Пушкин Онегин Сб. Сон Татьяны и его смутьяны 9

Поль Читальский
9 - Сон Татьяны.
Роман Евгений Онегин  А.С Пушкина (АСП)

Медведь и Doppelgenger Пушкина

В предыдущей заметке мы остановились на версии: Медведь в сцене 5-ой главы романа «Сон Татьяны» имел функцию Проводника, а его символ означал, что этот Проводник суть Звериный Двойник Человека.

В пушкинское время в литературе эпохи романтизма двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности или антитеза ангелу-хранителю. В произведениях некоторых авторов персонаж не отбрасывает тени и не отражается в зеркале. Его появление зачастую предвещает смерть героя.

По идее Харольда Блума двойник воплощает теневые бессознательные содержания (желания и т. п.), вытесненные субъектом из-за несовместимости с сознательным представлением о себе (напр., под влиянием морали или социума), с его «приятными и приличными» представлениями о самом себе (см. Блум Х. Страх влияния. Теория поэзии; Карта перечитывания / Пер. с англ. С. А. Никитина. — Екатеринбург: Изд. Уральского университета, 1998. — 351 с. Блум Г. Западный канон. Книги и школа всех времен. М.: Новое литературное обозрение, 2017)

Один из первых таких двойников в европейской литературе — Джеральдина, теневая сторона идеализированной Кристабели в одноимённой поэме Кольриджа, написанной в 1797 г[ Харольд Блум. Samuel Taylor Coleridge]. Особенно глубоко тема двойника описана и раскрыта в творчестве немецких романтиков: в повести «История Петера Шлемиля» (1813) Адельберта фон Шамиссо и в произведениях Гофмана («Эликсиры сатаны», «Песочный человек»). У них появляется термин Доппельга;нгер (вернее - Доппельгенгер; Doppelg;nger «двойник»)

« Песочный человек» (Der Sandmann) — сказочная новелла, основанная на народных поверьях о песочном человеке. Песочный человек, Сеятель, Песочный человечек — фольклорный персонаж, традиционный для современной Западной Европы. Согласно поверьям, сыплет заигравшимся допоздна детям в глаза волшебный песок, заставляя их засыпать. Образ Песочного человека может иметь как положительную окраску — это доброе существо, успокаивающее шалунов и навевающее добрые сны, — так и отрицательную — это злое, враждебное существо, навевающее непослушным детям кошмары

От Гофмана тема мистического, часто демонического двойничества перекочевала в произведения А. С. Пушкина. Потом тема развита у В. Ф. Одоевского («Сильфида»), Н. В. Гоголя («Шинель») и Ф. М. Достоевского (повесть «Двойник»), «В зеркале» В. Я. Брюсова, «Петербург» Андрея Белого, «Отчаяние» В. В. Набокова, «Призрак Александра Вольфа» Гайто Газданова, «Тень» Евгения Шварца

Как и песочный человек, медведь в русских поверьях несет биполярную смысловую нагрузку: он и символ грядущей удачи, и предвестник несчастья ... Поэтому его появление в Танином сне может по идее иметь разный знак: а) Таня под защитой властителей Природы б) путешествие в Запредельное в лапах медведя не сулит ничего в будущем, кроме погибели.

В психоанализе феномен двойничества получил истолкование в работах З.Фрейда («Жуткое», 1919), его ученика Отто Ранка («Двойник», 1914, опубл. 1925), У.Биона («Воображаемый двойник», 1950) и М.Долара («В брачную ночь я буду с тобою», 1991)

В качестве двойников субъекта-мужчины почти всегда выступают лица мужского пола, ибо двойник — это нарциссическая проекция, препятствующая формированию отношений с лицами противоположного пола

Поскольку в конце сна в сцене попытки инициации Татьяны ее Евгений проявлен с его реальным мирским лицом, то его двойник логично показан со звериной маской. Поэтому доступно полагать: медведь — это двойнк Евгения Онегина

Когда в развязке своей истории с Евгением Таня роется в записях и книгах в кабинете уехавшего в странствия Евгения -убийцы поэта, — она обнаруживает нечто такое, что позволяет ей декодировать часть сна и заключить «Уж не пародия ли он»!
Всё бы в части сна Татьяны сошло бы за сказку и фантазии Пушкина, но Евгений убил поэта, а Татьяна отдана замуж за князя и генерала

Человек и его двойник — одна из основных тем философии экзистенциализма. Она имеет свои корни в философии и Концепция души Ба и Ка древних египтян. Но мы не станем уходить в эти дебри Премудрости — ограничимся одним намеком...

***

Таня, увидев первым Медведя и будучи по складу натуры и души  русской, поняла = тема ее сна = жених! и замужество в целом

Это следует из фольклорных народных навыков

Набоков В.В :
Заметим, что медведь, онегинский кум (гл. 5, XV, 11), из пророческого сна Татьяны, который помог ей перебраться через ручей (XII, 7—13), предвозвещает ее будущего мужа, дородного генерала, онегинского родственника. Интересный ход в развитии пушкинской композиции, замечательно выверенной; смесь творческой интуиции и художественного прозрения.

Пимонов В.И.:
Пророческую подоплеку сна можно разделить на две части: первую связывают с будущим замужеством Татьяны (медведь / Онегин в роли жениха), вторую - с убийством Онегиным Ленского

________________________________________

Самый большой толк о медведе во сне нашел у Ранкур-Лаферьера Д. в главе "Пушкинская непохищенная невеста - психоаналитическое исследование Татьяниного сна"   кн. Ранкур-Лаферьер Д. Русская литература и психоанализ - 2004:

(фрагменты)

Лишь некоторые критики — включая непсихоаналитиков — заметили  эротизм в Татьянином  сне 

Например,  когда девушку преследует медведь по глубокому снегу, она теряет башмачок,  роняет носовой платок и не смеет приподнять свое платье  («Одежды край поднять стыдится»). Затем она отдается во власть медведю, который несет ее, а позже сам Онегин увлекает ее на скамью, где мог бы произойти любовный  акт, не вмешайся внешние силы.


Трудно представить, как Татьяна могла пройти по тонкому ледяному мостку, не разрушив его. Однако мосток пройден. И Татьяна, и медведь желали осуществить это действие. Вопрос: в чем  оно  состояло?  Конечно,  это не мог быть тривиальный литературный переход через необычайно узкий мосток.  Мы имеем  дело  и  со  сном,  и  с литературным  произведением — поэтому смысл не может быть очевидно-литературным.
С психологической точки зрения, пугающий путь, который Татьяна должна проделать — и получить при этом помощь, — это путь от ее девического состояния к состоянию гетеросексуальной зрелости. Узкий мосток, который неминуемо должен развалиться в процессе движения по нему, — это ее девственная плева, а медведь, который содействует разрушению плевы, — ее желанный жених. Как только она перешла через поток, первый акт ее гетеросексуальной связи состоялся.

«Не сподручно бабе  с медведем бороться: того гляди юбка раздерется!» 

Для олицетворения же  «звероподобного» (полового акта)  сгодится любое животное.  В свою фольклорную группу «зверь-жених» психоаналитик  Стит Томпсон включает медведя, льва, тигра, крысу, леопарда, свинью, коня, волка, змею, крокодила, черепаху, журавля, филина, сороку, ворона, петуха и рыбу . В специфическом русском контексте, конечно,  следует ожидать медведя, но и в других культурах медведь  появляется  вновь  и вновь,  вступая в  определенные отношения с женщиной — диапазон их варьируется от враждебных до эротических:
В601.1.1:  медведь похищает девушку, делая ее своей женой;
R45.3.1:  медведь держит замужнюю женщину заточенной в берлоге;
В611.1:  медведь влюбляется;
Н1537.1:  медведь играет с героиней в игры;
В621.1:  медведь в роли жениха;
Т244.1:  женщина выдает медведю местонахождение мужа;
R111.1.13.1: женщина спасается из медвежьей берлоги.
Б. Роуленд приводит несколько примеров из истории западноевропейского искусства и религии, где медведь символизирует  «мужскую  сексуальность»,  или  «похоть»  (см.:  Rowland 1973: 32-33).

«Указатель сказочных сюжетов» Н.П. Андреева дает специфически русские примеры:  женщина вытаскивает занозу из медвежьей лапы (см.: Андреев  1929: 21, No  156), девочка заставляет медведя нести себя и своих мертвых сестер домой в мешке (Там же: 28, Nо 311), девушка должна стать женой медведя, который превращается в царевича (Там же: 34, Nq 425С, 426).

Предметный указатель В.Я. Проппа, приложенный к собраниюА.Н. Афанасьева (Афанасьев  1984—1985/3: 470), включает, например, такие темы, как: медведь играет с девушкой в жмурки, медведь съедает злую девицу, медведь живет с девицей, с женщиной и приживает сына, и т. д. 


С точки зрения простых русских женщин медведь воплощает и насилие, и сексуальность. Так, в монументальном «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Даля (середина XIX в)  на этот счет приведена пословица:  «Не сподручно бабе  с медведем бороться: того гляди юбка раздерется!»  (Даль  1955/2:  312).  Одна из «заветных»  сказок Афана­сьева «Медведь и баба» иллюстрирует эту идею

Похоже, что медведей, гениталии и насилие русский народ ассоциировал друг с другом.  Ассоциативное  отождествление последних двух так или иначе характерно для русских: «Либо х*й пополам,  либо п*зда вдребезги»  (Афанасьев  1997:  494)

 Однако, несмотря на идею о том, что сексуальная связь — это насилие  (а первая сексуальная связь действительно есть в чем-то насилие для женщины), притягательность секса всё же существует. На каждую унцию страха приходится фунт либидо. Поэтому Татьяна желает Онегина больше, чем боится его, иначе она не делала бы шагов  навстречу  ему.  В  только что процитированной сказке  крестьянская  женщина отнюдь  не бежит, спасаясь, при виде медведя (так же, как Татьяна сначала не бежит от медведя, а принимает его помощь в своем сне),
а заводит с ним  беседу,  как если бы он предлагал ей что-то, помимо  борьбы.  Это  «что-то»  определено в ясных терминах другой народной пословицы, записанной Владимиром Далем: «Давай *** свежий, хоть медвежий»  (Афанасьев  1997: 490).

Татьяне нужен пенис, даже если это пенис страшного медведя  (или любого другого животного). Лучше пенис животного, чем пугающе-желанный пенис Онегина. Лучше животные в сновидении,  чем сам Онегин, поскольку тогда он останется далеким идеалом для наивной героини.

Первым, кто детально рассмотрел параллели между встречей с Онегиным в саду и встречей в сновидении с медведем, был Ральф Мэтлоу (см.: Matlaw 1959). Конечно, в обеих сценах име­ется много различий, например, первая происходит летним вечером, тогда как вторая — зимней ночью. Но сходство поистине замечательно. В дополнение к тому, о чем уже говорилось, Мэтлоу рассматривает другие общие детали. Лесок в саду стал лесом из сна.  Мосты и ручей в  саду превратились в ледяной мосток и стремительный ручей (ср.: Nabokov 1975/1: 42). Татья­нино восклицание «Ах!», прозвучавшее при появлении Онегина, повторилось, когда во сне перед ней впервые показался медведь (ср.: Nabokov 1975/2: 504; Gregg 1970: 496). Медведь протягивает Татьяне лапу так же, как Онегин подает ей руку в саду. Всё это сходство приобретает смысл в свете психоаналитической идеи о том, что элементы любого сновидения почерпнуты из жизни видящего его.  События,  «всплывшие» в сновидении, могли иметь место за день или два до него или в далеком  детстве  спящего  (см.:  Freud  1953—1965/4—5).  Встреча с Онегиным в саду описана в главе,  непосредственно предшествующей сну, в летнюю пору.  Сон же снится следующей зимой, в январе.  Сон воскрешает летнюю встречу с  Онегиным, но только после того, как проявились недавние впечатления от зимнего пейзажа (начало пятой главы)

Рассказчик замещает медведя Онегиным. Медведь просто исчезает,  принеся Татьяну  в  лесную  обитель  Онегина  (ср.: Харазов  1919: 15; Matlaw  1959:  490—491  — эти исследователи считают, что  медведь и Онегин функционально  эквивалентны). Если в первой половине сна Татьяну пугал медведь, то во второй — Онегин и окружающие его монстры

Некоторые ученые интерпретируют первую часть сна как предвещающую будущее,  утверждая,  что медведь — это не Онегин, а потенциальный жених, который будет докучать Татьяне  своим ухаживанием,  или даже тот генерал,  за которого  она  выйдет  замуж  (см.:  Tangl  1956;  Gregg  1970; Nabokov 1975/1: 43; Там же/2: 503, 519-520; Nesaule  1967:  121)

О провидческих снах можно говорить только в том смысле, что они выражают желание  будущего. 
Фрейд формулировал это так:
Разве ценность сновидений в том, чтобы дать нам знание о будущем?
Конечно же это не  так.  Правильнее сказать, что вместо этого они дают нам  знание  о  прошлом.  Ибо  сны родятся из прошлого.  Однако то,  что древние верили,  будто сны предсказывают будущее,  не совсем  безосновательно. Изображая наши желания исполненными, сны в конце концов приводят нас в  будущее.  Но  это  будущее, которое спящему видится настоящим, творится его желаниями по образу прошлого (Freud  1953—1965/ 5:  621)

В  самом сне Онегин — «тот, кто мил и страшен ей». С одной стороны,  Евгений влечет Татьяну,  и его положительный ответ мог привести к наслаждениям сексуальной связи, с другой — эта связь проблематична. Она не только подлежит социальному осуждению,  если будет протекать вне брака,  но  и  породит для  девушки  новые  тревоги,  связанные  с возможным расставанием с  Онегиным.  Связь вне или в рамках брака — всё это проблема Татьяниной девственности. Как я упоминал выше, добродетельные девушки из помещичьего сословия должны были оставаться невинными до замужества, и Пушкин напоминает об  этом образностью,  намекающей на дефлорацию.

Амбивалентность Татьяны по отношению к Онегину понятна.  Если она бежит от его  образа и в  саду,  и во  сне,  мы не должны заключать, что она его не любит. Напротив, ее застенчивость и колебания между влечением и страхом только усиливают наше впечатление, как он важен для нее.  Она делает то, что и должна делать молодая влюбленная девственница.

прим.
мотив  «медведь — липовая нога»  (Андреев  1929:  21,  Nq  161), который Саша Соколов остроумно использовал в своем романе «Шко­ла для дураков»,  чтобы передать страх перед кастрацией.