Глава 2
ВОЗВРАЩЕНИЕ ШЕФА
В «Барказе» я впервые познакомилась с айтишниками, они отличались от остальных сотрудников каким-то особенным, направленным внутрь себя взглядом, убирали волосы в конские хвосты и разговаривали на абсолютно непонятном для простого смертного языке. Одним словом, это была офисная элита.
Первые в мире айтишники появились еще в девятнадцатом веке с изобретением вычислительной машины. У нас в девяностых таких людей называли программистами. Хоть «диалект» их и был английско-русский, для меня как филолога эти личности представляли безусловный интерес.
Однажды в издательство забрели «люди с баночным», которых вполне можно было назвать «людьми в черном», что соответствовало их внешнему виду, но именно баночное пиво являлось основной отличительной чертой айтишников. С бутылками программистов я ни разу не видела, потому что именно из банки извлекалась неповторимая мелодия, предваряющая увлекательную беседу. Компьютерщики делали разом «Чпок!!» или по кругу «Чпок-чпок-чпок!», что звучало как «до-ре-ми!», и начиналось общение.
Вереди всех шагал Сергей Гордеев, за плечами которого был радиофак, то есть о компьютерах он знал все и постоянно совершенствовал свои знания. Очки, вылинявший хвост на аптечной резинке и неизменная дымящаяся сигарета в зубах – нет, это не житель Острова свободы, это Гордеич, который с легкой руки Кальмарова стал Горынычем из-за постоянно выпускаемого дыма. Кто курил из них больше – здесь можно было только поспорить. Если бы Горыныч обладал таким же высокохудожественным мышлением, как наш редактор, то придумал бы Григорию Семеновичу кличку в ответ, но программисту было не до шуток.
Следом за ним нарочито вальяжно передвигался Тарас Пасечник в таких же очках, с хвостом и сигаретой, напряженно сжимаемой в зубах, только, увы, он был лишь уменьшенной копией Горыныча, своего учителя, а если быть точнее – то «утонченной», Тарасик имел тщедушное телосложение и отнюдь не богатырское здоровье, чтобы постоянно так же дымить.
Шествие замыкал, как бы делая всем одолжение, дизайнер Вячеслав Розанов, которого Афродита Прохоровна ждала еще накануне, а меня торопила с вычиткой. Вячеслав не считал себя программистом, он ставил более высокие ориентиры.
Общаясь друг с другом, айтишники обычно никого вокруг не замечали, и я поначалау слилась для них в тот вечер с издательскими стенами.
– Купил себе пень, винт сказёвый, – начал задымлять помещение Горыныч.
– Видяха – матрас? – как бы между прочим поинтересовался Розанов.
– Матрас, четыре мегА памяти! – хвастанул Горыныч, жадно припав губами к банке.
– Класс… – тихонько присвистнул Тарасик.
– Не свисти, денег не будет, – зыркнул на него Розанов.
– Крысу вчера искал, все магазины оббегал, – Горыныч сел в кресло и устало забросил ноги на стол.
– А че искать-то? Их же полно, – Тарасик тряхнул хвостом и подслеповато прищурился, наконец увидев меня. – Наталья?! А мы тебя и не заметили.
– О, здорОво, Наташка, пиво будешь? – с готовностью скинул ноги Горыныч.
– Ну давай, все равно сегодня уже не поработать, – вздохнула я, оценивая обстановку.
– Рабочий день для красивых женщин закончен! – Горыныч открыл банку и передал ее мне через Тараса.
– Я закурю? – робко взглянул на меня Тарасик и превратился в знак вопроса, виновато скрючившись на краешке стула.
В девяностые всюду и много курили: в кафешках из-за столба дыма не видно было даже соседа, в университете – тоже хоть топор вешай, а в нашем издательстве с приходом программистов запах курева стал вытеснять даже столетний грибок.
– Прикинь, поставил я четвертый камень на свою мамку, – наконец взял слово Тарасик. – Хотел масдая установить девяносто пятого. Пытался камень разогнать, а он сгорел! Ну я мамку в топку, камень – на брелок…
– Линукс рулез! Масдай – сукс! Давайте выпьем за это, – произнес тост Горыныч, достав новую банку, а пустой ловко запустив в мусорную корзину.
– Да, давайте выпьем за линукс и чтоб сдох этот масдай наконец! – раздосадованно поддержал учителя Тарасик.
Программисты вместе с дизайнером отпили.
– А ты, Наташка, че не пьешь за линукс? – робко улыбнулся Тарасик.
– Как я могу пить за то, чего не знаю, – пожала плечами я.
– Это операционка правильная. За ней будущее! – важно пояснил Розанов.
– Надежная как скала! У нас на радиофаке… – с упоением приготовился вспоминать Горыныч, но его речь прервал звонок с радиотелефона.
Трубку Горыныч, как и сигарету, всегда носил с собой и выкладывал на видное место – то ли чтобы поднять свою значимость в глазах окружающих, так как кроме пейджеров тогда у большинства никаких мобильных средств связи не было, то ли как атрибут делового человека, всегда находящегося в зоне доступа.
– ЗдорОво, Костя! – деловито буркнул в телефон Горыныч. – Да, уже тут. Дрова поменял. Жду.
– Николаич? – вытянул шею из-за монитора Розанов.
– Ага, идет, – закинул ногу на ногу Горыныч.
Не прошло и пяти минут, как стекла в окнах содрогнулись от пронзительного голоса шефа. Не могу сказать, к счастью это было или наоборот, но Константина Николаевича Барабашко в "Барказе" видели крайне редко – он находился в круглогодичных командировках в погоне за заказчиками. Вот и на этот раз директор вернулся из Казахстана – поездка была необычная и многообещающая...
– ЗдорОво, труженики! – Барабашко облетел присутствующих, тряся каждого за руку.
– Нат-ташка?! – метнулся в мою сторону Константин Николаевич, мы виделись всего второй раз, первый был почти сразу после моего устройства на работу, а потом шеф исчез в свою командировку. – Здар-р-рОво! Как дела? – и, не дожидаясь ответа, бросился к программистам.
Шеф нарезал круги по офису, иногда сбавляя скорость, и на очередном витке притормозил возле замершего с пивной банкой в ожидании распоряжений Горыныча.
Барабашке никогда не предлагали выпить, потому что он всегда был за рулем и часто выглядел измученным – от нескончаемых дел у директора сдавали нервы.
– Че подписать? Че подписать? – скороговоркой выпалил Константин Николаевич.
– На вот подпиши, – Горыныч с видом заслуженного программиста, которому не положено никуда спешить, достал из портфеля бумаги.
Барабашко нервно пробежался глазами по документам и сделал авторучкой несколько размашистых каракуль.
– Дрова, говоришь, наломал?.. – вспомнил шеф и снова, подобно застрявшему в шторе шмелю, заметался по комнате. – Молоде-е-е-ец, Серега! Возьми с полки пирожок!
– Да все по плану, – хлопнул себя по бедру Горыныч в поисках зажигалки. – Сегодня резать буду.
– Резать будешь, только не зарежь! – оглушительным фальцетом взвизгнул, рассмеявшись, Барабашко, а потом, резко посерьезнев, спросил: – Из администрации звонили?
– Да, Прохоровна с ними разговаривала.
– Таа-а-а-ак, пр-рекр-расно! – Барабашко ущипнул себя за бороду, наконец остановившись.
– Че, как Казахстан? – наконец нашел зажигалку Горыныч.
– Отлично! Ва-ще отлично! – снова подскочил Барабашко и крутанулся на месте, прищелкнув каблуком. – В ихней администрации со всеми договорился. Подписали договор на книгу! Так что собираемся в экспедицию!
– Какую? – оторвался от верстки дизайнер Розанов.
– Фотоальбом о природе Казахстана, – деловито пояснил шеф. – И еще! С нами поедут экологи из университета собирать материалы об Аральском море.
Барабашко без сил рухнул напротив Горыныча.
– Фью-ю-ють! – только и мог сказать Тарасик.
– Работы будет полно… – подвел итог Константин Николаевич. – Да ведь, Наташка? Поедешь с нами?
– Не думала еще, – я демонстративно задвигала компьютерной мышью, сделав вид, что меня отрывают от работы.
– Что вы там делаете?! Что вы там делаете с Кальмаровым этим, что никак закончить не можете?! – набросился на меня шеф. – Афродита уже нажаловалась на вас.
– Мемуары полковника Воронца «Как я был лей…»
– Заканчивайте вы с этим полковником! Всякую пургу метет, а денег даже на бумагу жалеет! Где же это видано, чтобы на газетной бумаге мемуары полковника печатались! Кстати, он с нами собирался в Казахстан, – застрочил как из пулемета Барабашко, не дав мне договорить.
– Да я и так работаю, – я поддалась возбужденному настроению шефа и, забывшись, оттолкнула пивную банку – пенная жижа тут же залила клавиатуру.
Глядя, как неспешно лопаются золотистые пузырьки, просачиваясь между букв, я замерла, не смея поднять взгляд на директора.
– Ничего, ничего! – услужливо подбежал с платком Тарасик, словно желая промокнуть мои еще не успевшие выступить от отчаяния слезы. – Я все почищу сегодня вечером. Будет клава как новенькая!
Барабашко с укором посмотрел на нас и, крутанув под собой кресло, выпрыгнул с него, как пробка из бутылки.
– Наташка! Веди себя прилично! – пригрозил мне он и снова испарился по своим делам.
Продолжение следует