Порванные цепи недавнего плена, припаянные к стальным наручникам, взвивались вслед за взмахом рук, вскинутых объятием Неба. Перья Души, выкрашенные кровью от мученичества вечной борьбы, не были сложены в настоящие крылья, а просто веером раскинулись за спиной, подобно павлиньему хвосту. Все эмоции разом отражало лицо, волосы были всклокочены и, действительно, - она никем не могла бы быть, кроме как Птицей, но эта странная Птица ценнее всего сущего на свете. Не ей сидеть в золотой клетке истомленной груди, не ей умирать в кандалах несвободы, - вот и вылетела она изнутри, и в то же время явилась извне. Не могла эта Душа быть лишь Душой Белариона. Эта Душа содержала в себе элементы всех сущих на свете душ человеческих, и даже божественных. То была Душа всего мира, и она непременно должна быть свободной, и она освобождалась, витая призраком перед лицом любого пришедшего к ней в гости разума.
Ты постой, моя Птица-Душа, дай мне заглянуть на самое дно; быть может, я в чем-то остался незряч, - Беларион ловил взгляд Души, но взгляд ускользал, гонимый неведомой силой.
Как только он делал шаг навстречу Душе, она исчезала и появлялась на том же расстоянии от него, что было прежде. Беларион покорно следовал за ней, почти что летел, ведь оставил весь груз за спиной, будто сам разорвал незримые, пленившие его цепи на руках. Так всегда можно отпустить Душу, отрываясь от грешной земли, разбив бокал сознания и сказав однажды собственной Душе: «Ты свободна, лети, куда хочешь, а я постигну твои волнения со стороны глазами Истины!» - ибо только Истина созерцает Душу, как она есть. Ни одна Химера не понимает того, что их всех, Химер, объединяет на этом Острове. Их порою странные чувства исходят от неведомого звена цепи Истины и Души, их сознание же исходит от Повелителя, еще не найденного среди бескрайних идей, бесконечных мыслей, беспредельного Пути от себя — к себе.
Душа вела Белариона в горы, все выше и выше, и он уже с трудом карабкался по камням. Явно, Душа желала открыть ему ту Тайну, что Повелитель скрывал от всех остальных гостей: этот Остров ему не принадлежал. Он никогда не был никем создан, - он создался сам собой, и именно Беларион давным-давно запечатлел своим деянием навеки эти горы и это небо. И, поднявшись на самую высоту, беркариец глянул вниз, по ту сторону гор, - и узнал, чем именно эта местность была ему знакома. Горная долина на самом деле образовалась в кратере взрыва земного ядра, произошедшего около миллиарда лет назад. Этот глобальный катаклизм вызвал сам Беларион, чтобы уничтожить остатки дочеловеческой цивилизации, будучи нарочно перенесенным в далекое прошлое великой Силою Вселенной по воле Ила Эбры. То самое место Земли, где произошел катаклизм, прочно запечатлелось в сокрытых мирах. Слишком уж сильно та катастрофа сотрясла поле Галактики. Беларион нашел взглядом и ту горную тропу, на которой Иашода угрожала ему смертью Ларри, если он откажется спасти самого себя и не останется с ней. Любовь Иашоды была безумна, но Беларион спас ее от этой нереальной любви, сохранив невредимыми и ее, и своего маленького друга Ларри. Пусть все умирают в положенный им срок, а не шантажируют смертью того, кто пошел на смерть за исполнение своего долга. Он отдал последние на тот момент силы, чтобы, ни о чем не жалея, и с чистой совестью погибнуть в огне. И погиб Великий Дух, чтобы миллионы лет спать в той земле, где не родился, пока не был извлечен оттуда уже Принцем Беларионом. И две тысячи лет он наивно считал, что не был никем иным, кроме как коренным беркарийцем, пока не вспомнил все и не почувствовал себя на Родине — чужим, и в то же время своим на Родине его Духа. Его истинным происхождением и были обусловлены все его отличия от остальных беркариев. Велика пропасть между его моралью и устоями страны, в которой он восстал новым воплощением.
Одного не понять: что же Повелитель столь глубоко усомнился в Беларионе, коли знал о его святом подвиге, о его бескорыстной страшной смерти? Или он думал, будто наш герой все забыл и разменял нравственность на пороки (что вполне возможно в Беркарии)? И Беларион, глядя на Остров с дивной высоты, отчего-то загрустил и простер вновь руки к Птице-Душе:
Ты прости меня, отпусти мой грех, что не внимал я твоему зову так долго! Если я в чем-то виновен, мне даже не надо знать в чем, просто прости. Что же ты молчишь, моя Душа?
Душа открыла взгляд, и он понял, что она не может ответить ему, нет вовсе ни слова, а лишь сожаление о напрасно причиненной боли. Это Повелитель растерзал свои сомнения где-то совсем близко и уверовал в праведность Белариона.
О, молчаливая Душа! Как часто ты губишь своим молчанием саму себя! Хочешь, я подарю тебе силу Слова навсегда, ведь нечего мне больше сказать этому миру, совсем нечего... И тогда чистота чувства перевесит все заблуждения сознания, ведь знаю я, что сотни идут наоборот, а лишь единицы следуют порядку Истины. И тех, и других по-своему жаль, но только себя не жаль. И да простят меня Боги за то, что я теперь Бог самому себе.
Душа чуть качнулась на ветру и молча указала на долину, мол, что проку глядеть на иллюзию, обернись к Истине. На зелени травы мелькали не только крохотные фигуры Химер, которые здесь уже не играли свои роли, но и прекрасные белые кони. Да это были и не кони, а те животные, что жили в сознании Белариона лишь как миф — ЕДИНОРОГИ! Самые настоящие Единороги, и не только белые, но и черные, хотя черных было значительно меньше, да и неприметны они были издали в стране вечного мрака. Красотища-то какая! Беларион помнил сказки о Единорогах, что читал ему отец в детстве. Белый окрас мог быть и у самок, и у самцов, а черными могли быть только самцы. А укротить белого преданного Единорога сможет лишь добрая маленькая непорочная девочка, что подойдет к нему спереди и даст кусочек хлеба или охапку сочной травы...
И прости меня, Душа, за то, что я не верил в сказку тогда, когда мог бы поверить всему на свете! - воскликнул беркариец и начал спускаться к дивным животным, чтобы разглядеть их поближе.
Единороги! Беларион больше всего на свете, будучи ребенком, сожалел о том, что их не бывает! А теперь, получается, бывает, - о, невинное счастье! Да так же ли он невинен? Не покорится ему теперь ни один Единорог, но он уже бежал по предгорьям на их священное пастбище. Птица-Душа осталась позади, она таяла, исполненная благодати: так бывает с нами всегда, когда исполняются наши детские сокровенные мечты. Как счастлива Душа, когда молодеет лишь от того, что нечто из далеких нереальных грез врывается потоком безумия в реальность, смывая на пути все преграды. Заново сказка достигает сознания легковерного ребенка, только никто уж не внушает то, что это сказка, и остается лишь верить глазам: это не сон, это не обман. Как и путь за Душой, вверх, так и обратно в долину не сказать, что очень сложен, - но, поди попробуй вскарабкаться по горам почти на самый пик, а потом, постигнет ли желание одолеть спуск? По опыту не только следопыта, но и скалолаза, Беларион все же решился спуститься, а это намного сложнее. Так скоро он ступил на равнину, что сам того не заметил. А Единороги пропали из виду, но он запомнил место, что было видимо с высоты, и быстро продвигался к животным.
И вот, наконец, он дошел и, крадучись, чтоб не вспугнуть, выглянул из-за кустов. Вдруг Единороги принимают только общество крылатых Химер? Девы подходили к ним и расчесывали гребнями пышные гривы, чистили их, глядя на них с невероятным трепетом в глазах. Со стороны, даже издалека можно было понять, что Химеры поклонялись Единорогам, как божествам или святым. Беларион затаил дыхание в своей засаде, он любовался красотой. Но недолго: желание прикоснуться и ощутить было слишком сильным, - он осторожно, медленно вышел. В тот же миг все Единороги враз обратили на Белариона добрые взгляды и тут же бросились врассыпную. Самый крупный черный Единорог громко заржал, встав на дыбы, и кинулся, чуть ли не сбив в панике гостя. Эта тень, скользнувшая мимо, и увлекла Принца за собой. Он подумал за секунду, что, если белого Единорога может укротить невинная девочка, то черного — порочный мужчина, и Беларион погнался за ним, срезая углы. Что-то в глубине души подсказывало, что он должен поймать его во что бы то ни стало! Все другие животные быстро исчезли с поля зрения, но этот один отчетливо прослеживался взглядом, и бежал он туда, где течет река Истины. Беларион бежал туда же коротким путем, чтоб столкнуться у берега или даже подстеречь его там. И в этом намерении он не ошибся. Когда Истина вновь увидела его из глубин, она отдала ему меч и сумку со словами:
Вот теперь это тебе пригодится! Закрой ему глаза, и тогда все получится, только не касайся этих глаз рукой!
Беларион накинул ножны с Атаром и быстро укрылся с тяжелой пустой сумкой за деревом. Не прошло и минуты, как Единорог, живая сказка, склонился над рекой попить воды. Тут-то беркариец подкрался и ловко надел сумку ему на морду, одновременно ухватив диковинное животное за длинный острый рог. Единорог рванулся, увлекая Белариона, в один мах перепрыгнул узкую речку, но охотник не упустил из рук пойманное животное и, сто раз больно ударившись, вскочил на спину, чтоб не волочиться за ним по земле и камням. Единорог вдарил в панике галопом с невероятной скоростью, ветви хлестали по бокам пригнувшегося беркарийца. Как же он скачет, не видя пути, будто бешеная лошадь, которую ничем не остановить? Наверно, не меньше мили нес Белариона взбесившийся ослепленный Единорог, но, когда беркариец решил, что эта жуткая тряска никогда не прекратится, Единорог внезапно встал возле горной дороги среди камней.
Ну, покатался и хватит! - сказал он человеческим голосом, отчего Беларион широко раскрыл глаза, - Слезай, кому говорю, тяжело мне будет подняться в горы с тобою на спине.
Беларион не мог не повиноваться просьбе говорящего животного. Никак не ожидал он, что Единорог заговорит. То ли дело говорящий Волк Небесных Стражей, который умел даже читать книги. То ли дело его крылатый конь — Смерч, эту породу беркарийцы сотворили, наделив даром речи. Но от Единорога он не ожидал!
Ты еще и говорящий! Вот чудеса!
Ты, Человек в Красном, кажешься мне самым настоящим чудом. Но к любому чуду можно и привыкнуть.
Единорог мотнул головой, сбросив сумку с морды, и Беларион, ранее не заметивший отличие этого Единорога от остальных, увидел: на шее у него висела золотая цепь, а на цепи — ключ. А что там говорила о ключе Тайна?
Так ты и есть Повелитель?! - воскликнул Принц.
А ты как думал, конечно я. Следуй за мной, я приглашаю тебя в гости в свои пещеры. Добро пожаловать! Это не ты меня поймал, а я тебя. Я долго ждал.
Ты ждал, что я покину Беркарию?
Нет. Того, что Беркария покинет тебя.
Льстишь?
Ни капли. Пойдем же быстрее!
Единорог легко и спокойно зашагал по узкой тропе, а следом — Беларион, не забыв подобрать сумку, и от тяжести плечо тянуло к земле. Он боялся потерять равновесие и упасть вниз с горных уступов. Когда же беркариец прировнялся к шагу Повелителя, сознание начало медленно погружаться в некий другой мир, будто его личность наделили новыми воспоминаниями. Он уже несколько раз сталкивался с чем-то подобным: когда приходил к берегу Океана на родину Духа, когда произвел ритуал Погибших Богов в Лабиринте, и даже когда столкнулся с Химерами. Тогда он тоже чувствовал нечто вроде «дежа вю», только теперь это стало во сто крат сильнее. Он не выдержал:
Да я уже был здесь!
Это ты о том, что было до Химер и до меня, когда эта Обитель существовала в мире людей и там жил простой народ? - осведомился Единорог.
Нет, это я вспомнил сразу и наверняка, еще до встречи с тобой. Было бы странно забыть место собственной смерти. Я не о том. Я чувствую, что видел до этого подобие Химер и вас, Единорогов. Может, во сне? Вот сейчас иду и вспоминаю совсем другие луга, и на них пасутся Единороги, только их премного больше...
Когда-то нас и было больше, - вздохнул Повелитель, - Просто ты, наверное, видишь мои воспоминания, как свои. Тогда тебя не было с нами, но я с тех самых пор и жду твоего появления. А Химер, скорее всего, ты видел в творениях Оракула. Потому, собственно, он и избрал такую страшную смерть, на то было два мотива. Во-первых, Оракул там возобладал Колодцем, иначе он бы не стал Оракулом. А во-вторых, сила всей вечности жизни, которую он не прожил, обратилась через скульптуры горгулий на Остров Химер. Мучением он заслужил себе божественную власть, а отказ от дальнейшей жизни дал ему возможность и сохранить эту власть наверняка, и мне помочь править Островом. Ведь он лет за тридцать до смерти удосужился-таки попасть сюда, и мы сдружились. Говорить о Химерах он никому не стал, а решил их изваять, чем и занимался в последние годы жизни.
Даже перестарался! - улыбнулся Беларион.
Но история об Оракуле — это история совершенно иная, и мой читатель простит меня за то, что в этой книге не будет даже краткого описания всей ситуации. Я считаю, лучше прочесть полное описание, чем позволять разуму домысливать по-своему все, упомянутое лишь вскользь. Выводы возможно делать из того, что действительно завершено. А тем временем Единорог и Беларион подошли ко входу в пещеру, что зиял темной точкой, когда на него смотришь снизу. На самом деле вход был довольно широк, а внутри каменной залы царил такой густой мрак, что ничего не возможно было в нем разглядеть.
Внезапно этот мрак озарился светом от свечей, лампад и факелов, и Беларион увидел целую галерею света впереди. Галерея уводила вниз и вглубь скалы. Это и были чертоги Повелителя. В его склонности жить среди каменных стен и сводов проглядывала внутренняя его схожесть с Оракулом: оба предпочитали рукотворным палатам нерукотворную красоту пещер.
Повелитель свернул и привел гостя в уютную небольшую пещерку, скорее, это и была комната для гостей. Интерьер был прекрасен своей простотой: несколько кресел, небольшой круглый столик, диван и тумбочка, вероятно, для одежды, имущества и постельного белья, принесенного в распоряжение гостя. Столик уже был скромно накрыт, и пища дожидалась, когда ее съедят. Именно еда сейчас более всего заботила Белариона. Единорог это заметил и даже усмехнулся, хотя лошади вовсе не могут смеяться, как люди.
Да ты садись, устраивайся и перекуси. Я представляю, сколько сил у тебя отняла встреча со Свободой, поэтому ты и голоден. А пока ты будешь трапезничать, я расскажу тебе вкратце всю нашу Хронику. Думаю, тебе это интересно.
Разумеется, - ответил Беларион, усаживаясь за стол.
Угостись и нашим вином, оцени. И мне, пожалую, плесни.
Беларион увидел второй фужер на столе и подивился: интересно, как же Единорог будет пить, ведь рук-то нет, да и морда как-то не очень приспособлена. Он разлил вино и сделал осторожный глоток, быть может, и здесь его ждет очередной подвох? А Повелитель просто нагнул морду, и питье само испарилось из сосуда. Затем Единорог принялся жевать взявшийся из ниоткуда сочный лист салата и о чем-то глубоко задумался. Белариону сразу понравилось предложенное кушанье и питье, он с удовольствием поглощал содержимое тарелок и вопросительно поглядывал на Повелителя, ожидая его рассказа.