радостно улыбаясь, вложил свою маленькую руку в большую, сильную руку воина, но друг другу оба руки пожали крепко, по мужски. Артемий Мелетеевич родом с западного склона Урала, а Глеб с восточного. Разница в возрасте около тридцати лет, но отношения установились дружеские.
- Я пенсионер. Не люблю это слово и к такой должности не могу привыкнуть. Посетить тебя могу только при случае, вот, как сейчас: меня пригласили прочитать лекцию вашим новобранцам из МАИ и МВТУ по ТРИЗ-у, но не Альтшуллера. Я разработал свою теорию изобретательства. Удивлён? Не удивляйся. Раскрывать я буду его теорию, но критические комментарии мои, которые постепенно откроют им глаза на новую мою теорию, опирающуюся на современный технологический взрыв, на иные скорости восприятия и мышления. Объясняя алгоритм изобретательства, я хочу убедить начинающих специалистов в необходимости готовить себя, приучать себя к постоянной потребности в новизне решений при проектировании. А вот как себя готовить и приучать - и есть суть моей лекции. Ты должен помнить, что я тебе всегда говорил, что научить изобретать нельзя. Его можно в себе родить и воспитать. Ну, а у тебя что новенького? Я вижу новые макеты у тебя на стеллаже. Как с защитой на пром-образцы?
- Все эти образцы защищены примерно за два с половиной года.
- Мощно сработано.
- А вот на этом стеллаже самые, можно сказать, сегодняшние. К защите ещё не приступали, а надо бы приступить. Всё какие-то нарушения планов внедрения этих устройств в производство. Основная причина: политические катаклизмы в республиках, а мы связаны с ними технологически.
- Я очень хорошо понимаю твою озабоченность. У меня, мой друг, тоже нехорошие предчувствия... Глеб, ты уж прости меня, но я вынужден поспешить на лекцию. Рад был тебя повидать, а поговорим от души у меня дома. Не забыл ещё мой день рождения?.. Ровно через неделю... Жду. Марии Фёдоровне огромный привет. Редкая женщина! Уральцы распрощались крепким рукопожатием, и Артемий Мелетеевич пошагал к выходу походкой советского полковника в отставке.
Остаток рабочего дня Глеб Петрович провёл у эргономистов. Там собрали систему из нескольких приборов для установления зависимости зрительного восприятия человека от разных параметров неблагоприятной среды обитания в статике и динамике. Испытание системы с имитатором прошли благополучно. Довольные сотрудники, переговариваясь друг с другом о результатах, с шутками и анекдотами, собирались по домам. Глеб Петрович вышел из лаборатории и обнаружил, что дизайнеров уже и след простыл. "Всё правильно, - время уж вышло десять минут назад" - посмотрел он на часы. Но что-то его неприятно задело... Какое-то предчувствие отчуждения. Он замечал его в интонациях при общении, в холодности взглядов. Сотрудники как будто со трахом ожидали, конечно, не конца света, но что-то ему подобное. Даже Любовь Андреевна не попрощалась с ним, произнося фразу "До свидания, Глеб Петрович", с какой-то глубоко спрятанной душевной тайной. Глеб Петрович чувствовал это и боялся, что её тайна вот-вот прорвётся наружу.
В одиннадцатом часу вечера Глеб Петрович, как всегда, с радостной, искренней улыбкой галантно подал руку выходящей из автобуса жене, но на её лице улыбка лишь чуть-чуть тронулась лицевыми мышцами, но глаза смотрели на него особенно красиво с изюминкой печали.
- Вижу, вижу, родная. Женщины не любят перемен, но они у тебя наверняка случились, тем более, что наступило для всех время перемен. Вопрос - каких? Ну, начинай.
Мария Фёдоровна взяла мужа под руку, доверчиво прижалась к нему и начала:
- Сократили часы химии. Актуальность её в мире возрастает, а уроки сокращают. Уму непостижимо. Освободившееся время заполнили мне сан.дружиной. Добавили химию красителей. Но это как-то ещё можно понять, - всё-таки специализация, а вот с чем я категорически не согласна, так это с сокращением уроков закрепления материала и тематических уроков. Без них знания будут быстро деградировать. Я об этом горячо высказалась в учительской в присутствии нашего директора и завуча. Реакции никакой. Я поняла, что от них ничего не зависит. Надо слепо исполнять, спущенное сверху указание. А ещё и такое придумали: экзамен по химии не обязателен. Выбирай, что тебе сдавать - либо химию, либо физику. Вот так, дорогой.
Они вошли в подъезд. При входе перегорела лампа. Хорошо, что горел свет на этажах. Вошли в квартиру, разоблачились. Жена пошла постоять под успокоительным душем, муж пошлёпал на кухню, приготовить лёгкий, очень поздний ужин: по чашке чая с творогом и вареньем по чуть-чуть.
За столом Мария Фёдоровна продолжила свой монолог, не потому, что ей не интересны его дела, а потому, что муж приучил её за всю жизнь совместную, высказывать ей всё наболевшее за день первой. Он действительно любил её слушать и наблюдать за палитрой чувств на её красивом , выразительном лице.
- А ещё меня удручает общая картина падения успеваемости учащихся и возрастающее равнодушие к такой тенденции многих учителей. Вместо уроков включают телевизор и предлагают учащимся слушать и смотреть выступления Горбачёва....
2020 г.