“ — Я ему говорю: «Суй палец!» А он сунул.
— А дальше?
— А я дёрнул.
— А оглянуться лень было, а?
А если бы он другой палец сунул, ты бы тоже дёрнул?
— Какой другой?
— Каким тебя делали!.. Но не доделали…”
Вы вспомнили этот диалог молодого Михаила Евдокимова с начальством из кинофильма “Про бизнесмена Фому”, где секретарь обкома пальца своего лишился? В нашей истории речь тоже о пальце пойдет. Но здесь одним сломанным пальцем точно не обошлось бы. Здесь пахло последствиями куда более серьёзными.
А начиналось всё примерно так…
- Сергунька! Подь сюды, подсоби-ка мне, малость. Вишь, одному не сподручно мне справиться с этой окаянной бумаженцией, - это дядька Самоха, чабан местный, окликнул проезжавшего на велике парнишку, чтобы тот помог ему прилепить объявление к стене.
Наконец, маленький листок бумаги, прибитый мелкими гвоздиками, к бревенчатой стене сельповского магазина, что уже двумя нижними венцами врос в землю от старости, гласил, что в ближайшее воскресенье будет проходить стрижка овец, принадлежащих сельчанам.
- Ты, сынок, всех своих то, в украйке оповести про стрижку эту. Вдруг кто не придет к магазину и не прочитает сообщение до воскресенья.
Листок маленький, а суеты наделал в деревне прилично. Это значит надо вытащить из-под стрехи, лежащие там с прошлого года, ножницы для стрижки. Специальные ножницы. Два лезвия, склёпаны меж собой загнутой стальной полоской-пружиной и тряпочкой перевязаны, чтоб не сильно раздвигались. Таких, кажись и не встретить теперича, в хозяйственных магазинах. Вот их то, как раз и наточить надобно, как следует, в первую очередь перед стрижкой.
Не забыть приготовить тонкие бельевые веревки для связывания ног баранам и овечкам, когда их стричь будут. Мешки для шерсти тоже необходимо найти в кладовых своих. Если есть возможность, то неплохо бы пригласить своих товарок, у которых уже нет своих овец в хозяйстве, чтобы помогли в стрижке. Ежели, у той, что просит подсобить, в хозяйстве не менее десяти голов. А то и поболе бывает.
Самое время теперь остановиться и рассказать подробнее, для чего были нужны овцы и бараны в деревнях в годы развитого социализма в личных хозяйствах. Держали помногу, особенно в крепких хозяйствах староверов-кержаков. Совсем не оттого, что они так уж сильно любили баранину кушать. Совсем нет, хотя и это имело место быть.
В хозяйствах в первую голову требовалась овечья шерсть. Для чего? Да много для чего она была просто необходима. Вот, к примеру, при выданье дочери замуж, помимо всего прочего, многочисленных подушек, одеял и перин, в числе приданого, очень неплохо бы на свадьбе положить на столы шерстяные половики на пол.
Очень много труда надо приложить, чтобы получились эти красивые, разноцветные, шерстяные дорожки, которые потом сшивались по размеру комнат, куда перейдет жить молодая жена. Ткали эти половики на самодельных ткацких станках, называемых кроснами. Долгий, тяжелый и монотонный труд.
Помимо доморощенных ткачих, в каждом селе были мастера-пимокаты, которые валяли из этой шерсти замечательные валенки. Хочешь черные, хочешь белые. Мягкие, с отворотами для парней и мужиков и без оных для женщин. Тоже нелегкий и вредный для здоровья труд. Преимущественно валяли валенки в банях, где минимум света и чистого воздуха.
В сельповских магазинах, того советского времени, редко можно было встретить в продаже красивые варежки или перчатки. Но не сильно переживали по поводу их отсутствия парни и местные модницы. Вязали в селах прекрасные варежки и перчатки из тонкой овечьей шерсти. Мягкие, теплые. Можно носить просто пушистые и белоснежные, а можно и с вышивками, аппликациями различными. А как тут не вспомнить о теплых носках, опять же связанных из этой овечьей шерсти.
А в магазинах парнишкам и мужикам покупались только, так называемые, мохнашки. Или рукавицы из кожи, обшитые твердой материей сверху и с мехом внутри. Незаменимая вещь и при многочасовом катании с гор, или при долбёжке замёрзших коровьих лепёшек в стайке и прочих работах в хозяйстве.
Вот для чего нужны были овцы и бараны в деревенских подворьях. Своё мясо, а главное, шерсть, из которой крестьяне так много нужных вещей изготавливали. Зимой бараны и ярочки живут вместе с коровами в загонах, а летом все рогатые и безрогие, черные и белые, собираются в одну отару. Теперь они будут жить одной общей семьей на склоне высокой горы, что возвышается над селом.
Бывало, поднимет голову хозяйка на гору, туда, под самую её вершину. Всмотрится пристально, и увидит множество черно-белых, маленьких комочков. Сейчас видит их в вершине одного ложка, а через час они уже в другом. Не просто в логах пасутся, им скалы крутые милее. Вот и лазают по ним, стачивая об камни свои копытца. И что интересно, они ведь наверняка видят с такой высоты и дома и пригоны свои, а вот ни одна из них не стремится оторваться от отары и сбегать домой в самоволку. Нравится, значит, им там. Самое время для любви у них. Время есть и подружек и женихов себе новых завести.
Начальником у них на весь летний период является немолодой уже житель села, фронтовик бывший, который уже, сколько лет подряд пасёт это шерстяное братство. Вот пришло время снять с этого братства веснину, то есть шерсть, что к лету изрядно выросла. Написал чабан объявление и прибил его к магазинной стене. Извещает, что загонит он с вечера субботы своих подопечных в загон, что чуть ниже в логу загорожен. И милости просит любящих хозяек подъехать, подойти к своим кучерявым подопечным, чтобы снять с них несколько килограмм шерсти, которая до зимних холодов вновь успеет отрасти.
Засуетились бабоньки, безлошадные и безтранспортные стали рыскать по селу, к кому бы подпариться, чтобы добраться до овечьего загона. Далековато в гору, ежели пешочком переться надо, а обратно, если с мешками шерсти, так вообще проблема. Кто верхом на лошадях, кто на телегах, кто на мотоциклах, короче, кто на чем, но потянулся люд людской в гору.
А тут, слух прошел, будто тракторист местный, Семен Семенович, с женой своей, Марией Павловной, тоже собираются, как и все, на стрижку овечью. Правда, смех и грех, ярочка то у них всего одна в отаре этой. Но ведь не оставишь же ее нестриженной одну среди своих товарок, да кавалеров-баранчиков.
А так как у Семеныча ДТ-54 с тележкой тракторной у дома стоит, а молва по деревне влёт разнесла, что он тоже едет в овечий загон, то не прошло и полчаса, как в этой телеге тракторной, сидели не меньше полутора десятка женщин, с парой мужиков, в придачу. В телеге, где по трём бортам крупными буквами красовалась заводская надпись, что перевозка людей в ней категорически запрещена. Но разве это могло остановить деревенских бабочек, которым позарез нужно попасть к своим блеющим на разные голоса питомцам.
- Вы что, бабоньки, под суд меня хотите подвести. У вас что, у всех глаза повылазили, разве не видите, что на бортах написано. Запрещено вас возить в телеге этой, чёртовой.
- Семеныч! Ты как будто первый раз замужем! А то не знашь, сколь раз за лето нам в таких тарантасах приходится ездить на покос. Давай, садись за рычаги, да понужай коня своего. Вишь, уже солнце где, овечки в загоне орут, отсюда слыхать, а мы всё на месте стоим.
Махнув обреченно рукой, тракторист Семеныч залез в кабину, где уже сидела его женушка, Мария Павловна. Трактор, выдав из трубы изрядную порцию черного дыма, резво пошлёпал в сторону горы, где и был загон с овечками и баранами. Подъем в гору начинался с довольно крутого взгорка, на который трактор, дымя, влез с телегой только на первой передаче.
Дальше, хоть и наблюдался подъем, но не такой крутой, как в самом его начале и тракторист, Семен Семенович стал переключаться на передачу повыше. Нажимает на педаль сцепления, трактор тут же останавливается, со скрежетом включается передача и трактор, дернувшись, резво рванул дальше.
Рвануть, то, он рванул, но только один. Телега осталась на месте. При переключении, когда ДТэшка дернулся, палец, этот толстый, металлический шкворень, что соединял серьгу с тележным прицепом, вылетел наземь. Трактор облегченно, без поклажи быстренько пошлепал гусеницами дальше. А телега…
А телега, постояв несколько секунд на месте, вдруг решила тоже продолжить движение. Только не вперед в гору, а назад. Где с одной стороны дороги был глубокий овраг, а в конце пути тот крутой спуск, на горку которого, они только что с усилием забрались.
Бабоньки, вначале, когда телега только остановилась, развеселившись, стали смеяться и кричать вслед удаляющемуся трактору, чтобы и их прихватил с собой. Потому, как тракторист Семеныч, как ни в чем не бывало, смотрел только вперед, думая, что телега катится вслед за ним.
Когда же телега потихоньку попятилась назад, веселье женское вмиг переросло в крики ужаса. Тут поневоле закричишь. Спрыгнуть с высокой тележки на землю, очень опасная затея. Это гарантированно поломать себе многие косточки в организме. Остаётся только голосить во всё горло и ждать конца. Не знамо, какого. Набрав приличную скорость, телега должна, или на косогоре обязательно перевернуться несколько раз, или в овраг улететь. Или… А тогда…
С телеги, из этого визжащего от страха, женского хора, сиганул наземь какой-то человек. Нет, не женщина, отчаявшись и до смерти испугавшись, а тот мужик, что чуть ли не в гордом, мужском одиночестве, сидел среди орущих женщин. Какое счастье, что одна из сидящих в телеге женщин, уговорила своего мужа поехать вместе с ней на эту стрижку. Как ни хотел, как ни отбрыкивался парень от такой затеи, но пришлось, в конце концов, уступить жене. Скорей всего, уговорила женушка муженька своего, обещанием поставить на стол, опосля всего, бутылочку для сугрева.
И вот этот парень, Гошка Сорокин, тоже тракторист, молчун и тихоня, соскочив с телеги, кинулся к прицепу. Телега к этому времени уже довольно шустро двигалась вниз под гору. Схватившись за прицеп, парень изо всех сил своих стал разворачивать телегу на ходу так, чтобы она с людьми не катилась вниз, а пошла вдоль косогора и в конце концов, остановилась. К счастью, так оно и случилось.
А что же наш Семеныч? А он только метров через сто оглянулся назад, и к своему большому удивлению обнаружил, что телеги то с женщинами сзади нетути. А когда увидел, где она в тот момент находилась, волосы его, под фуражкой замасленной, как пить дать, зашевелились. Поневоле зашевелятся, когда тебе, не дай бог, за гибель людей, немалый срок светился.
И что же в финале? Может быть, учинило начальство грандиозный разбор полётов. Поощрение и наказание. Счас! Конечно, же, ничего подобного не случилось. Как будто Гошка Сорокин только что и не спас женщин от неизбежной катастрофы. Будто бы всего лишь небольшое недоразумение произошло, чего тут панику поднимать. Просто подобрали, валявшийся на дороге, злополучный палец, прицепили по новой тележку, с сидящими женщинами. А те уже вовсю громко стали роптать, выражать недовольство своё. Совсем не оттого, что им всем несколько минут назад чуть полный кирдык не пришел, а что времени много потеряли из-за этого, чёртова пальца. А там, наверху, ведь их овечки с баранами, нестриженые, ждут. Поехали быстрей!
И ведь ни одна из них не пошла в гору пешком, после случившегося. Вот такие они, наши русские женщины. Кто и в горящую избу войдет и коня на скаку остановит. Но то ведь коня, а тут телега тракторная. А это совсем другой коленкор получается.
Вот на этом и позвольте закончить незатейливую историю с пальцем, с этим металлическим шкворнем, чертовым. Что умудрился вылететь в самый неподходящий момент, чуть было не приведшей к большой трагедии. Слава богу, дальше прошло всё без сучка и задоринки. И овец с баранами остригли наголо и с горы спустились без происшествий. И палец больше не вылетал из положенного ему места. Пусть попробовал бы. Коли теперь его Семен Семенович, для страховки, проволокой прикрутил к серьге. Намертво.