Итак, Арамис, якобы спеша спасти Фуке, выбрал путь через Тур, который на 100 километров длинней, чем более короткий путь через Ле-Ман!
Мы могли бы предположить, что Арамис заехал «повидаться» с герцогиней де Шеврёз, которая в прошлом была его любовницей.
Но мы не будем торопиться с таким предположением!
Арамис, как вы помните, в этой самой книге очень плохо относился к герцогине, он её презирал.
В главе 47 он говорит про себя о ней:
«Пой, птичка, пой! — подумал Арамис. — Шипи, змея».
То есть он уже её ненавидит или презирает, или и то, и другое?!
Она хлопочет о деньгах, эти деньги должен помочь ей достать Арамис от Фуке. Теперь уже Арамис считает Фуке гораздо большим своим другом, нежели герцогиню де Шеврёз!?
Вот как?! Это никак не вяжется с тем, что он заезжает к ней и делает для этого путь на 100 километров длиннее, лишь бы заехать к ней, теряя при этом 21% времени, которое требуется для поездки из Ванна в Париж!
Так кто же Арамису дороже – Шеврёз или Фуке?
Имея возможность спасти Фуке, он предпочитает заехать к Шеврёз, а имея возможность помочь финансово герцогине де Шеврёз за счёт денег Фуке, он предпочитает отказать ей, сохранив деньги Фуке! Где логика?
У нас есть возможность предположить, что Арамис заехал в Тур вовсе не к герцогине Шеврёз. Тогда к кому же?
А может быть к дочери герцогини?
Дочь герцогини могла вполне оказаться также и дочерью Арамиса.
Тогда почему же Арамис потратил время для посещения её дочери, при том, что ненавидит или презирает её мать?
Ключ к ответу в том, что престарелая герцогиня по-прежнему стремилась вмешиваться в политику, но её единственный путь делать это состоял в том, чтобы привлекать нужных людей своими женскими чарами. В то время, о котором идёт речь, она уже была далеко не молода, и она использовала для этих целей свою дочь. Вот это как раз и могло раздражать Арамиса, если это была также и его дочь!
Арамис возненавидел герцогиню за то, что она из своей дочери, которая была также и его дочерью, делала такую же знатную распутницу, какой была она сама, и какими были многие в её роду. Отец её также был распутником, что вошло в историю.
Хорошая идея, но ей противоречит вот какое высказывание Арамиса.
Во-первых, разговор сначала идёт в дружеской манере, а лишь затем Арамис постепенно раздражается и сердится на герцогиню. То есть встретились они вполне дружелюбно.
Во-вторых, Арамис презрительно отзывается о детях герцогини.
Проследим это в некоторых фрагментах.
Арамис приходит к герцогине.
«Войдя, дама откинула вуаль. Она уже не была красавицей, но еще сохраняла привлекательность».
Сохраняла привлекательность! Так!
«Едва она вошла, как описанный нами шевалье приблизился к ней и протянул руку.
— Здравствуйте, дорогая герцогиня.
— Здравствуйте, дорогой Арамис».
Взаимно вежливые приветствия, которые, конечно, могли скрывать неприязнь, но не обязательно.
«— Но прежде всего, — с живостью перебила его герцогиня, — поговорим немного о себе. Ведь мы старые друзья.
— Да, сударыня, и если будет угодно богу, мы останемся друзьями хотя и не надолго, но, во всяком случае, до смерти.
— Я в этом уверена, шевалье, и мое посещение служит вам доказательством.
— У нас нет больше, герцогиня, прежних интересов, — сказал Арамис, нисколько не стараясь сдержать улыбку, потому что в сумерках невозможно было заметить, потеряла ли эта улыбка свою прежнюю свежесть и привлекательность.
— Зато теперь появились другие интересы, шевалье. У каждого возраста свои: мы поймем друг друга не хуже, чем в былое время, поэтому давайте поговорим. Хотите?
— Я к вашим услугам, герцогиня. Простите, как вы узнали мой адрес? И зачем?
— Зачем? Я вам уже говорила. Любопытство. Мне хотелось знать, чем вы были для францисканца, с которым я вела дела и который так странно умер. Во время нашего свидания в Фонтенбло, на кладбище, у свежей могилы, мы оба были так взволнованы, что ничего не могли сказать друг другу.
— Да, сударыня».
Арамис отвечает на вопросы. Может быть, он просто хочет узнать все обстоятельства её осведомлённости.
«— Расставшись с вами, я стала очень жалеть. Я всегда была очень любопытна; вы знаете, по-моему, госпожа де Лонгвиль немного похожа на меня в этом отношении, не правда ли?
— Не знаю, — сдержанно отвечал Арамис».
Герцогиня де Шеврёз намекает, что Арамис теперь – любовник герцогини де Лонгвиль, Арамис делает вид, что не понимает намёка, пытаясь скрыть то, о чём Шеврёз знает, и он отлично знает, что она ему не верит.
Итак, они явно лицемерят друг перед другом. Так что вежливые слова – это лишь слова, скрывающие истинные чувства. Шеврёз ревнует, Арамис утомлён этой её привязанностью, вот как обстоят дела. В такой ситуации едва ли будешь делать крюк в 100 километров, чтобы повидаться!
«— Итак, я пожалела, — продолжала герцогиня, — что мы с вами не поговорили на кладбище. Мне показалось, что старым друзьям нехорошо вести себя так, и я стала искать случая встретиться с вами, чтобы засвидетельствовать вам свою преданность и показать, что бедная покойница, Мари Мишон, оставила на земле тень, хранящую много воспоминаний.
Арамис нагнулся и любезно поцеловал руку герцогини.
— Вероятно, вам было трудно отыскать меня?
— Да, — с досадой отвечала она, видя, что Арамис меняет тему разговора. — Но я знала, что вы друг господина Фуке, и стала искать вас возле господина Фуке.
— Друг господина Фуке? Это преувеличение, сударыня! — воскликнул шевалье. — Бедный священник, облагодетельствованный щедрым покровителем, верное и признательное сердце — вот все, чем я являюсь для господина Фуке».
Арамис нагло лжёт, понимая, что Шеврёз его раскусила. В этом весь Арамис. Он также нагло лгал и д’Артаньяну, понимая, что тот ему ни капли не верит. Потому ли что он иезуит? Но иезуиты не стали бы нагло лгать, понимая, что им не верят! Лучше было бы сказать какую-то полуправду так, чтобы тебе поверили!
«— Он вас сделал епископом?
— Да, герцогиня.
— Но ведь это для вас отставка, прекрасный мушкетер.
«Так же, как для тебя политические интриги», — подумал Арамис».
В лицо он называет её на «вы», а в душе – на «ты», это ещё один признак презрения или ненависти, также как и мысли о том, что её политическим интригам пришёл конец, хотя это, конечно, ещё далеко не так!
«— И вы раздобыли нужные вам сведения? — прибавил он вслух.
— Весьма легко. Вы были с ним в Фонтенбло. Вы совершили маленькое путешествие в свою епархию, то есть в Бель-Иль.
— Нет, вы ошибаетесь, сударыня, — сказал Арамис, — моя епархия Ванн.
— Это самое я и хотела сказать. Я думала только, что Бель-Иль…
— Владение господина Фуке, вот и все.
— Ах, мне говорили, что Бель-Иль укреплен. А я знаю, что вы военный, мой друг.
— Я все позабыл, с тех пор как служу церкви, — отвечал задетый Арамис».
Шеврёз наносит Арамису один укол за другим. Она разоблачает его, что Фуке сделал его епископом, что Арамис в качестве военного консультировал Фуке о том, как укреплять Бель-Иль. Она демонстрирует ему, что знает о нём всё! И ему это не нравится, он изворачивается, как уж на сковородке! Этот ли самый Арамис заезжал в Тур к Шеврёз?!
«— Итак, я узнала, что вы вернулись из Ванна, и послала к своему другу, графу де Ла Фер.
— Вот как!
— Но он человек скрытный: он мне ответил, что не знает вашего адреса.
«Атос всегда верен себе, — подумал епископ, — хорошее всегда хорошо».
— Тогда… Вы знаете, что я не могу показываться здесь и что вдовствующая королева все еще гневается на меня.
— Да, меня это удивляет.
— О, на это есть много причин… Итак, я принуждена прятаться. К счастью, я встретила господина д’Артаньяна, одного из ваших прежних друзей, не правда ли?
— Моего теперешнего друга, герцогиня.
— Он-то и дал мне сведения; он послал меня к господину де Безмо, коменданту Бастилии.
Арамис вздрогнул. И от его собеседницы не укрылось в темноте, что глаза его загорелись.
— Господину де Безмо! — воскликнул он. — Почему же д’Артаньян послал вас к господину де Безмо?
— Не знаю.
— Что это значит? — сказал епископ, напрягая все свои силы, чтобы с честью выдержать борьбу».
Итак, здесь уже борьба двух интеллектов!
«— Господин де Безмо чем-то обязан вам, по словам д’Артаньяна.
— Это правда.
— А ведь люди всегда знают адрес своих кредиторов и своих должников.
— Тоже правда. И Безмо помог вам?
— Да. Он направил меня в Сен-Манде, куда я и послала письмо.
— Вот оно. И оно драгоценно для меня, так как я обязан ему удовольствием видеть вас».
Какой нонсенс! Мчась со всех ног в Сен-Манде, Арамис заезжает в Тур и берёт там карету! Но ведь он пишет, что измучился в карете, иногда ехал лёжа, то есть он взял у герцогини и кучера тоже!
У кого же ещё мог взять он карету, как не у Шеврёз? Ведь Тур – её имение! А туда он прибыл на почтовых, то есть без кареты и без спутников! Разумеется, он взял у Шеврёз и карету, и кучера, а затем отпустил карету и кучера. Разумеется, Шеврёз спросила у кучера, куда он отвёз Арамиса. И кучер, конечно же, сообщил, что он отвез его к господину Фуке в Сен-Манде! Почему же тогда Арамис удивляется тому, что она знает, где его искать, знает, что он – друг Фуке? Почему он это отрицает? Умно ли это? Едва ли!
«Герцогиня, довольная тем, что ей удалось так безболезненно коснуться всех деликатных пунктов, облегченно вздохнула.
Арамис не вздыхал.
— Мы остановились на вашем посещении Безмо.
— Нет, — засмеялась она, — дальше.
— Значит, на вашем недовольстве вдовствующей королевой?
— Нет, еще дальше, — возразила герцогиня, — на отношениях… Это так просто. Вы ведь знаете, что я живу в Брюсселе с господином де Леком, который почти что мой муж?
— Да.
— И знаете, что мои дети разорили и обобрали меня?
— Какой ужас, герцогиня!
— Да, это ужасно! Мне пришлось добывать средства к существованию, стараться не впасть в нищету.
— Понятно.
— Я не пользовалась кредитом, у меня не было покровителей.
— Между тем как сами вы стольким оказывали покровительство, — сказал Арамис, лукаво улыбаясь».
Послушайте, да он – наглец! Когда он был бедным мушкетёром, герцогиня предоставила ему полное снаряжение, что стоило недёшево! Где же его благодарность? Не говоря уже о том, что с бывшей возлюбленной не следует так разговаривать! И ведь она – герцогиня!
«— Всегда так бывает, шевалье. В это время я встретилась с испанским королем.
— Вот как!
— Который, согласно обычаю, приезжал во Фландрию назначить генерала иезуитского ордена.
— Разве существует такой обычай?
— А вы не знали?
— Простите, я был рассеян.
— А вам следовало знать об этом; ведь вы были так близки с францисканцем.
— Вы хотите сказать: с генералом иезуитского ордена?
— Именно… Итак, я встретилась с испанским королем. Он желал мне добра, но не мог ничего для меня сделать. Впрочем, он дал мне и Леку рекомендательные письма и назначил пенсию из средств ордена.
— Иезуитского?
— Да. Ко мне был прислан генерал, то есть я хочу сказать — францисканец.
— Прекрасно.
— И чтобы согласовать положение вещей со статутом ордена, было признано, что я оказываю ордену услуги. Вы знаете, что существует такое правило?
— Не знал.
Герцогиня де Шеврез умолкла и старалась разглядеть выражение лица Арамиса. Но было совсем темно».
Сколько же здесь лжи со стороны Арамиса! Куча! А Шеврёз попросту раскрывает ему свои карты, признаётся, что получала от Ордена Иезуитов кое-какую пенсию. За что? Здесь Дюма очень непоследователен!
Давайте вдумаемся! Если герцогиня де Шеврёз торговала тайнами, а других причин получать пенсию от Ордена у неё быть не могло, то почему же она не продала самую главную тайну всей своей жизни? Ведь она «бесплатно» рассказала эту тайну Арамису, который за эту тайну получил звание генерала Ордена Иезуитов! Он должен был бы быть ей благодарным за то, что узнал эту тайну! И вдвойне благодарным за то, что она не рассказала эту тайну генералу Ордена. Ведь когда он её сообщил генералу, тот был удивлён. Именно эта тайна сделала его самого новым генералом. Если бы прежний генерал уже знал эту тайну, он ответил бы, что эта тайна уже не тайна для него, так что он за неё ничего не получит! Так что Арамис – верх неблагодарности!
«— Словом, есть такое правило, — продолжала она. — Нужно было, следовательно, устроить так, будто я приношу ордену какую-нибудь пользу. Я предложила совершать поездки для ордена, и меня сделали его агентом. Вы понимаете, что это пустая формальность и устроено только для виду».
Между прочим, в Орден Иезуитов не принимали женщин. Исключений из этого правила не было. Следовательно, легально Орден не мог никогда выплачивать ни су герцогине де Шеврёз. Конечно, Орден мог выплачивать ей негласно, нелегально, но тогда не нужна никакая формальность для виду. Достаточно было бы выплачивать другому агенту, мужчине, который бы тайно передавал эти деньги ей. Тут Дюма поплыл.
«— Чудесно.
— Вот таким-то образом я получила весьма приличную пенсию.
— Боже мой, герцогиня! Каждая ваша новость для меня удар кинжала. Вам приходится получать пенсию от иезуитов!
— Нет, шевалье, от Испании.
— Сознайтесь, герцогиня, что это одно и то же.
— Нет, совсем нет».
Арамис ужасается тому, что герцогиня получает пенсию от иезуитов. Но иезуиты тогда не было бранным словом. Он делает зачем-то вид, что он ужасается от одной мысли о сотрудничестве с иезуитами. Но официально иезуиты были одобрены Папой Римским, а Арамис – служитель церкви, и именно Католической! Он обязан с уважением относиться к иезуитам!
И вот ещё что. По какой причине генерал Ордена одевается францисканцем? Всё равно, как если бы генерал гусар носил одежду простого пехотинца! Какой нонсенс! Конспирация? У иезуитов не было конспирации. Принадлежность к Ордену Иезуитов не скрывали!
«— Но ведь от вашего прежнего состояния у вас остается Дампьер. И это весьма недурно.
— Да, но Дампьер заложен, обременен долгами и разорен, как и его владелица.
— И вдовствующая королева смотрит на все это равнодушно? — сказал Арамис, с любопытством вглядываясь в лицо герцогини, но не видя ничего, кроме темноты».
Арамис в этот момент понял, что Шеврёз могла продать эту тайну и другим образом – получать от Королевы пенсию за молчание, за неразглашение этой тайны. Это объяснило бы тот факт, что она не разгласила эту тайну иезуитам, хотя знала, что могла бы получить за неё очень приличные деньги.
«— Да, она все забыла.
— Вы как будто пробовали вернуть ее благорасположение, герцогиня?
— Да. Но по какой-то необъяснимой случайности молодой король унаследовал антипатию, которую питал ко мне его дорогой батюшка. Ах, вы мне скажете, что теперь я могу внушать только ненависть, что я перестала быть женщиной, которую любят!»
Здесь Дюма слегка грешит против истины. После смерти Королевы этот самый Король назначил герцогине де Шеврёз весьма приличную пенсию и принимал её с почётом на каждом торжественном приёме. Так что либо обстоятельства изменились впоследствии, либо она лжёт.
«— Дорогая герцогиня, перейдем, пожалуйста, поскорее к вопросу, который вас привел сюда; мне кажется, мы можем быть полезны друг другу.
— Я тоже так думала. Итак, я отправилась в Фонтенбло с двойной целью. Прежде всего, меня пригласил туда известный вам францисканец… Кстати, как вы с ним познакомились? Я вам рассказала о себе, теперь ваша очередь.
— Я познакомился с ним очень просто, герцогиня. Я изучал с ним богословие в Парме; мы подружились; но дела, путешествия, война разлучили нас».
Ложь, ложь, ложь.
«— Вы знали, что он генерал иезуитского ордена?
— Догадывался.
— Однако какой же странный случай привел также и вас в гостиницу, где собрались агенты ордена?
— Случай самый простой, — спокойно отвечал Арамис. — Я приехал в Фонтенбло, к господину Фуке, чтобы попросить аудиенцию у короля. Я встретил по пути бедного умирающего и узнал его. Остальное вам известно: он умер у меня на руках».
Встретил случайно… Ложь!
«— Да, но оставив вам на небе и на земле такую большую власть, что от его имени вы сделали весьма важные распоряжения.
— Он действительно дал мне несколько поручений.
— И относительно меня?
— Я уже сказал. Выплатить вам двенадцать тысяч ливров. Кажется, я дал вам необходимую подпись для их получения. Разве вы их не получили?
— Получила, получила! Но, говорят, дорогой прелат, вы даете приказания с такой таинственностью и с таким царственным величием, что все считают вас преемником дорогого покойника.
Арамис покраснел от досады».
Вот с этого момента, кажется озлобленность Арамиса на Шеврёз накаляется до высшей точки, и первое, с чего это началось – сообщение, что она поняла, что Арамис – генерал Ордена! Арамис предпочитает держать это в тайне, эта тайна известна ей. Если она с Орденом «дружна», то почему он так обеспокоен этим? Ведь он может просто приказать ей что угодно через каких угодно своих людей, через любых людей из многочисленного Ордена! Он, кажется, должен был бы обрадоваться, что у него есть на неё рычаг управления!
«Герцогиня продолжала:
— Я осведомилась об этом у испанского короля, и он рассеял мои сомнения на этот счет. Согласно статуту ордена, каждый генерал иезуитов должен быть испанцем. Вы не испанец и не были назначены испанским королем.
Арамис сказал назидательным тоном:
— Видите, герцогиня, вы допустили ошибку, и испанский король разоблачил ее.
— Да, дорогой Арамис. Но у меня явилась еще одна мысль.
— Какая?
— Вы знаете, что я понемножку думаю обо всем.
— О да, герцогиня!
— Вы говорите по-испански?
— Каждый участник Фронды знает испанский язык.
— Вы жили во Фландрии?
— Три года.
— И провели в Мадриде?..
— Пятнадцать месяцев.
— Значит, вы имеете право принять испанское подданство, когда вам будет угодно.
— Вы думаете? — спросил Арамис так простодушно, что герцогиня была введена в заблуждение.
— Конечно… Два года жизни и знание языка — необходимые правила. У вас три с половиной года… пятнадцать месяцев лишних.
— К чему вы это говорите, дорогая герцогиня?
— Вот к чему: я в хороших отношениях с испанским королем.
«И я в недурных», — подумал Арамис.
— Хотите, — продолжала герцогиня, — я попрошу короля сделать вас преемником францисканца?
— О, герцогиня!
— Может быть, вы уже и сейчас его преемник? — спросила она.
— Нет, даю вам слово.
— Ну, так я могу оказать вам эту услугу.
— Почему же вы не оказали ее господину де Леку, герцогиня? Он человек талантливый, и вы его любите.
— Да, конечно; но не вышло. Словом, оставим Лека; хотите, я окажу эту услугу вам?
— Нет, благодарю вас, герцогиня.
Она замолчала.
«Он назначен», — подумала она».
Итак, причина чрезвычайной озлобленности Арамиса на Шеврёз вот в чём. У неё – новый любовник, господин де Лек. Она попыталась сделать его генералом Ордена иезуитов, используя свои связи с Королём Испании. Надо отметить, что она была его любовницей одно время. Но ведь Короли очень легко забывают своих любовниц! «Любовница в прошлом» - разве это причина для того, чтобы выполнять просьбы? Арамис эту самую «любовницу в прошлом» ненавидит так, что, разумеется, обрадовался бы её естественной смерти! Почему же Король Испании должен к ней относиться лучше? Ведь в это самое время Король Испании даже настолько рассорился со своей родной сестрой Анной Австрийской, что во времена Фронды написал ей, что если она вдруг решится попросить убежища где-либо на подконтрольных ему землях, он сделает всё для того, чтобы ни она, ни её сын, Король Людовик Четырнадцатый, там ни под каким видом не оказались!
«— После этого отказа, — продолжала герцогиня де Шеврез, — я уже не решаюсь обращаться к вам с просьбой».
Арамис отказал герцогине не в просьбе, а в том, чтобы обратиться к ней в просьбе. Это не отказ! Это – вежливое отклонение предложенных услуг, которые он мог бы счесть невыполнимыми и отказать хотя бы поэтому!
«— Помилуйте, я всегда в вашем распоряжении!»
Ложь, ложь, ложь, наглая ложь.
«— Зачем я буду вас просить, если у вас нет власти исполнить мою просьбу?
— Все же мне, может быть, удастся что-нибудь сделать».
Арамис хочет услышать просьбу Шеврёз не для того, чтобы её выполнить, а для того, чтобы узнать, о чём она может хлопотать. Он уже ненавидит её, и боится, опасается, что её идеи могут оказаться вредными для него, опасными.
«— Мне нужны деньги на восстановление Дампьера.
— А! — холодно произнес Арамис. — Деньги?.. Сколько же вам нужно, герцогиня?
— Порядочно.
— Жаль. Вы знаете, что я не генерал.
— В таком случае у вас есть друг, который, вероятно, очень богат: господин Фуке.
— Господин Фуке? Сударыня, он почти разорен.
— Мне говорили об этом, но я не хотела верить.
— Почему, герцогиня?
— Потому что у меня есть несколько писем кардинала Мазарини — вернее, не у меня, а у Лека, — в которых говорится об очень странных счетах».
Вот товар для торговли обозначен, торговля началась!
«— О каких счетах?
— По части проданных рент, произведенных займов, хорошенько не помню. Во всяком случае, судя по письмам Мазарини, суперинтендант позаимствовал из государственной казны миллионов тридцать. Дело серьезное.
Арамис так крепко сжал кулаки, что ногти вонзились в ладони».
Шеврёз нанесла весьма ощутимый удар Фуке, а поскольку Арамис считает себя его другом, или точнее – намерен использовать Фуке в своих интересах, этот удар нанесён и по нему тоже.
«— Как! — воскликнул он. — У вас есть такие письма и вы не сказали о них господину Фуке?
— Такие вещи держат про запас, — возразила герцогиня. — Приходит нужда, и их вытаскивают на свет божий.
— Разве нужда уже пришла? — спросил Арамис.
— Да, мой милый.
— И вы собираетесь предъявить эти письма господину Фуке?
— Нет, я предпочитаю поговорить о них с вами.
— Видно, вам очень нужны деньги, бедняжка, раз вы думаете о таких вещах; вы так мало ценили прозу господина Мазарини. Кроме того, — холодно продолжал Арамис, — вам самой, вероятно, тяжело прибегать к этому средству. Жестокое средство!
— Если бы я хотела сделать зло, а не добро, — сказала герцогиня де Шеврез, — я не стала бы обращаться к генералу ордена или к господину Фуке за пятьюстами тысячами ливров, которые мне нужны…»
Обратите внимание! Шеврёз объявила, что обращается к генералу Ордена. Она бросила обвинение Арамису в том, что он её обманывает, что на самом деле он – генерал Ордена. И он уже не стал это опровергать.
«— Пятьюстами тысячами ливров!
— Не больше. Вы находите, что это много? Восстановление Дампьера обойдется не дешевле.
— Да, сударыня.
— Итак, я не стала бы обращаться к названным лицам, а отправилась бы к своему старому другу, вдовствующей королеве; письма ее супруга, синьора Мазарини, послужили бы мне рекомендацией. Я попросила бы у нее эту безделицу, сказав: «Ваше величество, я хочу иметь честь принять вас в Дампьере; позвольте мне восстановить Дампьер».
Арамис не ответил ни слова.
— О чем вы задумались? — спросила герцогиня.
— Я складываю в уме, — произнес Арамис.
— А господин Фуке вычитает. Я же пробую умножать. Какие мы все чудесные математики! Как хорошо могли бы мы столковаться.
— Разрешите мне подумать, — попросил Арамис.
— Нет… После такого вступления между людьми, подобными нам с вами, может быть сказано только «да» или «нет», и притом немедленно.
«Это ловушка, — подумал епископ, — немыслимо, чтобы такая женщина была принята Анной Австрийской».
— Ну и что же? — спросила герцогиня.
— Я был бы очень удивлен, если бы в данный момент у господина Фуке нашлось пятьсот тысяч ливров.
— Значит, не стоит об этом говорить, — усмехнулась герцогиня, — и Дампьер пусть сам восстанавливается, как хочет.
— Неужели вы в таком стесненном положении?
— Нет, я никогда не бываю в стесненном положении.
— И королева, конечно, сделает для вас то, чего не в силах сделать суперинтендант.
— О, конечно… Скажите, вы не желаете, чтобы я лично поговорила об этих письмах с господином Фуке?
— Как вам будет угодно, герцогиня, но господин Фуке либо чувствует себя виновным, либо не чувствует. Если он чувствует, то он настолько горд, что не сознается; если же не чувствует за собой вины, эта угроза очень его обидит.
— Вы всегда рассуждаете, как ангел.
И герцогиня поднялась с места.
— Итак, вы собираетесь донести на господина Фуке королеве? — заключил Арамис».
Маски сброшены!
«— Донести?.. Какое мерзкое слово. Нет, я не стану доносить, дорогой друг; вы слишком хорошо знакомы с политикой, чтобы не знать, как совершаются подобные вещи. Я предложу свои услуги партии, враждебной господину Фуке. Вот и все».
Вежливость и формальное сохранение дружеских отношений, но герцогиня фактически призналась, что объявила войну Фуке, и, следовательно, Арамису, своему бывшему любовнику.
«— Вы правы.
— А в борьбе партий годится всякое оружие.
— Конечно.
— Когда у меня восстановятся добрые отношения с вдовствующей королевой, я могу стать очень опасной».
Прямые угрозы!
«— Это ваше право, герцогиня.
— Я им воспользуюсь, мой милый.
— Вам небезызвестно, что господин Фуке в прекрасных отношениях с испанским королем, герцогиня?
— Я это предполагала.
— Если вы поднимете борьбу партий, как вы выражаетесь, господин Фуке начнет с вами борьбу другого рода».
Ответные прямые угрозы!
«— Что поделаешь!
— Ведь он тоже вправе прибегнуть к этому оружию, как вы думаете?
— Конечно.
— И так как он хорош с испанским королем, он и воспользуется этой дружбой.
— Вы хотите сказать, что он будет также в добрых отношениях с генералом ордена иезуитов, дорогой Арамис?
— Это может случиться, герцогиня.
— И тогда меня лишат пенсии, которую я получаю от иезуитов?
— Боюсь, что лишат».
Очень конкретная угроза, фактически уже состоявшийся факт финансового ущерба для герцогини!
«— Как-нибудь выкрутимся. Разве после Ришелье, после Фронды, после изгнания герцогиня де Шеврез может чего-нибудь испугаться, дорогой мой?
— Вы ведь знаете, что пенсия достигает сорока восьми тысяч ливров в год.
— Увы! Знаю.
— Кроме того, во время борьбы партий достанется также и друзьям неприятеля.
— Вы хотите сказать, что пострадает бедняга Лек?
— Почти наверное, герцогиня.
— О, он получает только двенадцать тысяч ливров».
Но на двоих это – шестьдесят тысяч ливров в год! Арамис фактически подтвердил, что он и есть генерал Ордена, и тем самым фактически сообщил о том, что этих денег герцогиня больше не увидит никогда. Но этого мало. Он усугубляет угрозы.
«— Да, но испанский король — особа влиятельная; по наущению господина Фуке он может засадить господина Лека в крепость.
— Я не очень боюсь. этого, мой милый, потому что, примирившись с Анной Австрийской, я добьюсь, чтобы Франция потребовала освобождения Лека.
— Допустим. Тогда вам будет угрожать другая опасность.
— Какая же? — спросила герцогиня в притворном страхе.
— Вы знаете, что человек, сделавшийся агентом ордена, не может так просто порвать с ним. Тайны, в которые он мог быть посвящен, опасны: они приносят несчастье человеку, узнавшему их».
Фактически Арамис пообещал герцогине де Шеврёз, что её могут вскоре убить по решению Ордена, то есть по его личному решению. Он пригрозил ей банальным убийством! Бывший любовник!
«Герцогиня задумалась.
— Это серьезнее, — проговорила она, — надо все взвесить.
И, несмотря на полный мрак, Арамис почувствовал, как в его сердце вонзился, подобно раскаленному железу, горящий взгляд собеседницы.
— Давайте подведем итоги, — сказал Арамис, который с этой минуты начал держаться настороже и сунул руку под камзол, где у него был спрятан стилет».
Дюма прямо указывает читателю, что Арамис был готов лично убить герцогиню де Шеврёз!
«— Вот именно, подведем итоги: добрые счеты создают добрых друзей.
— Лишение вас пенсии…
— Сорок восемь тысяч ливров да двенадцать тысяч ливров пенсии Лека составляют шестьдесят тысяч ливров; вы это хотите сказать, да?
— Да, это самое. Я спрашиваю, чем вы их замените?
— Пятьюстами тысячами ливров, которые я получу от королевы.
— А может быть, и не получите.
— Я знаю средство получить их, — бросила герцогиня.
При этих словах Арамис насторожился. После этой оплошности герцогини Арамис был до такой степени начеку, что то и дело одерживал верх, а его противница теряла преимущество.
— Хорошо, я допускаю, что вы получите эти деньги, — продолжал он, — все же вы много потеряете: вы будете получать по сто тысяч франков пенсии вместо шестидесяти тысяч ливров в продолжение десяти лет.
— Нет, эти убытки я буду терпеть только во время министерства господина Фуке, а оно продлится не более двух месяцев».
Герцогиня для того, чтобы решить свои проблемы, готова устранить Фуке, и угрожает Арамису именно этим.
«— Вот как! — воскликнул Арамис.
— Видите, как я откровенна.
— Благодарю вас, герцогиня. Но напрасно вы полагаете, что после падения господина Фуке орден будет снова выплачивать вам пенсию.
— Я знаю средство заставить орден быть щедрым точно так же, как знаю средство заставить вдовствующую королеву раскошелиться.
— В таком случае, герцогиня, нам всем приходится опустить флаг перед вами. Победа за вами, триумф за вами! Будьте милостивы, прошу вас. Трубите отбой!
— Как можете вы, — продолжала герцогиня, не обратив внимания на иронию Арамиса, — остановиться перед несчастными пятьюстами тысячами ливров, когда дело идет об избавлении вашего друга… Простите, вашего покровителя от неприятностей, причиняемых борьбою партий.
— Вот почему, герцогиня: после получения вами пятисот тысяч ливров господин де Лек потребует своей доли, тоже в пятьсот тысяч ливров, не правда ли? А после вас и господина де Лека наступит очередь и ваших детей, ваших бедняков и мало ли чья еще, тогда как письма, как бы они ни компрометировали, не стоят трех или четырех миллионов. Ей-богу, герцогиня, брильянтовые подвески французской королевы были дороже этих лоскутков бумаги, и все же они не стоили и четверти того, что вы спрашиваете!»
Вот тут нам следует остановиться! Арамис говорит: «Наступит очередь и ваших детей». Эта фраза указывает, что никого из детей Шеврёз Арамис не считает своими детьми, несмотря на то, что герцог де Шеврёз был намного старше, а Арамис на протяжении многих лет и даже десятилетий был любовником герцогини де Шеврёз, если верить намёкам Дюма! И похоже, что стал он им ещё до её второго замужества! Так что у него могло бы быть более чем один отпрыск от неё. И, тем не менее, он говорит: «Ваших детей». Это жёстко. Либо он уверен, что её дети – не его, либо, даже допуская такую возможность, отрёкся от них, либо хитрит с герцогиней.
«— Вы правы, вы правы, но купец запрашивает за свой товар, сколько ему угодно. Покупатель волен взять или отказаться.
— Хотите, герцогиня, я вам открою, почему я не куплю ваших писем?
— Скажите.
— Ваши письма Мазарини подложны.
— Полно!
— Конечно. Ведь было бы по меньшей мере странно, если бы вы продолжали вести с кардиналом интимную переписку после того, как он поссорил вас с королевой; это пахло бы страстью, шпионажем… ей-богу, не решаюсь произнести нужного слова.
— Не стесняйтесь.
— Угодничанием.
— Все это верно; но верно также и то, что написано в письмах.
— Клянусь вам, герцогиня, эти письма не принесут вам никакой пользы при обращении к королеве.
— Принесут, будьте уверены.
«Пой, птичка, пой! — подумал Арамис. — Шипи, змея».
Но герцогиня уже направилась к двери».
Итак, конец аудиенции? Но Дюма даёт ещё несколько важных штрихов.
«Арамис готовил для нее сюрприз… Проклятие, которое бросает побежденный, идущий за колесницей триумфатора».
Обратите внимание на эту фразу. Арамис сравнивается с побеждённым, а Шеврёз – триумфатор! Почему же Арамис, генерал Ордена, отказался дать денег герцогине, чтобы спасти своего «друга» Фуке? Вспомним, что он высчитывал что-то в уме. Он просто отнёсся ко всему делу как к коммерческому проекту. Он посчитал, что выгоды нет. Невыгодно улаживать миром дела с Шеврёз. Войну он посчитал более выгодной. Почему? Очевидно же, что Шеврёз говорила сейчас о продаже только одной тайны, но очень опасной. Он же знал, что она знает и другие тайны, в частности, тайну рождения у Королевы не одного дофина, а двойни, Людовика и его брата-близнеца! Почему же он так плохо всё просчитал? Он явно прогадал! Ответ прост: если бы он не прогадал, тогда он сговорился бы, и не было бы интриги. Тогда Фуке был бы спасён! Но ведь история уже написана, и история говорит, что Фуке не спасся! Как же иначе объяснить, что он не спасся, имея такого влиятельного друга, как Арамис – генерал Ордена, обладающий великой тайной? Только оплошностью Арамиса. Арамис обязан был совершить ошибку, чтобы объяснить повороты истории! Поэтому он ведёт себя глупо. Он – заложник идеи романа, законов жанра. Реальный Арамис, мудрый в достаточной степени, чтобы достичь тех высот, которых он достиг, должен был бы поступить умнее. Итак, Арамис побеждён и он мстит местью недостойной благородного человека!
«Он позвонил. В гостиную внесли свечи, ярко осветившие поблекшее лицо герцогини. Долгим ироническим взглядом посмотрел Арамис на бледные, иссохшие щеки, на глаза, горевшие под воспаленными веками, на тонкие губы, старательно закрывавшие черные и редкие зубы.
Он умышленно выставил вперед стройную ногу, грациозно нагнул гордую голову и улыбнулся, чтобы показать блестевшие при свете зубы. Постаревшая кокетка поняла его замысел: она стояла как раз против зеркала, которое благодаря контрасту убийственно резко подчеркнуло дряхлость, так заботливо скрываемую ею.
Неровной и тяжелой походкой она поспешно удалилась, даже не ответив на поклон Арамиса, который был сделан им с гибкостью и грацией былого мушкетера. Поклонившись, Арамис, как зефир, скользнул по паркету, чтобы проводить ее».
И вот ещё один штрих.
«Герцогиня де Шеврез подала знак своему рослому лакею, вооруженному мушкетом, и покинула дом, где такие нежные друзья не могли столковаться, потому что слишком хорошо поняли друг друга».
Герцогиня знала, что Арамис способен совершить насилие против неё, и поэтому она взяла с собой рослого вооружённого мушкетом лакея. Мы знаем по преувеличенным рассказам Дюма, что Арамис – смелый и ловкий воин, его, по-видимому, не остановил бы рослый лакей с мушкетом. Кроме того, ведь он был за дверями! Почему же Арамис не убил Шеврёз? Ведь он готов был это сделать!
По-видимому, всё-таки он ещё сохранил где-то в глубине души остаток былых чувств к ней.
Итак, загадка. К кому же заезжал Арамис – к самой ли Шеврёз, или к её дочери, или, быть может, к её сыну?
Если бы он заезжал к ней, и взял карету у неё, он не удивлялся бы, что она знает, где его найти, это уже отмечено выше.
Против версии, что он заезжал к дочери или сыну Шеврёз, считая этого ребёнка своим, служит только две его презрительные фразы о её детях, которых он не называет: «Наши дети», а называет: «Ваши дети».
Но ведь Арамис почти каждым словом в разговоре с Шеврёз лжёт, лжёт, и снова лжёт!
Почему же не предположить, что всё-таки кого-то из её детей он считает также и своим ребёнком? Посмотрим, какие дети у неё были.
Дети от первого брака:
Людовик-Шарль д’Альбер, герцог де Люинь (1620—1699)
Анна-Мари (1622—1646)
Дети от второго брака:
Анна-Мария (1625—1652) — аббатиса Пон-о-Дам (Pont-aux-Dames).
Генриетта (1631—1693) — аббатиса Жуара (Jouarre) и позже Пор-Рояля.
Шарлотта-Мария Лотарингская (1627—1652) — предназначалась в жёны принцу де Конти, стала любовницей кардинала де Реца, играла заметную роль во Фронде. Замуж не вышла.
Встреча произошла после смерти Мазарини, то есть после марта 1661 года.
Следовательно, надо исключить вторую дочь Анну-Мари, третью дочь Анну-Мари и самую младшую дочь Шарлотту-Марию.
Остаются Людовик-Шарль де Люинь (1620 – 1699) и Генриетта (1631 – 1693).
Людовик-Шарль 31 декабря 1661 был пожалован в рыцари орденов короля. Для удобства уединенной жизни Люин выстроил неподалеку от Пор-Рояля замок Вомюрье (Ивелин), в котором отшельники Пор-Рояля ради большей безопасности укрывались во время второй фрондерской войны. Из-за тесного общения с отшельниками, ходившими в сабо, самого герцога, как и его гостей стали называть «саботье». Впоследствии герцог покинул свое убежище. Что ж! Арамис мог поддерживать отношения со своим сыном-фрондёром, которому было уже за сорок лет. Но он после второго брака матери не жил с ней!
Следовательно, остаётся только Генриетта – аббатиса. Не Арамис ли повлиял на её выбор жизненного пути? Герцогиня де Шеврёз использовала своих дочерей для интриг, Арамиса это раздражало, он заехал в Тур, где тайно встретился со своей дочерью Генриеттой? Для того, чтобы подготовиться к этой встрече, быть может для того, чтобы обратить какую-то недвижимость в ценные бумаги или того лучше – в драгоценности или хотя бы в золото, он, вероятно, и задержался на целых 8 часов в Ванне. И именно поэтому он поехал в карете, а не верхом. С ним был груз – груз его богатства. Он раскрыл своей дочери Генриетте тайну её происхождения, в этой поездке, или раньше, но заставил её скрыть от матери свой контакт с ней! По этой причине он иронично говорит о «детях» герцогини, демонстрируя не только своё равнодушие к ним, но даже как бы некоторую озлобленность на них, для чего нет никаких причин.
Ведь чуть выше он также демонстрировал ужас от информации, что герцогиня получает деньги от иезуитов, продемонстрировав абсолютно притворное возмущение иезуитами как таковыми. То есть Арамис скрывает свои мысли, и по тому, насколько старательно он пытается внушить что-либо, можно быть уверенным, что именно это-то и является ложью.
Итак, Арамис заезжал в Тур к Генриетте, своей тридцатилетней дочери, которой передал свои накопления – для сохранности, или на случай, если с ним что-то случится, в качестве негласного наследства.
Вот такие дела получаются!