Новый роман Анатолия Салуцкого «От войны до войны. Измена в тылу», только вышедший в издательстве «Наше Завтра», прозвучал как контрольный выстрел. Еще один. В бесовскую рать. Вслед за романом «Однажды в России. Унесенные вихрем 90-х», изданный несколькими месяцами ранее. Чувствуется, что стоят в одной обойме и один патрон не отстрелян.
Поразительно то, что Салуцкий, будто назло Флоберу, однажды заявившему, что идея должна иметь только одну отливку, выдает один роман за другим, основывая действие на одной же исторической фактуре со схожими сюжетными несущими конструкциями. Ведь до книги «Однажды в России», посвященной трагическим перипетиям времен перестройки и развалу СССР, выходил еще роман (целая энциклопедия русской жизни!») «Немой набат».
Однако, «мясо» на этих литературно-исторических «скелетах» разное. Новый роман – это не более распространенное повторение для тех, кто не понял первый роман, у него свои художественные и идейные задачи.
Поскольку «Однажды в России» и «От войны до войны» хронологически стоят рядом, действительно уместно сравнивать их сюжетные линии, подчеркивать духовное родство героев и артикуляцию высоких общих смыслов. Но «Однажды в России» всё - таки в большей мере событийный, хроникёрский роман, первой кульминацией которого становится сцена жестокого подавления митинга в центре Москвы ветеранов и советских офицеров «демократическими силами» Гавриила Попова, а второй – разрушенная жизнь и преждевременная кончина «марбельских изгнанников» по своей воле. Он берёт временной интервал от Первой мировой войны до развала СССР и 00-ых. То повествование держится не столько на узнаваемых русских характерах (среди которых есть и приватизаторы, «новые русские» - переодетые в малиновые пиджаки парфёны рогожины, исторические персоналии все больше со знаком минус, предатели своего народа – как же без них?), а сколько на стержневых сильных героях, оттесненных на обочину своей поверженной родины, засевших в глубоких окопах. Не просто выживающих, а сражающихся за свое будущее. И в том романе выход Российской империи из войны, революция находят не столь глубокую литературную проработку, сколько действия конца 90-х-начала 2000-х.
Совсем другую задачу писатель поставил себе, приступая весной 2023 года к эпохальному мощному произведению в двух частях, стремясь быть не только хроникёром, но и показать глубинные механизмы воспроизводства элит и одновременно погрузить их представителей в достоверную болезнетворную среду, которая неминуемо и приводит к деградации и уничтожению не только их самих, но и государства, которые имеют несчастья быть представлены такими «верхами». Салуцкий, перемешивая своих разнородных героев ( уже не из разных классов, так как они уничтожены, а необходимость уничтожения рабочего класса и крестьянства, ИТР, интеллигенции уже дали в своих «научных» обоснованиях шаталины-заславские), а из разных слоев общества. Встряхивая их в своей писательской реторте, он и сам будет вместе с нами наблюдать (тут писатель по одну сторону с читателем), как заразит разные сферы от экономики до культуры эта болезнь и поставит Россию под новую угрозу уничтожения. Уже почти начинается агония России, но тут вдруг происходит что-то непостижимое: агонизирующая, умирающая реальность будто отслаивается, и в появившейся вдруг чистой воде, как будто ее проявили куски торфа из мути, вдруг появляются ждущие своего времени настоящие русские тихие герои, незаметно покинувшие свои окопы, вышедшие на фронт и начинающие вставать в рост и да, побеждать!
Салуцкий пытается быть и визионером, нащупать грядущее, именно в этом всегда стояла задача настоящей русской литературы –предвосхищать, сформировать и сосредоточить общественное сознание на новой жизнеутверждающей цели. В случае писателя, которого по праву сегодня называют «последним советским классиком», увидеть то, что ждет нас после окончания этой войны, начавшейся в феврале 2022 го, имевшей довольно долгую, кровавую раскачку с 2014 года.
Пока перед нами только первая часть – «От войны до войны. Измена в тылу». Но по реализации этого романа уже можно судить о величии полного замысла.
Впрочем, перед нами автономное повествование, которое можно расценивать как самостоятельный роман. Сюжет держат на своих плечах ветераны Великой Отечественной, Кондрат Кедров и его товарищ Мартын, люди старшего поколения со старыми русскими именами. У Кедрова фамилия говорящая. Как тут не вспомнить дуб Толстого из романа «Война и мир»? Только там дерево символизирует стойкость русской земли, соединенной кроной с духовным миром, а тут Кедров одновременно и человек, и дерево, и вообще все повествование как будто развивается у его подножия, настолько он эпичен.
У образа Кондрата Кедрова несколько измерений. Он вполне реальный, живущий по соседству с нами человек, хоть и герой Висло-Одерской операции. В этом проявляется его какая-то свойскость, простецкость, будничность. Но с другой стороны именно он, соединив земное и духовное, выступает здесь и главным мозгом, анализирующим события, видящим их «по-над», сопоставляющим, исследующим. И главным духом. И мы невольно начинаем осмысливать и чувствовать русскую историю, русскую судьбу его, Кондрата Егоровича, глазами и доверять ему.
Есть у него еще одна «ипостась» -она могла бы объяснить его высшую ценность как для читателя, так и для русских людей: он имеет черты Русского Демиурга и врачевателя, хотя, как мы понимаем, он в христианского бога не слишком-то верит. Но берет же откуда-то эту нечеловеческую способность заполнять лакуны смыслами, а душевным и физическим ранам давать исцеление и успокоение. В этом контексте роман «От войны до войны» может считаться и терапевтическим, так как от страницы к странице сознание и душа начинают яснеть и видеть как далекое, так и близкое наше прошлое в истинном свете.
Мы живем в эпоху не только своей, русской войны, но спасения мира через русскую кровь, подлинное прошлое, которое было у нас с 1940-х и по сей день, приходит только к тем долготерпеливым, кто сосредоточен и твёрд, и способен увидеть события на длинной исторической волне. Тут имя Кондрат невольно и соотносится с длинными волнами Кондратьева.
Роман можно считать сагой. Салуцкий настойчиво проводит мысль, что отцы и дети в темные времена утрачивают связь, и их зона отчуждения неизбежно будет разрастаться. Но восстановить ее можно с помощью и «своей крови» - внуков, но и «чужих», неизвестных людей, далеких до поры до времени. Как и в романе о перестройке, здесь тоже есть скачок через поколение. От Кондрата отходит его сын Дмитрий, попав в обслугу первого съезда депутатов и через знаменитого писателя-антисталиниста Карягина, о чудо !, идет на прием со своими свежими идеями к самому архитектору перестройки Александру Яковлеву. Который вместе с подельниками после его доклада вежливо указывают ему на дверь.
…Да, действие того романа о перестройке спасает «родная кровь», связывающая и идейно ветерана Первой мировой, деда Колокольцева и его внучку Анюту, которая наследует его ум, нерв и обаяние, вынужденно является антагонистом по отношению к своим родителям, полностью теряющими волю к борьбе, как бы попадая в царство «теней» (таким серым, сломленным предстает отец Анюты, бывший научный сотрудник, которого она содержит, отправляясь в «золотую клетку»).
А в новом романе мы видим, что «родная кровь» уже не работает, и Кондрату Кедрову, крупному партийному функционеру, когда-то со своими соратниками составляющему золотой запас сталинской элиты, идейно и духовно ближе …нет, не прекрасная, простая Варя, жена его сына Дмитрия, пошатнувшегося на перестроечной волне и поверившего в бурление съездов, а его любовница, журналист Ульяна, с сильным характером, броской красотой, не только умом, но и женской интуицией понимающая, кто приходит на смену деградировавшей партийной верхушке.
Ульяна, представлявшаяся поначалу Кондрату Кедрову еще одной перестроечной девицей, расчетливо влезавшей в гущу событий, чтобы хапнуть мужика, уведя его из семьи, где уже родился ребенок, и свой жирный кусок в новой жизни, совсем не та, кем она представлялась старому партийному руководителю, увидевшему, какая публика хлынула им на смену. Но очень быстро он признает ее, особенно после того, когда увидит в кабинете своего знакомого, легендарного Филиппа Бобкова.
В «Однажды в России» Салуцкий еще подсвечивает смыслы для непосвященных, и жесткой рукой публициста срывает последние одежды на таких, как Бурбулис или мэр Москвы Гавриил Попов, обнуляя их «великие заслуги» демократов и либералов перед русской историей. В романе «От войны до войны» писатель использует другой режиссерский ход, который, впрочем, подсказан самой жизнью. Все эти прорабы перестройки, не слезающие с экранов и страниц газет во времена Горбачева: Юрий Карякин, Отто Лацис, Татьяна Заславская, Станислав Шаталин вдруг сами уходят со сцены, словно растворяясь в сумерках. В этом контексте иные эпизоды романа выглядят просто инфернально, как будто вся эта «рать бесовская» выгорает изнутри, сама себя уничтожает до полной аннигиляции и нашего забвения. Конечно, бесовщина, как крупнокалиберная, так и мелкая, в русской литературе имеет глубокие корни – опираясь на фольклор, ее описывал и Пушкин, и Гоголь, и Достоевский, Федор Сологуб. Однако, в их произведениях они вступали в бой с героями, олицетворяющими свет. А тут никакой экзистенциальной битвы. Уходят - и всё.
Правда, на смену им приходят другие, ельцинские, даже с другим генезисом.
И первый перестроечный роман, и новый о предательстве пост-сталинской элиты написаны в остросюжетном ключе, с непредсказуемыми развязками. Закручиваются судьбоносные вихри, которые, в конце концов, улягутся, и герои постепенно обретут свое счастье, даже те, кто на него уже не рассчитывал. Но Салуцкому и этого мало – он в обоих романах мастерски использует еще один приём. Он доводит повествование как будто до кульминации. И тут как будто из глубины другого, бокового пространства, вдруг появляется такой герой или такая событийная фактура, которая если не обнуляет линейный и предсказумый финал, то уж точно его выносит на другую глубину и повествовательный доминантсептаккорд начинает разрешаться как в детективе.
Так, в романе «Однажды в России» в одночасье и безжалостно уничтожается наша уверенность в том, что Анюта, выходя замуж за бизнесмена и уезжает в Марбелью, продолжает любить своего Вальдемара, от которого в тайне от него рождается дочь. А оказывается, что это лишь на поверхности, ведь сильной, цельной героине предназначено с юности счастье совсем с другим мужчиной, который был заявлен лишь в побочном сюжете, и которого она любила не только втайне от читателя, но и от самой себя.
В романе от «Войны до войны» вдруг ни с того ни с сего появляется странный человек. Алексей Журба, который по протекции самого коминтерновца Отто Куусинена (который после смерти Сталина становится «серым кардиналом» «оттепели») работает в Праге в журнале «Проблемы мира и социализма» среди всех этих выкормышей Румянцева, Александра Яковлева и Анатолия Черняева - Мамардашвили, Карякина, Лациса и тех, кто готовится стать не только ударной силой горбачевщины, но и обрушить весь социалистический лагерь, ударив по Праге в 1968 году и дать возможность реванша ультра-националистам, а то и фашистам Венгрии, Германии, Украины и т.д.
Однако странный человек карьерному росту предпочитает жизнь… в Малаховке. Вот тут и открывается еще одна русская, на этот раз православная глубина. Ведь сам Алексей, сын репрессированного, с волнением узнаёт, что корни его – от крестьянина Тверской губернии Ферапонта Кирьяновича, с 1886 году поселившегося в Москве, основавшего изготовление и торговлю древесной шерстью. И из родной деревни бравшего в Москву учеников, чтобы готовить их к той жизни, которая вот-вот придет на смену в старой России.
Именно этот странный человек находит не только свою маленькую русскую историю, а обнаруживает большую связь между событиями 1960 и 1990-х годов, когда открывает, что человек, который приезжал к нему в подмосковную Малаховку, знавший в лагере его отца, познакомивший его с Куусиненом, и есть тот врач, что оперировал самого американского экономиста, лауреата Нобелевской премии Василия Леонтьева. А он-то и предупреждал о том, какой трагедией обернется уничтожение Госплана СССР и приватизации его экономики. И уже ельцинская клика сорвёт его конференцию в Москве в 1997 году!
Заканчивается первая книга новостью о том, что Ульяна сообщает Кедрову-младшему новость о том, что ждёт ребенка. Она уверена: это сын.
«Сейчас у всех, кого я знаю, рождаются мальчики. А по народному поверью это означает, что через двадцать лет…»
И она верит, что русские мальчики оправдают опасения Буша, выставят Америке исторический счет.