Увы, дачный четверг я не вынес. Проснулся, как обычно в 5.00, но с каким-то тревожным чувством. Все пошло не по плану. Посмотрел прогноз погоды - без осадков, жарко.
В 6.00 отправился на первую электричку, а протопав полпути, понял, что иду в домашних тапочках. Вернулся, переобулся, спустился лифтом вниз, а мельком глянув в зеркало, обнаружил, что забыл бейсболку и выгляжу, как дикобраз. Возвращаться не стал.
На станции обнаружил закрытые билетные кассы и негодующую толпу.
Билет удалось взять. С трудом одолев гигантские лестницы станции, мокрый и растрепанный, попал, наконец, на третью платформу.
- Афанасич! - вдруг донеслось откуда-то сзади. В последний раз меня так звали лет тридцать назад в РКК "Энергия", где проработал 20 лет и откуда ушел добровольно, не выдержав гримас перестройки.
Оглянувшись, увидел какого-то старикашку, бодрым шагом устремившегося ко мне. Вот кого бы век не видал. В работе мы никак не пересекались, а сталкивался с ним в основном по вопросам так называемой общественной деятельности. В армии у нас ничего подобного не было, а на гражданке на меня, принципиального "антиобщественника", устроили настоящую охоту. В итоге почти год исполнял обязанности профгруппорга.
Что ему надо от меня теперь, через столько лет? Скорее всего, просто узнать, не устроился ли я в этой жизни лучше его, не обскакал ли ненароком? Вряд ли простил мне, что он так и остался вечным старшим инженером, а я всего за год создал два перспективных сектора и возглавил их, вытащив три проваленные нашим испытательным комплексом важные работы.
Нет, мы с ним отнюдь не друзья не товарищи и даже не сослуживцы. О чем мне с ним говорить и что вспоминать, когда вспомнить собственно нечего. Скорее бы электричка, а то еще увяжется со мной.
- Сколько лет, сколько зим, - загнусавил он и поставил рядом со мной две объемистые сумки и рюкзак.
- Сколько? - с удивленным видом спросил некогда грозного "соперника" по части общественной жизни, - А-а-а... Привет-привет... На рыбалку собрался?
Тот опешил:
- Ты что, Афанасич! На какую рыбалку? Это ты меня с кем-то перепутал. Я не по этой части... не узнал, что ли? - обиженно посмотрел он на меня.
- Не узнал, - подтвердил его догадку, размышляя, как еще протянуть время до прихода электрички.
- Ай-яй-яй, Афанасич, стыдно забывать товарищей, с которыми проработал бок о бок двадцать лет.
- Стыдно, - согласился с ним, - И где же это мы с тобой работали бок о бок?
- Да тут недалеко. В Подлипках-Дачных! Вспомнил?! - торжествующе посмотрел он на меня.
- Не-е-ет... Ты что-то путаешь, господин хороший. У меня дача в Бужаниново, на девяностом километре. А чай под липами, насколько помню, распивали на картине "Чаепитие в Мытищах". А тебя, извини, не помню. Нет тебя на той картине.
- Ладно, Афанасич, сейчас вспомнишь. Остановки от Мытищ до Пушкино, надеюсь, не забыл?
Мысленно перечислил остановки: Строитель, Челюскинская, Тарасовская, Клязьма, Мамонтовская. Кажется, все. Ну, я тебе сейчас устрою цирк с конями. Скорее бы электричка.
- Вроде не забыл. А что?
- Одну станцию назвали в честь моей фамилии. Угадай с трех раз.
Сделал вид, что задумался. Две минуты томительного ожидания электрички.
- Ну, Афанасич. Я жду. Не выспался что ли?
- С вами выспишься, как же... Скорее всего Челюскин. Угадал? - радостно взглянул на соратника по общественной работе.
- Издеваешься?! - едва ни подпрыгнул тот от возмущения.
- Неужели Мамонтов? - с неким сомнением поспешно сделал вторую попытку.
- Да ты что, Афанасич! - огорченно махнул он рукой, - Если бы! Ну, теперь точно угадаешь.
- Строитель? - конечно же, безуспешно использовал и последнюю попытку.
- Нет такой фамилии! Не угадал. А еще хвалился своей феноменальной памятью. Тарасов я! Тарасовская от фамилии Тарасов! - буквально выкрикнул ее носитель.
- Тарасов умер, - невольно отскочил от него на шаг, - И платформу в его честь назвали. А причем здесь ты, не понял.
- Да что он один Тарасов?
- Почему один? Дочка у него растет, тоже дрессирует кого-то. Так мы что, у него с тобой работали?
- Афанасич, да что с тобой?.. У Мазо мы работали! Помнишь такого?
- Мазо, шизо, физо, - задумчиво произнес изречение одного из товарищей по поводу нашего начальника, - Физкультурник что ли? - спросил Тарасова.
- Да-да-да! - раздраженно прокричал он, - Ты не болен, случайно?
- Угадал... Оттохондроз проклятый, ничего не помню.
- Надо же, Сашу Отто запомнил, хоть он у нас всего три года проработал, а меня не помнишь, - обиделся Тарасов.
- Не переживай ты так. И Отто не помню. тем более, их целая шайка, и все, как ни странно, родные братья.
- Кто братья?
- Как кто?.. Пушкин, Лермонтов и Гоголь. Это они придумали болезнь, когда все трое были Отто и жили в Пушкино. А болезнь в их честь называется оттохондроз. Это когда ничего не помнишь. Весь мир ею сейчас ею болен, и наша страна зацепила ее по полной, всю свою историю забыла и даже коммунизм с развитым социализмом.
- Ладно, Афанасич, моя электричка.
- В Тарасовку?
- Нет! В Болшево! Прощай, болезный, почти бесполезный!
- Пока-пока! Привет большевикам! - махнул ему на прощанье...
И вот проехали Мытищи, Пушкино, - и за окном повис густой туман. Нет, без дождя не обойдется, мелькнула мысль. В тумане проскочили "Тарасовскую" и о Тарасове забыл, как о наваждении.
Разгоняя туман заунывными гудками, электричка стремительно летела по "бархатным" путям скоростной магистрали, невольно укачивая своих ранних пассажиров.
- Афанасич! - неожиданно услышал знакомый голос.
Оглянувшись, увидел спешащего по узкому вагонному проходу Тарасова. Этого мне только не хватало. Интересно, как он сюда попал. Ведь давно уехал в свое Болшево.
- Нашел! Теперь не убежишь! - ухватил он меня за плечо.
- Не понял юмора. Ты откуда взялся?
- Сошел в Мытищах и пересел в твой поезд. Вот, нашел, наконец.
- Зачем, интересно?
- Знаешь, Афанасич, в ты все же украл у меня 2 копейки.
- Интересно, когда это я успел? - невольно рассмеялся столь нелепому обвинению, - Уж не выпуска 1947 года?
- Причем здесь год! - неожиданно рассердился Тарасов, - Деньги есть деньги. Я стал беднее на 2 копейки и все из-за тебя. Правда, это было давно, но если по совести, то ты должен вернуть мне мои деньги с процентами.
- Допустим, Слава, - вдруг вспомнил его имя, - Но мои 2 копейки СССР у нумизматов стоят 300 тысяч современных рублей. А 2 копейки, выпуска 1947 года - около миллиона.
- Да ты что! - побледнел Тарасов, - Правильно сделал, что догнал тебя, ворюга.
- Осторожней в выражениях! Думай, что говоришь! Это ты все никак не успокоишься с теми профсоюзными взносами? - мгновенно вспомнил ту дурацкую историю.
- Ну, да. Я тогда четыре часа подсчитывал и соображал, прежде чем подошел. А подсчитал, обалдел. Представь, получил зарплату, а через неделю отпускные. А после отпуска мне вручили квиток моих доходов за месяц. Ты, конечно, получил от меня взнос за сумму, что в квитке. А вот если посчитать две суммы отдельно, то взнос будет на 2 копейки меньше. И почему я их должен терять?
- Слава, я же тебе еще тогда объяснил, что действовал строго по инструкции. И тебе предложил написать заявление, если с чем-то не согласен. И даже предложил свои 10 копеек компенсации, потому что двушки у меня не было. Ты отказался. А потом нас разогнал Мазо и сказал, что не зачтет тебе 4 часа работы, которые ты перевел на поиски своих двух копеек, обокрав государство аж на 4 рубля. Все понял? Что ты от меня хочешь через 40 лет?
- Хочу получить свои 2 копейки. А вдруг они уже стоят миллион! - объявил свою цель тупой упрямец.
- Слава, ты не забыл, в каком мире мы живем? Да за миллион я просто обязан тебя убить, - пошутил я. Неумно пошутил.
- Но-но-но, Кузнечик! - мгновенно вытащил он из-за спины бейсбольную биту.
- Ха-ха-ха! - рассмеялся я на весь вагон и проснулся...
"Ну, Сюсюкало", - тут же вспомнил полигонную кличку Тарасова, нашу ушедшую в небытие молодость и то недолгое время, когда попал под влияние "общественников" и даже исполнял какие-то обязанности, никак не связанные с той грандиозной работой, которую мне посчастливилось успешно реализовать в РКК "Энергия" имени С.П. Корполёва.