Мы облюбовали эту квартиру год назад. Прошла зима, родители занялись переездом, оформили документы, затем пришли строители, неделю назад мы приняли их работу, привезли вещи. Родители привели в порядок кухню, ванную, туалет и мою комнату, чтобы я мог дождаться их до завтра. Намечалось в Москве по-другому, но мне не захотелось сегодня уезжать.
- Перед сном погуляй, сходи на речку, недалеко спортивная площадка, – наставляла мама, - если что надо, в пяти шагах «Пятёрочка». Мы приедем завтра окончательно, а потом – решим.
Она чмокнула меня в щёку, погладила по плечу и заторопилась в папин мерседес.
Я остался один в новой квартире, которую родители купили больше про запас, чем рассчитывали в ней жить. Если есть деньги, то почему не потратить их так?
И ещё они хотят меня проверить, смогу ли выжить, закончить школу, ну и надо готовиться в институт.
В этот же день я сходил в магазин и набрал консервированных щей, лоток яиц и муки. Хлеб я дома для всех пёк сам в хорошем качестве.
На кассе я был второй, впереди стояла девушка, она набрала всякой гигиенической утвари, словно для целого детского сада.
Кассир скрупулёзно подсчитывала рулоны, зубную пасту, бальзамы, шампунь, крема… Почти закончив подсчёты, срывалась и начинала считать снова. Девушка и так в красной форме краснела и оглядывалась на очередь.
Был декабрьский вечер. Выпал снег, но небо не очистилось от туч, и звезд не было видно.
- Девушка, вызовите второго кассира. Мы долго ждём. Вы новенькая?
Кассир кивнула головой и нажала на какую-то кнопку. Раздался тревожный противный звук призыва.
Пришла ещё кассир, оставив работу у стеллажей, и очередь направилась к ней. Я же не двинулся. Что зря мельтешить?
- А вы что остались? - повернулась ко мне молодая покупательница.
- Так, - пожал я плечами, - все рванули, я бы не успел занять положенное мне первое место.
Девушка улыбнулась:
- Мы с вами не только здесь соседи, я заметила, как вы переезжали.
- А на каком вы этаже?
- Над вами, на втором.
- Значит заливать нас будете?
- Как получится, но, учтите, над вами ещё три этажа.
Наконец ей подсчитали, она откатила коляску, но стала демонстративно ждать меня.
Когда я освободился, пояснила:
- Товара немного, но неудобно всё это нести. Поможете до дома? Меня зовут Амалией.
- Дима…
Так мы и познакомились.
- Значит мы вместе в эту школу пойдем? – спросила она. Она показала на хорошо освещенное здание, проглядывающее между домами.
- Неплохо, минут пять – десять хода.
Я донес ее сверток до второго этажа.
- Не закрывай, Дима, - сказала Амалия, - мне не хочется сидеть одной. Посидим у тебя, родители твои уехали же?
Вот глазастая, всё вилит!
- Спускайся. Я один.
Амалия мне понравилась простотой общения. Она говорила о том, о чём думала, без игры и без фальши. Конечно я не знаток девушек, но у меня есть чутьё на людей.
Когда мы уселись на диване в моей комнате, она внимательно посмотрела мне в глаза и этого было достаточно, чтобы понять, ей было одиноко и хотелось расслабиться с незнакомым, по сути, человеком.
- Ты знаешь Дима, я не навязчивая и не привязчивая. Но если человек мне понравился, то я пойду за ним в огонь и воду.
- Этого ещё не хватало, - засмеялся я, - сдачи на нормативы пожарного…
Она улыбнулась:
- Это нормативы порядочного человека…
Мы замолчали, как-то непривычно говорить на темы родителей… без них.
- Взрослые считают, что без их участия мы не думаем, - усмехнулась Амалия.
- Буквально через лет десять мы тоже станем ими.
- Женщинами становятся с рождения. Вернее, с того момента, когда они увидят разницу с мальчиками.
- Ну, это неосознанно. По-моему, половая принадлежность приходит с осознанием своей ответственности.
- Какие мы умные…
Амалия взяла меня за руку. И отпустила, как бы удостоверившись, что я реален и занимаю какое-то пространство.
Я заметил:
- Говорят, что человек занимает особое пространство, которое не большое и не малое, оно может сжаться до точки и распрямиться до бесконечности. И живём, не сталкиваемся, не мешаем друг другу.
- Ещё как мешаем! Войны, преступления, интриги – разве это не борьба за жизненное пространство? Даже на наши квартиры кто-то уже забил, и это может проявиться, а может и нет. Как что-то сложится.
- А когда люди женятся, они пространствами делятся, или сливаются?
- А когда расходятся, суд делит? Значит суд - это высшее? А когда душа человека застревает между мирами, - в пику спросила меня девушка, - она вклинивается своим пространством в наше?
Мы посмотрели друг на друга и засмеялись:
- Договорились до призраков. Это не про нас. В Англии, в старых замках веками делят наследство…
- Можно я обниму тебя, - спросила Амалия, - просто дрожь берёт от таких мыслей!
Я осторожно поддался к плечу девушки. Она, действительно, дрожала. Через минуту успокоилась и бодро вскочила к окну:
- Смотри вон в том деревенском дому огонь вырывается из трубы, и запах, словно рыбу коптят.
- Отец приедет, разберётся с этой коптильней. Он строгий, в МЧС служит.
- Правда? Вот здорово, рассказывает, что и как?
- Нет, приезжает молчаливый. А когда мама заставит рассказать, как прошёл вызов, буркнет, мол лучше бы и не вызывали!
- А давай чай пить!
- На плите чайник полный. Подогрей.
Амалия побежала на кухню.
Через минуту вернулась на цыпочках:
- Дима, там какая-то музыка и поют…
- Мы ещё не успели разобрать часы-приёмник, стой его ещё включить надо. Пошли.
Я двинулся на кухню, уже шумел чайник, и не перебивая, а совершенно независимо от чьей бы то ни было воли из-за холодильника слышалось какое-то бренчание то ли на гитаре, то ли на балалайке какой-то песни.
- Это этажом ниже или выше, - сказал я уверенно.
- Дима, этажом ниже подвал, а выше, мы живём, - заметила Амалия.
- Ну и стены… всё слышно!
А тихий голос едва различимо пел: «Выходила молода за новые ворота…»
Я подошёл к холодильнику. Присел, встал, провел рукой над пуфиком у стены:
- Никого нет…
Амалия смотрела на меня с искренним удивлением:
- Разве недостаточно глаз, там пусто… Мы, наверное, сильно устали, я пойду домой, мама в это время ложится спать. Я же сказала, что пойду гулять...
- Чего это ты перед глазами руки поласкаешь?
Я отдёрнул руку:
- Кто ты? Откуда? Домовых мы ещё не звали.
Пение и музыка прекратились, было слышно, как инструмент звякнул об пол. Его, вероятно уронили.
- Сам домовой! Изыди! Чур-чур меня. Это от недосыпа.
Амалия вцепилась в мои плечи и зашептала:
- Что это Дима?
- Привидение, ты же слышишь, чурается.
- Сам ты привидение, я подмастерье Данилыча. Меня Стёпкой зовут.
- Что же ты, Стёпка, - буднично спросил я, - домой не идёшь? Вечер уже…
- А ты не командуй барин. Я здесь живу. Не неделе сгорела наша хата. Отец с мамкой сгорели, сестрёнка Алёнка – тоже, вот я здесь и ночую пока. А ты-то, кто, странно, невидимый, а слышимый? Чай дух старинный?
Я не из робкого десятка, замечали за мной некое безрассудство в моменты опасности. Ещё не отдавая себе отчёта, я включился в это невероятное общение. Словно во сне. А что не сон, ныли царапины от ногтей Амалии. Они ещё сильнее впивались в мою кожу.
- Я не барин, а Дима, приехал сюда сегодня.
- Ишь ты, и сразу к нам на фабрику потянуло? Ну и хлыщ, и девку с собой притащил. Вон как робиться!
- Стёп, как у вас там говорят, на дворе, уже двухтысячный год! Была революция и война от немцев. А на месте фабрики давно дома построены во много этажей!
- Ну и врать ты горазд, вон солнышко зашло, только крыши домов фабричных людей и вижу. Ты уж если здесь, свечи не зажигай, сгорит то цех!
Неожиданно голос Стёпки стал удаляться и совсем пропал.
Хватка Амалии ослабла. Девушка отошла от меня и свалилась на диван у стола.
Она молча с изумлением смотрела на меня:
- Это ты так запросто с приведением? Ну и нервы!
- Я сам не знаю, что происходит. Какой-то прорыв во времени. Здесь раньше, действительно, фабрика народных инструментов была. А потом её застроили домами. Там какой-то лак пролили и цех готовой продукции сгорел.
- Я не знала. Но вся в ужасе от этого голоса и бренчанья.
- Мы многое не знаем. Наш мир перехлестнут с другими, через него проходят другие, о которых даже не подозреваем!
- Начитался ты… Или насмотрелся. У меня нет никакой фантазии в голове. Вот стол, вот холодильник, вот чайник! Всё, за ними ничего нет!
- Ну так оно и есть. Если бы что, клубок бы миров – и не двинуться, не вздохнуть – заживо погребённые. А так, хочешь спляшу?
- Под музыку этого призрака?
- А чего так? Могу и плясовую, - вдруг прорезался Стёпка.
Выходит, он всё ещё был рядом!
Я сел рядом с Амалией, вытаращив глаза на скромно стоящий у холодильника пуфик. Я испугался всерьёз, но сам для себя деловито сказал:
- А не пора ли тебе спать, дружок? Пугаешь девушек.
- Лады, только ничего не зажигай. Я чутко дремлю. Особливо после пожара.
Мы, как будто уложили ребёнка, на цыпочках удалились ко мне. На пути попадались ещё не пристроенные вещи, задевали их, слышно было ворчание призрака, мол слоны египетские. В моей комнате Амалия обняла меня и заплакала:
- Какая я дура к тебе пришла. Всю ночь спать теперь не буду. Они же, привидения, могут подниматься, опускаться, двигаться влево и вправо?
- Стёпка? Нет, он спокойный. И сам пуганный.
За Амалией закрыл прихожую, застучали каблучки её туфель, хлопнула и её входная дверь. Всё слышно, и, поэтому нисколько не страшно. Если что, то, наверное, никто и не придёт!
Я вернулся к себе, и вовремя: зазвонил телефон, мама спрашивала, всё ли в порядке? Конечно, всё. Ну подумаешь Стёпка за холодильником! Ну соседка два раза обнимавшая меня! Это же привычные вещи, это же наша жизнь!
Я приоткрыл окно, влетели свежий воздух и привычные звуки микрорайона, увидел в створе домов будущую школу.
Завтра приедут родители, привезут сестрёнку от бабушки. А Стёпка останется в своём мире старого посёлка. И его фабрика выпустит сотни балалаек, гитар, может, и гуслей, пока Запад не вклинится в нашу жизнь, и местные чиновники посчитают фабрику со сгоревшим цехом обузой для своего бытия! Мало ли такого было в нашей жизни!